Но тут из люка с отчаянным воплем выскочил Ранильд. Двое подростков, девчонка и лишь один взрослый парень — и все-таки капитану пришлось признать, если не искренне, то, по крайней мере, на словах, что боцман Олаф сам виноват в своей гибели. Ингеборг как бы невзначай заметила, что теперь матросам достанется его доля добычи, В конце концов было заключено нечто вроде перемирия. Тело убитого боцмана спустили за борт, привязав к ногам камень, который взяли из балласта. Покойник на борту — плохая примета, он может накликать ка судно беду — так, во всяком случае, считали товарищи погибшего.

После этого трагического события и сам Ранильд и все матросы совершенно прекратили всякое общение е детьми морского царя и обращались к ним в стучае крайнейй необходимости. Нильса они также словно не замечали, меж тем как юноша потерял покой и сон, день и ночь он терзался мыслью о том, что поднял оружие на своих братьев во Христе. Мучаясь угрызениями совести, Нильс не смел даже подойти к Эяне и лишь смотрел на нее издали с тоской и любовью. А Эяна смеялась, иногда походя трепала Нильса по щеке, но мысли ее блуждали где-то далеко, да и сама она лишь изредка оказывалась теперь рядом с Нильсом.

Однажды Ингеборг разыскала Тоно и, улучив минуту, когда никто не мог их услышать, рассказала о том, какие разговоры ведут между собой матросы. Оказывается, они вовсе не собираются отдать трем ненавистным компаньонам причитающуюся им долю добычи, после того как золото будет поднято со дна моря на корабль. Сама Ингеборг из осторожности притворилась, будто бы водяные ей противны до омерзения, и говорила матросам, что подружилась с бездушными тварями лишь для виду, вроде того, дескать, как охотник подманивает горностая, чтобы поймать в силок и содрать драгоценную шкуру.

— Твои предостережения для меня не новость, — сказал Тоно. — Будем начеку. Когда поплывем обратно, придется днем и ночью не смыкать глаз.

— Внимательно поглядев на Ингеборг, Тоно удивился. — Что с тобой? У тебя совершенно измученный вид.

Она усмехнулась.

— С рыбаками в Альсе было легче.

Тоно погладил ее по щеке и сказал:

— Когда вернемся — если вернемся, конечно — ты будешь свободной. А если не вернемся, обретешь наконец покой.

— Ах, черт побери, — устало ответила Ингеборг, — я здесь с вами не ради свободы и не ради покоя. Но сейчас кончим разговор, Тоно, не то они догадаются, что мы заодно.

С утра до вечера сестра и братья были заняты неустанными поисками: нужно было найти в открытом море то место, где лежали на дне развалины древнего Аверорна. Дети морского царя с легкостью находили дорогу в море, где бы они ни странствовали, безошибочное чувство пространства и умение ориентироваться подсказывало им правильный путь. Но сейчас все трое были в растерянности, так как точное местоположение Аверорна было им неизвестно. Каждый день они, ныряли в море, проплывали по многу миль в поисках Аверорна, расспрашивали встречных дельфинов.

Объясняться с этими морскими сплетниками было непросто, потому что дельфины не говорили на языке лири, и Тоно надеялся рано или поздно повстречать в океане кого-нибудь, кто хотя бы отдаленно походил бы на племя лири или был ему сродни.

Путем расспросов и самостоятельных поисков они иаконец выяснили, в какую сторону следует плыть. Получая все более точные сведения, дети морского царя вели корабль к цели.

— Вы плывете в опасные места, — предостерег Тоно старый кальмар. — Берегитесь, не приближайтесь к логову Кракена. Конечно, как и многие хищники, это чудовище может подолгу оставаться без пищи, но говорят, Кракен голодает уже несколько столетий, пробавляется только китами и кашалотами, если те на беду отстанут от родного стада и заплывут к его логову…

— Кракен никуда не отлучается, он дремлет над развалинами Аверорна, — сказала детям Ванимена луна-рыба. — Кракен, как и раньше, думает, что опустившийся на морское дно город находится в его безраздельной власти. Он сторожит сокровища, раскинув гигантские щупальца над башнями и стенами Аверорна… и над грудой костей, которые остались от тех, кто осмелились нарушить его покой. Рассказывают, что он вырос, стал еще громаднее, и щупальца у него, говорят, такие огромные, что простираются из конца в конец главной площади Аверорна.

