— Тогда зачем, скажи, зачем?

— Чтобы узнать хоть каплю о том, во что он верит, во что верят столь многие. Учение, конечно, обладает долей правды, долей понимания, а я была бы рада узнать то, от чего прежде отступалась.

— Они отвергают богов!

— Что ж, зато наши боги отрицают Христа. Где справедливость? Когда я была молодой, я — Дахут, моим первым королем был Вулфгар, человек грубый, но с благими намерениями и желанием, и — ах, просто жеребец. Непреклонный Гаэтулий убил его и овладел мной. Угрюмый Лугайд убил Гаэтулия. Никого из них я не могла ненавидеть; оба подарили мне много детей для любви, и, кроме того, на то была воля богов. Потом пришел Хоэль, как большое золотое солнце, ведущее за собой зиму; а я была еще не настолько стара, чтобы не родить ему дочь. Но в результате ужасный Колконор убил Хоэля. Спустя пять лет нас освободил Грациллоний.

Измученная Фенналис опустилась на подушки. Глаза ее закрылись. Девочка едва различала слова.

— Однажды те боги, которым ты поклоняешься, пошлют человека, который убьет твоего отца. Ты можешь стать его невестой.

— Мне нужно идти! — почти вскрикнула Дахут. Решительными шагами она вышла из комнаты. Свеча у нес в руке дрогнула, пламя заколыхалось. Свободная рука сжималась и разжималась.

В комнате с мраморными стенами и мозаикой с изображением рыб на полу над наполненной ванной поднимался ароматный пар. Дахут скинула ночную рубашку, швырнула ее на пол и погрузилась в воду.

Лежа там, она постепенно расслаблялась. Сначала взгляд ее, потом руки скользнули по телу. Ей едва исполнилось пятнадцать, но она тем не менее была уже сложившейся женщиной. Она ласкала свои округлости, изгибала спину, мяукала, прикрыв глаза.

Вошла Мальти, возвратив ее к реальности.

— Принцесса, время идет. Лучше поспешить. — Говоря это, служанка сделала шаг вперед. — Как вы прекрасны. Жаль, что мне придется вас вытирать. Много молодых людей победили бы на своем пути дракона, лишь бы помочь вам.

Дахут восприняла слова служанки как нечто приятное, но само собой разумеющееся. Очутившись вновь в своей комнате — она не остановилась, чтобы еще раз взглянуть на Фенналис, — принцесса при помощи служанки облачилась в наряд весталки: в это время года белый с вышитыми золотом солнечными символами. Расчесав ее длинные волосы, Мальти возложила на голову девушке венок из вечнозеленого лавра, куда были вплетены алые ягоды падуба. Туфли тоже были красными; но пояс вокруг ее стана — голубого цвета Белисамы, а на нем серебряная застежка с молотом и трезубцем.

Взяв фонарь, Дахут вышла из дома, где провела ночь, и быстро пошла вдоль улицы. В этом районе мало кто рано вставал. Она заметила две или три лампы, раскачивающиеся на параллельных улочках. С вершины холма было видно, что большинство из них горело внизу, в рабочих частях города, или на бульварах, светящихся как маленькие змейки. Воздух был холоден и чист; курился пар. Среди бесчисленных звезд катилась половинка луны. На фоне темного неба выделялись черные пики башен. На вершине одной из них одиноко мерцало окно. Там жил Руфиний.

Храм Богини прятался в темноте, портик походил на пещеру. Дахут отдала свой фонарь младшей жрице, охранявшей дверь, и прошла в святилище. Кроме нее, там никого не было. Лампы вдоль нефов создавали полумрак. Она проследовала к алтарю, находящемуся в дальнем конце.

Стоя перед алтарем, принцесса подняла руки. Сегодня обязанностей на службе у нее не было, просто наступила ее очередь по уходу и писчей работе, но начинать весталка всегда должна была с молитвы. Ее не устанавливали; этот час называли Открытием Сердца. Дахут взглянула вверх на образы. В полумраке казалось, что они шевелятся.

— Пресвятая Богиня, — произнесла она, переведя дыхание, — приди ко мне. Открой свою волю. Воплоти свое могущество. Стань Дахут, Белисама.

