Диас думал.

Росток явно не врал. Чего он хочет? Чего он намерен добиться? Вполне может оказаться, что он — сумасшедший. Но он ведет себя не как сумасшедший. Он хочет познакомить меня со статистикой и расчетами, чтобы получить удовлетворение от сознания собственной правоты. И он почти наверняка уверен в том, что убедит меня, иначе он не стал бы раскрывать карты.

Сколько их, таких, как он? Скорее всего, очень немного. Синтез человек-машина — явно новинка, наши пока ничего подобного не предпринимали. Росток… Было бы удивительно, если бы и другие такие же пришли к тем же выводам, что и он. И он сам сказал, что в этом сомневается. Его психика, якобы, оказалась более устойчивой. Он — счастливое исключение.

Счастливое? Мне ли об этом говорить? Я всего лишь человек. Ни в одном из тестов я не показывал КИ больше 1000. Неисповедимы пути господни, но не человечьи.

Конец войне? Это здорово. И тогда прекратятся в мире и другие злодеяния: пытки, рабство, убийства… Нет, погоди, согласно Ростоку…

— Но в нашем конкретном случае разве ставка достаточно высока, чтобы покрыть этот самый долг? — возразил ему Диас. — Космические силы не столь велики, как стародавние армии. Теперь просто нет стран, могущих позволить себе такие расходы.

— Следует учитывать и другие факторы, не только смерть, — возразил Росток. — Главное лежит в эмоциональной сфере. Космонавт не просто умирает, обычно он умирает ужасно, и этот момент является кульминацией длительного ожидания. Его знакомые на планете, административный и обслуживающий персонал переживает за него: «на нет исходят», как говорит ваша идиома. Его родственники, друзья, женщины тоже мучаются. Когда умирал Адонис — или Осирис, Таммуз, Вальдур, Христос, Тлалок, выбирайте любое из сотен имен, — люди должны были сами отчасти испытывать его агонию. Это составная часть жертвоприношения.

Диас никогда не думал об этом в таком ключе. Как и большинство корпусменов, он относился к штатским с плохо скрываемым презрением. Но… время от времени он вспоминал, что рад был, что мать умерла до того, как он завербовался добровольцем. А когда он думал о сестре, то рука сама искала бутылку. Была еще Орис, огненноволосая и синеглазая; когда кончился его отпуск, она долго не могла остановить слез… Он обещал найти ее, но, обещая, знал, что этого не сделает…

В памяти остались люди, которые дышали кровью в разбитом взрывом шлеме; люди, которых тошнило, рвало, выворачивало на последней стадии лучевой болезни; люди, которые в болевом шоке недоуменно смотрели на кровавую струю, бившую из обрубка только что целой руки или ноги; люди, которые сходили с ума после шести месяцев патрулирования вблизи Сатурна, и их усыпляли… Да, Карлу повезло.

Братство Корпуса… Честь, традиции, джентльменство. Пустая сентиментальная болтовня!..

Нет, так несправедливо. Корпус охраняет людей, их жизнь и свободу. Может быть, эти жизни и такая свобода ничтожны — с точки зрения корпусмена. Но рыцарство подкупает само по себе. И кроме того, игра в воспоминания о пережитом сначала смешна, а потом превращается в фарс. Добродетель воина не абсолютна. Если воин получил возможность состариться…

Получил? Сколь много может получить один человек, пусть даже при поддержке машины? Что может он сделать? Что может он понять?

Это похоже на основание новой религии…

— Господи, — сказал Диас вселенной, — мы попробуем!

Когда Диас заявил своим охранникам, что ему необходимо видеть генерала Ростока, его препроводили немедленно.

Жилая комната оказалась пустой и тихой, если не считать пения двигателей, негромкого, пока корабль шел по инерции. Царила невесомость, и Диас висел в воздухе, словно сгусток тумана. Моне дарил его глазам земной солнечный свет в летнем лесу.

— Росток? — неуверенно окликнул он.

— Заходите, — раздался еле слышный голос. Диас оттолкнулся ногой и поплыл к кабинету.

Он задержался, ухватившись за дверной косяк.

Кабинет имел полукруглую форму, одну стену его занимал пульт, на котором перемигивалось множество сигнальных лампочек. Росток свободно сидел напротив, и провода от его головы убегали в стену.