— Ради доброй дружбы я вас, конечно, проводил бы к логову Кракена, — сказал морской кот. — Когда луна на ущербе, он засыпает. Спать-то он спит, но сон у него чуткий… Ox, не могу я вас проводить, у меня ведь так много подруг, кто о них позаботится, если я погибну?

И вот настал день, когда «Хернинг» подошел к тому месту где глубоко на дне океана лежал мертвый город.

8

Дельфины так и кинулись прочь, спеша скорей покинуть опасные воды.

Тоно стоял на палубе и смотрел, как мелькают над волнами их гладкие серые спины среди радужного сияния солнечных лучей, пронизавших мельчайшие брызги, которые поднимались над белыми гребешками пены.

Тоно не сомневался, что дельфины не уплывут далеко, и будут кружить по морю над Аверорном, держась на безопасном расстоянии. Ведь дельфины недаром слывут сплетниками и самыми любопытными обитателями моря.

Тоно указал капитану курс. Корабль должен был подойти как можно ближе к цели. Приступить к делу Тоно решил с утра: солнечный свет должен был стать его союзником в борьбе с Кракеном. Корабль замер, качка сразу стала ощутимой. Над морем просыпался день, безветренный и безмятежный, в ясном синем небе постепенно слабели последние порывы ночного ветра.

Беззаботно бежали вдаль невысокие волны е белыми гребешками пены.

Всякий раз глядя на море, Тоно, как когда-то в детстве, испытывал восхищение — до чего красив, до чего прихотлив и изыскан изгиб каждой из миллионов и миллионов волн, и нет среди них двух одинаковых, и ни одна не покажется дважды, что ни мгновенье, то перемена, неповторимая новизна. А каким ласковым теплом омывает все тело солнечный свет, какой нежной прохладой веет в солоноватом воздухе!

— Пора, — сказал Тоно. — Незачем попусту терять время.

Вышедшие на палубу пятеро матросов уставились на него с любопытством и страхом. Все они стояли, держа в руках копья, и так крепко вцепились в свое оружие, словно боялись выпустить — так мертвой хваткой держится утопающий за обломки корабля. Кадыки у всех пятерых так и ходили.

Ранильд сохранял спокойствием но на всякий случай вооружился арбалетом. Нильс был бледен, от волнения его кидало то в жар, то в холод. Самолюбие юноши было уязвлено — обидно было оставаться в стороне, когда другие шли в сражение. Нильс был еще слишком молод и не задумывался о том, что смерть не щадит никого, ни стариков, ни тех, кто только начинает жить.

— Эй вы, увальни, — насмешливо крикнул Кеннин, — а ну-ка за работу!

Хватит прохлаждаться, дело как-никак стоящее. Вставайте к лебедке!

— Командую здесь я, понял, парень? — на удивление спокойно сказал Ранильд. — Слышали, вы? Мальчишка дело говорит. Берись за брашпиль, Сивард скривился.

— Капитан, — хрипло сказал он. — Я бы… По-моему, лучше изменить курс.

— Держи карман. Стоило, что ли, тащиться в такую даль, чтобы вдруг пойти на попятный. — Ранильд ухмыльнулся. — Вот уж не думал, что ты, Сивард, не моряк, а плаксивая баба. Знал бы, что ты баба, так нашел бы тебе подходящее применение.

— А какой прок от мужика, если его сожрет морская гадина? Пораскинь-ка мозгами, братва. Вот уволочет нас чудище на дно на том самом крюке, которым мы его вытащим из моря. Да я… — Сивард осекся. Капитан отвесил ему такую оплеуху, что из носа у того полилась кровь.

— За работу, паршивцы, шлюхино отродье! — гаркнул Ранильд. — Не то я сам спущу вас на съеденье Кракену, черт меня побери со всеми потрохами!

Матросы бросились выполнять приказ.

— А капитан не струсил, — сказала Эяна на языке лари.

— Да, но подлецом как был, так и остался, не забывай, — напомнил Тоно.

— Не вздумай повернуться спиной к этой шайке негодяев.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: