Он вытащил пачку сигарет и протянул ей одну. Она покачала головой.

– Ты всегда была примерной католичкой.

– Да ты сам прислуживал в церкви, – напомнила она.

– Ага. – Нейл пустил струю дыма в потолок. – Это ведь отец Райли научил меня всему, что мне следовало знать, – у себя в каморке. – Он усмехнулся, на этот раз с горечью, и взглянул на Крисси, словно интересуясь, не шокирована ли она его словами.

Крисси никогда не допускалась в ризницу их храма, с отцом Райли или без него. Католическое воспитание девушек, в конце концов, имеет свои преимущества.

– Кто-то шантажирует Патрика, – сказала она.

– Почему?

– Он голубой.

– Идиотское слово, – сказал Нейл. – Ни один из тех, кого я знаю, не носит голубых тряпок. Ну а от меня чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты выяснил, кто это.

– Думаешь, я смогу?

Нейл пристально смотрел ей в глаза:

– Деньги у тебя есть?

Она вынула сотню, которую достала сегодня из банкомата.

– Гомосексуализм – не преступление.

Взгляд Крисси был яснее слов.

– Понимаю: если ты католичка, то это навсегда.

– Мне-то плевать. Это все его работа в школе. Если там об этом пронюхают, то он должен будет уволиться. И наш отец с братьями… они все такое ненавидят. Если отец узнает, что Патрик голубой, то он запретит ему появляться дома, и матери его больше не видать.

– Эх, счастливые семьи. Письмо принесла?

Она подала ему письмо:

– Патрик пока ничего не знает. Оно пришло по почте, и мать вскрыла конверт. Я сказала ей, что какая-то девушка написала это из ревности.

Он присвистнул:

– Твой старший брат спутался с дурными людьми, Крисси. Ему бы нормального постоянного друга.

– Перестань!

– Ладно. Если я узнаю, кто это, что ты будешь делать?

Крисси покачала головой, потому что понятия не имела, что она будет делать. Все, что ей хотелось сейчас, – это узнать имя. Этого было достаточно.

Нейл посмотрел на часы:

– Мне нужно идти.

Крисси протянула ему клочок бумаги с номером телефона лаборатории.

– Я знаю, где ты работаешь, – сказал он, засовывая бумажку в карман. – Я видел тебя из парка.

Когда Крисси вышла из подъезда, начинало моросить. Неподалеку под фонарем стояла большая машина. Ее дымчато-серая крыша уже блестела от дождя. На углу она обернулась и увидела Нейла, который открыл заднюю дверь и юркнул в машину.

Нейл Макгрегор жил на той же улице, что и Крисси, пока отец не выгнал его из дому, когда тот подрос. Его отец и сам был парень не маленький, и для двоих больших парней в одном доме места не нашлось. А миссис Макгрегор не хватало на то, чтобы уследить за обоими. Старший Макгрегор частенько прикладывался к бутылке, и уж по четвергам обязательно. Вечером в четверг половина их улицы накачивалась в пабе пивом, а другая половина в это время употребляла бренди. Некоторые, как мать Крисси, шли в церковь.

Уж если за кого на этом свете и молились, думала Крисси, так это за отца.

Ее мать называла Нейла «маленький оборвыш», но в нем было что-то такое, отчего у каждой двери ему обламывался жирный кусок.

Когда старшего брата Нейла, служившего в десантном полку, отправили в Белфаст, их мать и мать Крисси начали ставить в церкви целые вереницы свечей. Но это не уберегло его от смерти. Взрывом ему разворотило живот, и внутренности полетели в женщину, которая проходила мимо с коляской. После этого папаша Нейла стал напиваться еще чаще, а сам Нейл совсем отбился от рук миссис Макгрегор, пропадавшей в церкви.

Прижавшись лицом к оконному стеклу, Крисси смотрела, как по нему скатываются дождевые капли. Нейл почти совсем не изменился. Темные волосы, голубые глаза (ирландский святой, говорила ее мать) и улыбка, которая – живи он в другом месте – могла бы сделать из него кинозвезду.

Автобус медленно полз вверх по холму – через площадь Сент-Джордж на Мерихилл-роуд. Справа из тумана неожиданно вынырнула громада многоэтажного дома.