Человек, которого Ниалл послал на юг, разыскал его в гостинице Брана Мак-Анмереха, по пути в Темир на праздник Имболка. Короткий и пасмурный день клонился к концу. Свет огня едва отбрасывал тени в нише длинной комнаты, где посреди своих военачальников восседал король. Бран не станет осквернять его нос зловонием ламп с топленым салом, вместо этого перед ним стояли котлы с душистым маслом. Сверкало золото, глаза смотрели с ненавистью. Поев, сборище стало пить, в то время как певец услаждал их балладой о приключениях великого предка Ниалла, Корбмака.

Никто не стал бы прерывать поэта, но то был парень куда ниже других по происхождению. Мокрые и грязные, путники громко топали и здоровались со своим господином.

— Добро пожаловать, — говорил он. Но голосу его не хватало сердечности. За прошедшие месяцы он все больше и больше размышлял. — Бран, достань все, что им нужно и приготовь для них ночлег.

— Мы привели того, кого ты просил нас найти, — доложил главный. — Выйди вперед, Кернах Мак-Дюртахт.

Откликнулся человек невысокого роста, но широкоплечий, с проседью в волосах. Манеры у него были дерзкие, походка моряка. Взгляд Ниалла изучил его.

— Правда ли ты и есть тот, кто сможет выучить меня языку, на котором говорят в Исе? — спросил король.

— Это я, господин, — отвечал Кернах. Он говорил на сложном, хотя и понятном диалекте Муму. — А это моя жена Сэдб. Я не оставлю ее одну на год или больше. — Он сделал женщине знак, чтобы она к нему подошла. Она была моложе его, полногрудая, широкобедрая, волосы у нее были рыжие и миловидное, несмотря на веснушки, личико. Она улыбнулась, и Ниалл слегка оттаял.

— Что ж, — произнес он, — сядьте, вы двое. Девушка принесла им стулья, поставила напротив скамьи, на которой он сидел. Когда у них в руках появились чашки с медом, он приказал:

— Расскажи о себе, Кернах.

— Я капитан маленького торгового судна, стоящего на якоре в устье реки Шиуир. Я годами перевозил грузы в Ис и обратно. Мне приходилось там бывать, а у себя на родине я принимал морских купцов оттуда, когда они плыли на наши ярмарки или в Кэшел. Я знаю город так же хорошо, как любой иноземец может знать место, столь полное волшебства и поэтичности; на этом языке я говорю с акцентом, но бегло.

— И ты желаешь, за щедрое вознаграждение, поделиться со мной своим знанием?

— Желаю, вдобавок из-за славы послужить Ниаллу Девяти Заложников.

Король присмотрелся.

— Подумай хорошенько, — предостерег он. — Ведь для Иса я злейший враг. Я причиню там столько вреда, насколько дам себе волю, и сочту этот реванш слишком ничтожным за все нанесенные мне обиды. Они начали с разгрома моего флота и убийства моего сына, хоть он ничем не угрожал Ису. Продолжением было то, что они освободили самого важного моего заложника, что привело к убийству сына моего главного поэта и его собственным уходом из моего семейства. От этого вкус победы над уладами был мертвым у меня во рту.

— Я слышал об этом.

— Тогда ты должен знать, что знание об Исе будет средством моего мщения. Я не знаю, как это произойдет, но это случится, если я только не умру первым или море не затопит мир. У тебя сейчас там друзья, а также дело и, конечно, добрые воспоминания. Поможешь ли ты заточить мой меч? Ответь честно, и ты уйдешь домой с дарами за то, что был потревожен. Человек должен стоять за своих друзей.

— Естественно, я отвечу вам безо всякого стеснения, мой господин, — ухмыльнулся Кернах с наглостью моряка. — Я никому не давал клятв. В Исе так не поступают, разве что в низине, в местечке, которое называют Причалом Скоттов, а их там невероятно много. Верно, в Исе есть мужчины — и женщины, ах, женщины, — которых я люблю; и выгоду от торговли я тоже имею. Я буду глубоко опечален, если увижу Ис в руинах, как это было с Альбой. И все же — господин, я сказал, что буду искренен — я не верю, что вы можете причинить городу вред. Он слишком силен, а его хозяева мудры и осторожны. Даже могущественный Ниалл сумел разбить об его твердыню свое сердце. Может, я сослужу вам службу тем, что открою на это глаза? Так или иначе, почему бы мне не сыграть из себя друида и не просветить вас?