Он словно бы обладал весом, по крайней мене, Диасу так показалось. Кожа на лице была смертельно бледной, чуть ли не блестящей, и туго обтянула высокие скулы. Ноздри раздулись, щеки напряглись и потеряли цвет. Диас на мгновение заглянул ему в глаза и оцепенел. Боже правый! Это же не… Он задержал дыхание.

— Ваше решение, быстро, — прошептал Росток. — У меня нет времени. Подробности после битвы.

— Я… я не предполагал, что смогу вас сейчас увидеть.

— Это важнее.

Диас чувствовал себя так, словно его заставили драться на ножах. В отчаянии уставясь на пульт управления, он подумал вдруг: это же голое железо, мозг не может служить этому.

— Вы уверовали, — сказал вдруг Росток с искренним удовлетворением.

— Да.

— На это я не надеялся. Я рассчитывал лишь проверить вашими возражениями свои собственные выводы. — Росток смотрел на него словно из глубины застывших столетий. — Вы созрели для новой веры, — заключил он. — Я не даю вам рекомендаций. Мозг может оперировать лишь теми данными, которыми располагает, а до сих пор у меня не было возможности познакомиться с американцами. И давайте не будем задерживаться на том, что я такое есть. У меня психика, отличная от вашей.

— Я должен глубже понять ваши мысли, сэр, — сказал Диас. — Вы правы, я могу лишь верить. Но ведь этого мало.

Губы Ростока медленно раздвинулись в теплой и почти человеческой улыбке.

— Да. Но веря — осознаешь быстрее.

— Я… я не хочу отнимать у вас время, сэр… сейчас… — пробормотал Диас смущенно. — С чего мне начать? Какие книги вы можете дать мне с собой?

— Никаких. — Соглашение было достигнуто, и теперь Росток говорил небрежно, тоном, каким хозяин обращается к доверенному слуге. — Я попытаюсь помочь вам здесь. В той комнате лежит экипировка, займитесь ей. Наша первая задача — выиграть предстоящий бой, хотя наша победа будет стоить гибели многим вашим друзьям. Я понимаю ваши чувства. Но помните, позже мы окупим их жизни, вознаградив наши народы — оба наших народа. Пока я хочу узнать от вас о вашем флоте. Тут любая информация драгоценна, особенно детали конструкции и вооружения, изучить которые наши ученые не имели возможности.

Боже правый! Диас оттолкнулся от двери, закрыл лицо руками и ощутил вдруг бесконечную свободу. Помоги мне!

— Это не предательство, — заявил Росток. — Это высшая степень лояльности…

Диас заставил себя поднять глаза. Оттолкнувшись от переборки, он подплыл вплотную к пульту.

— Меня вы не обманете, — сказал Росток. — Я знаю, какую боль причиняю вам, и не отрицайте этого. — Диас увидел, как на мгновение его руки соединились. — Я все время смотрю на вас вместе с вами.

Диас закрыл глаза. И устройство заработало.

— НЕТ БОГА РАДИ!

Росток кричал, бился в кресле и пронзительно выл.

— Я не могу, — выдохнул Диас. — Я не могу ждать…

Спектакль подходил к концу и в памяти воскресало прошлое.

— Вы вроде тетивы нашего сверхлука, — говорил офицер-психолог. Лунный свет слабо сочился сквозь купол и сиял на его бронзовых орлах, крыльях и клювах. — Вы знаете, что ваш правый локтевой сустав заменен металлическим, содержащим в себе ядерный заряд с запалом, активизируемым нервными импульсами. Но это еще не все, джентльмен.

Он свел пальцы вместе. Молодой человек, сидящий по другую сторону стола, неловко пошевелился.

— В нашей стране мы считаем недостойным превращать человека в марионетку, — сказал психолог. — Поэтому над своей бомбой вы обладаете полным контролем. И, тем не менее, все добровольцы проходят дополнительную спецобработку, и факт этот от них скрывается.

Предположим, бомбу в руке обнаружили и извлекли, заменив металлокость протезом. Но нам кажется, они не станут обращать внимание на микродетали. А в одной из них содержится осциллятор на кристаллической основе. Они этого знать не могут. Вы этого тоже знать не будете, поскольку не должны этого знать. И вы не проговоритесь под наркозом.