Люди помогли Руфинию подняться и отвели его в зал. В дверях его встретил Лейдхенн. Новости летели впереди. На лице поэта застыла неумолимость.

— Ну, — прорычал он, — что вы можете сказать в свое оправдание?

— Он з-застиг меня в-врасплох, — заикался Руфиний. — П-простите.

Лейдхенн перевел дух.

— Я об этом еще пожалею. Но вы у Карпре в гостях и находитесь под моей защитой, которую я вам предоставил, не подумав. А теперь, человек из Иса, вот тебе мой совет: созови своих спутников, укладывай вещи и немедленно убирайся. Не жди Карпре, чтобы попрощаться, а благодари своих богов, какие там у тебя есть, что он куда-то отбыл. Ради собственной чести я сделаю все возможное, чтобы его как-то смягчить. Но убирайся, слышишь?

— Вы полагаете, что я замышлял…

— Я не скажу ни слова кроме того, что чем скорее ты окажешься за пределами Миды, тем лучше, и больше никогда здесь не показывайся.

— Как пожелает мой господин. — Под маской кротости Руфиний ликовал.

Эохайд знал, где находится дом Лейдхенна. О таком знаменитом человеке все было широко известно. Чего беглец не знал, так зачем он это делает.

Это не был кратчайший путь до Койкет Лагини, хотя и не настолько уж длиннее. Естественно, ему придется увертываться, если вождь пустит за ним своих охотников. Был ли хорошо продуман след, что он за собой оставлял?

Его изумление было не слишком велико, чувства притупились. Из-за спешки, а потом и страха он утратил способность по-настоящему думать. Беглец потерял счет дням и ночам, но голод перестал его изводить. Жажда иногда мучила, поскольку он и думать не осмеливался о поиске ручья или родника, а должен был ждать, когда наткнется на воду. Голова от недосыпа была пустой; Эохайд останавливался отдохнуть лишь для того, чтобы не загнать коня, а там, где прятался, припадал к земле, точно заяц, учуявший лису. Когда он пытался вздремнуть, это было непросто из-за холода. Он был почти раздет. Вначале он волей-неволей прижимал к себе меч локтем, чтобы он не бился о бок во время скачки и не превратил его в месиво. Край резал и резал. Сделав первую остановку, он оторвал кусок туники, чтобы придумать примитивное подобие ножен и обернуть лезвие. Вместе с ним путь держали ветер, дождь, роса, и лишь они были гостями на его стоянках без костра.

Так был освобожден Эохайд, сын короля.

И вот наконец-то, на некотором расстоянии от укромного лесочка, он заметил дом Лейдхенна, а по ту сторону от него Руиртех, а за ним свою родину. Дневной свет побеждал темноту, хотя солнце было еще затеряно в тумане и низколетящих облаках. Он уныло размышлял, ждать ли ему ночи, чтобы пересечь открытое пространство, или проделать это сейчас. Немного погодя он бросился вперед. Никто не попался на пути безобидного на первый взгляд странника. Кроме того, попытка пересечь реку ночью могла обернуться для него концом. В своей беспомощности он не был уверен, что сможет переправиться днем.

Полумертвый конь тащился, шатаясь. На его спине сгорбился Эохайд. Ему было так холодно, словно ветер продувал его до костей. Слева вдали он увидел жилище. Там, за своими рогами с элем, сидели в тепле и сытости люди, но он войти не мог, а должен был пробраться мимо. Мало-помалу беглецу стало казаться, будто он понимает, что его сюда привело. Вон там находился тот, кто разрушил его жизнь.

— Будь ты проклят, Тигернах Мак-Лагини, — проворчал он. — Желаю тебе красный камень в горло. Чтоб ты исчез, как речная пена. — Проклятия были жалкими и ничтожными, как у простолюдинов. Он и сам был жалок и ничтожен. Он нагнулся вперед.

— Эй! Эй, ты! Будь добр, остановись!

Зов прозвучал как во сне. Эохайд повернул понурую голову. Он услышал скрип собственной шеи. Пронзительно завывал ветер. К нему спешил пеший человек. Разноцветный плащ раздувался, под ним было видно одеяние и штаны из дорогой ткани, золотой торк, усыпанный янтарем пояс. Человек не был вооружен, сбоку — посох. Невдалеке, из-под деревьев, окружавших строения, показались другие.