Крисси и Патрик были из числа немногих обитателей их улицы, кто «вышел в люди», не считая тех, кто подался в армию. Трое братьев Крисси существовали на подачки от нее, от Патрика и от государства. Иногда ей казалось, что они счастливчики. Если бы не расходы на них, она бы давно переехала в собственную квартиру, и сейчас она бы направлялась туда, а не тряслась в автобусе обратно на Мерихилл.

Если она чему-нибудь и научилась в церкви, так это терпеть и молчать. Отец Райли был хороший педагог. Даже Нейл держал язык за зубами. Старого Райли уже не было. Но он отбыл не в лучший из миров, а в приют для престарелых священнослужителей. А в тамошней ризнице небось не потрахаешься.

Когда автобус добрался до конечной остановки, Крисси дождалась, пока все выйдут. Она опасалась, что встретит кого-нибудь из знакомых, и тогда придется всю дорогу поддерживать разговор, а ей нужно еще отрепетировать речь для матери, в которой она объяснит, что письмо про Патрика – это дерьмо собачье (нет, необходимо подыскать другое выражение, ибо ей запрещено ругаться, несмотря на то, что в их доме проклятья раздаются чаще, чем молитвы из уст Папы Римского). У Патрика есть девушка, так она скажет матери. Она сама с ней встречалась, и Патрик в скором времени хочет пригласить ее домой. Ее зовут Тереза, и она, должно быть, из наших. Если все сойдет гладко, то мать, может, и не потащится сегодня в церковь жечь свечи, а посидит со стаканчиком хереса у телевизора.

Но братья, думала Крисси, это совсем другое дело.

Шон уехал. Остался только стук его каблуков по лестнице, грохот захлопнувшейся двери и гул удаляющегося такси. Рона стояла посреди пустой комнаты, где до сих пор витало эхо его гнева.

– Это глупо, Рона. Сначала ты не едешь, потом едешь, потом снова не едешь. Что, черт возьми, происходит?

– Я не хочу ехать, вот и все. – Она понимала, что это звучит неубедительно.

– Но ты же сказала Крисси, что уезжаешь. Ты же взяла отпуск.

– Я передумала.

– Почему?

Она молчала. Она не могла ответить.

– Если ты это из-за женщины в галерее…

Не желая говорить о той красотке, Рона перебила его:

– Я не могу бросить лабораторию. Мы пока еще не закончили с экспертизой.

– К черту экспертизу! – Он шагнул к ней.

– Нет!

– Что значит «нет», Рона?

– Не трогай меня!

Он резко остановился, и от его взгляда в груди у нее похолодело. Она не хотела так говорить. Она не хотела, чтобы он касался ее, потому что тогда бы она поехала с ним, а она не могла, и не могла объяснить почему.

Раньше она никогда не видела его в гневе. Он повернулся и пошел к двери.

– Я позвоню, когда устроюсь на месте. – Его голос звучал холодно, отчужденно.

Рона кивнула, не в силах больше спорить. Теперь ей стало горько оттого, что она теряет его. Она не хотела, чтобы он уходил вот так, не хотела, чтобы он уходил вообще. Она хотела, чтобы он остался. Хотела рассказать ему, что случилось. Рассказать, какой это кошмар. Пусть бы он образумил ее. Но это означало раскрыть свою тайну. А она не могла. Сейчас не могла. Вероятно, не сможет никогда.

Как обычно, все самое важное осталось в стороне, думала она. Только прибавилось недоразумений.

Шон не поверил ее отговоркам насчет работы. Он знал, что она лжет. Да и сотрудников теперь у них хватало. Тони вернулся из Мексики, где проводил отпуск. На самом деле это Тони подбросил ей идею объявить, что она уезжает в Париж с Шоном.

– Крисси права, – сказал он ей, – вид у тебя дерьмовый.

– Спасибо, Тони!

– Тебе нужна передышка. Поезжай в Париж заниматься любовью со своим дружком, а мне дай пока похозяйничать в лаборатории. Неделю, не меньше.

Рона согласилась и сказала Крисси, что уезжает. В четверг после работы они даже вместе сходили купить ей в поездку новое белье.

Но это была ложь.

Она обманула Шона: тот был уверен, что подруга едет. До последней минуты. Собственная жестокость пугала ее. Она пыталась найти себе оправдание в том, что если Шону можно тайком встречаться с другой женщиной, то и ей не возбраняется иметь от него секреты.