Нильс обхватил ее за талию. Ингеборг посмотрела ва него сквозь слезы и попросила:

— Научи меня радоваться.

Нильс удивленно взглянул на нее и вдруг увидел, как она хороша: округлые плечи, блестящие карие глаза, мягкие и волнистые густые волосы. Он не раз по-дружески обнимал или целовал Ингеборг, но теперь им владело любовное желание — нет, не только им: обоими. Раньше он изредка задумывался о том, какой стала бы его жизнь, если бы исчезла постоянная мучительная тоска по Эяне. И вот эта тоска исчезла. Рядом была Ингеборг.

— Какая ты красивая, — воскликнул он изумленно.

— Не надо, Нильс. — Ингеборг попыталась освободиться. Нильс привлек ее к себе, от запаха ее тела у него закружилась голова. Поцелуй длился бесконечно.

— Нильс, — сказала она, уткнувшись ему в плечо. — Ты понимаешь, что делаешь?

— Да, Ингеборг, да, милая. — Он подхватил ее и перенес на постель.

Потом, лежа рядом с ним, Ингеборг сказала:

— Нильс, я хочу попросить тебя об одной вещи.

— Считай, что ты ее уже получила.

— Никогда не называй меня милой или любимой и всякими такими словами.

— Что? — Нильс удивленно приподнялся. — Почему?

— Мы с тобой одни. Больше у нас никого нет. Золото роли не играет, пройдет немало времени, прежде чем у нас появятся хорошие друзья, на которых мы во всем сможем положиться. Мы должны верить друг другу. И потому между нами не должно быть никакой лжи.

— Но ты, правда, мне нравишься!

— А ты — мне. Очень, очень. — Она поцеловала его в щеку. — Но ты для меня слишком молод. И слишком хорош.

— Ерунда.

— И ты тоскуешь по Эяне.

Нильс ничего не ответил. Ингеборг вздохнула.

— А я по Тоно, чего уж скрывать, — призналась она. — Боюсь, ни у тебя, ни у меня нет никакой надежды… Ну что ж, даст Бог, благодаря мне ты со временем сможешь полюбить какую-нибудь обыкновенную смертную девушку.

— А как же ты? — Нильс спрятал лицо в ее мягкие волосы и почувствовал, как она вздрогнула при этих словах.

— Я крепкая. Но что бы ни случилось, пока мы во всем будем честны друг с другом, мы друг друга не потеряем.

5

В зале с темно-красными занавесями и мягкими коврами было тепло, в отделанном мрамором камине ярко пылал огонь. Сквозь светлые оконные стекла, которые, правда, немного искажали очертания предметов, можно было видеть внутренний двор. Садовые цветы уже отцвели, однако в хрустальной вазе на столике с мозаичной столешницей стояли розы, которые выращивались в оранжереях. На полках теснилось десятка два книг, все они были на греческом и латинском языке. Хорватский бан Павел Шубич был привержен западной культуре, которая привлекала его в значительно большей степени, нежели восточная.

Высокий, с седыми волосами и ровно подстриженной бородой, одетый в шелковую рубаху и кафтан, он не уступал представительностью правителю народа лири, хотя Ванимен, также одетый в богатое нарядное платье, которое подарили ему люди, намного превосходил бана ростом. Павел Шубич так увлекся беседой, что не сел и не предложил садиться гостю.

— Да, я надеюсь, что ваше племя останется и будет жить в Хорватском королевстве, — говорил он. — Вероятно, вам не вполне ясно, почему я так настойчиво вас об этом прошу. Дело в том, что ваши подданные необыкновенно искусны в мореплавании, рыболовстве, как лоцманы они также не имеют себе равных. У нас же нынче опять назревает военное столкновение с Венецией. — Бан испытующе взглянул молчавшего Ванимена.

— Разумеется, вы будете щедро вознаграждены за службу.

Ванимен пожал плечами и резко возразил:

— С какой стати мы должны ввязываться в чужие распри?

— Они не будут для вас чужими. Ведь вы станете нашими соотечественниками.

— Вот как? Но мы к этому отнюдь не стремимся.

— Знаю. Вы надеетесь возродить у себя Волшебный мир с его жизнью, которая соприкасается с жизнью людей лишь весьма незначительно.