Лошадь под седлом Эохайда качнулась вперед.

— Остановитесь! — прокричал мужчина. — Ради моей чести! Я хочу дать вам приют!

Что-то было в голосе, что Эохайд уже слышал. Что именно, он вспомнить не мог. До него лишь смутно доходило, что любой быстро идущий, даже не бегущий, а просто идущий, догонит ту развалину, на которой он ехал верхом. Может, ему обратить внимание. Он натянул поводья. Конь заржал и остановился, с поникшей головой и безжизненно висящим хвостом.

Человек рассмеялся…

— Так-то лучше, — произнес он, подходя ближе. Я бродил здесь, сочинял стихи и увидел вас. Было бы позором, если путник в нужде достиг бы дома Лейдхенна…

Он приостановился и изучающе посмотрел.

— Но ведь ты — Эохайд! — воскликнул он.

За его спиной Эохайд увидел лицо Тигернаха, сатирика, испортившего его собственное лицо. Те люди, что к нему направлялись возьмут его под стражу и вернут обратно в конуру.

Он соскользнул с коня. В левой руке у него был меч. Беря его в правую, он стряхнул с него тряпки. Чей это был удар, его или Силы? Удар был несильным, как и его изнуренное тело, но меч острый. Тигернах упал, из шеи струей била кровь.

Ропот ужаса пронесся среди приближающихся людей. Эохайд бросил меч и побежал. Им овладела Сила. И хоть он был лишь шелухой, но бежал быстрее ласки. Не сразу сообразив, Что произошло, а затем задержавшись, чтобы позаботиться о сыне хозяина, люди замешкались в преследовании. Эохайд исчез в камышах, что росли вдоль берега. Но как ни били по ним до самого наступления ночи все мужчины семейства, они его не нашли.

Перед своей смертью Тигернах успел вымолвить имя своего убийцы.

После всего этого в темноте Эохайд перебрался через Руиртех. Незаметно, крадучись, переползая или без движения лежа под водой, над которой выступал лишь его нос, он обнаружил бревно, плывущее к берегу. На нем он переплыл через реку. На той стороне он каким-то образом брел, пока не вышел на хижину пастуха. Семья там жила нищая, но они впустили беглеца и поделились молоком и кашей, что у них были: ведь богам это по душе. Эохайд подхватил лихорадку и несколько дней проспал.

Это сыграло ему на руку. Военный отряд пришел с севера и рыскал в поисках. Они не наткнулись на лачугу и, очевидно, ушли назад, когда соседи собрали против них воинов. Преследователи думали, что убийца утонул, и это было для него как нельзя лучше.

Со временем Эохайд смог продолжить свой причиняющий боль путь в Дун Алинни. Вести летели впереди него.

— Тебе нельзя здесь оставаться, тебе, который осквернил дом поэта, — сказал его отец, король Эндэ. — Вся Мида и Кондахт придут вслед за тобой, едва прослышат, а мои подданные сами доставят тебя к ним, — он всхлипнул. — Но ты все еще мой сын. Даже если мне придется от тебя отречься, я тебя не брошу.

И он дал Эохайду галеру типа саксонской и огласил, что разыскиваются люди, согласные искать счастья за морем. Таких было немало, тех кого разорила война или кто отчаялся в завтрашнем дне, да попросту неугомонных и полных рвения, которые не обошли вниманием поступок Эохайда и решили испытать любую неудачу, что за этим последует, потому что помнили, каким несравненным он был предводителем. В результате он отчалил с полной командой и несколькими большими рыбачьими лодками позади.

Они плыли к югу вдоль берегов Британии, совершая где можно налеты. Это случалось нечасто, и добыча была скудной. Экспедиционные силы Стилихона в последнее время отступили, предварительно изгнав скоттов, которые заселили побережье. Хотя это противоречило римскому закону, ордовики и деметы теперь были достаточно хорошо вооружены, чтобы себя защитить, а силуры и думнонии могли призвать легион, располагавшийся неподалеку. Эохайд со своими людьми на зиму поселился на острове, как имели обыкновение многие другие морские странники.

Когда распустила свои чары весна, он направил лодки обратно, разузнать, что произошло за то время. Разведчики вернулись с плохими новостями.