Конечно, вы полагаете, что это будет для вас лучше. Но превыше всяческих благ бессмертие души, спасение на Небесах и попечение Господа Бога, Отца нашего. Впрочем, не стоит с презрением отвергать земные блага, ибо с их помощью создаются условия для богатой жизни духа. Возьмем, к примеру, хотя бы тот факт, что в последние дни вашего пребывания в моих владениях вы осознали, сколь опасна и трудна жизнь в морских глубинах, сколь многие горькие утраты несет вам такое существование. Неужели вы лишите ваших подданных, ваших сынов и дочерей, возможности жить свободно, не страшась нападений акул?

Ванимен беспокойно прошелся по зале, заложив руки за спину.

— Мы с радостью стали бы вашими друзьями, — ответил ой. — Предоставьте нам какой-нибудь островок, где мы могли бы жить, оставаясь тем, что мы есть. Мы будем вам верными помощниками в мореплавании, торговле, охоте и рыболовстве… И даже в ваших военных действиях, если не удастся предотвратить войну с венецианцами. Но ведь вы требуете большего. Вы хотите изменить нас, сделать нас совершенно иными, чем мы есть. Почему вы настаиваете на том, чтобы мой народ принял христианство?

— Таков мой долг, — сказал Павел. — Я погибну в глазах всех, кто предан церкви и монарху, в глазах моего народа, если допущу, чтобы в моих владениях поселились сверхъестественные волшебные создания. А кто кроме меня согласится взять вас под свое покровительство? Мне пришлось приложить немыслимые усилия, чтобы предотвратить распространение слухов о вашем появлении в Скрадине. За пределами города и его ближайших окрестностей никто ничего не знает, ходят лишь неопределенные слухи. Пока что мне удается ладить со всеми, кто что-либо о вас знает. Но подобное положение не может сохраняться в течение долгого времени. И если вы согласитесь остаться у нас и стать такими же, как мы, я должен буду принять меры к тому, чтобы дело не получило огласки. Никакой шумихи, никаких пересудов. Королю и папе римскому также ни о чем не буду докладывать. Большинство ваших подданных сможет остаться там, где они живут сейчас, если же захотите — можете перебраться на берег моря, чтобы заниматься там промыслом.

Те, кто предпочтет плавать с нашими моряками на военных кораблях или торговых судах, будут уходить в плавания поодиночке или вдвоем-втроем, они, конечно, все равно будут выделяться среди людей своим необычным обликом, но так все же меньше обратят на себя внимание. Сохранение тайны необходимо и для вас, Ванимен, и для меня. Если история станет широко известна, люди придут в волнение, и тогда дело легко может принять опасный оборот. Из-за страха перед неведомым ваши подданные мгновенно обратятся в умах невежд в исчадия ада. А это может кончиться тем, что вас просто истребят. Те, кому посчастливится, погибнут на плахе под топором палача. Те же, кому меньше повезет, будут сожжены заживо.

— Вы во всем правы, — хмуро согласился Ванимен. — Но вы хотите, чтобы мы стали такими же, как люди…

Он остановился посреди залы и, выпрямившись во весь свой исполинский рост, сказал:

— Нет. Мы вернемся в море и будем продолжать поиски пристанища. Мы избавим вас от своего присутствия.

— Предположим, что я не позволю вам уйти, — негромко сказал бан.

Так же невозмутимо Ванимен ответил:

— В таком случае мы будем вынуждены бежать. Или прорвемся через войско, или погибнем, но погибнем свободными.

Павел грустно усмехнулсж — Мир, Ванимен. В действительности я не собираюсь поступать подобным образом. Если вы хотите уйти, никто не будет чинить вам препятствий.

Однако, где же и как вы будете искать новое место жительства? Ведь вам придется покинуть прибрежные воды Далматинской Хорватии, да и вообще уйти из Средиземного моря, потому что на его берегах вы нигде не встретите доброжелательного приема. Если вы доберетесь до океана, то сможете, конечно, направиться в южные края, скажем, поплывете вдоль западных берегов Африки. Опасное и далекое плавание, а плаваете вы медленно. Да сможете ли вы, уроженцы севера, жить в тропиках?

Ванимен молчал.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: