Дэвид и Койя чокнулись пивными кружками и улыбнулись друг другу, но вопль ван Рийна заставил их невольно переключить внимание на него.

— Что вы сказали?! — взревел торговец. Его черные кудри, какие были в моде лет тридцать назад, разметались по мясистым плечам. В голове Фолкейна пронеслось воспоминание о том, как совсем недавно одна конкурирующая фирма разработала целую шпионскую операцию, чтобы выяснить, завивается старик или нет. Ответ на этот вопрос помог бы ей рассчитать, как скоро начнет ослабевать его хищная деловая хватка. Но попытка шпионажа провалилась.

— Не надо шутить, Леннарт! — гремел ван Рийн. — Это вам не к лицу. Даже в шутовском наряде, с красным помпоном на носу и намалеванной ухмылкой, вы все равно будете выглядеть так, словно собираетесь цитировать какого-нибудь жалкого еврейского пророка, поющего за упокой. Давайте серьезно обсудим, как нам устроить все таким образом, чтобы положить конец этой заразе!

Взгляд Ханни Леннарт буравил его с расстояния в несколько тысяч километров. Она была тощей блондинкой болезненного вида, в нелепой тунике, расшитой золотом.

— Это вы занимаетесь шутовством, мастер ван Рийн, — ответила Ханни. — Я вам понятным языком говорю: «Домашние Компании» не пойдут против законопроекта Гарвера. И позвольте мне, ради вашего же блага, внести предложение. При нынешнем настрое общественного мнения вам будут давать дурные советы натравить на этот законопроект как ваших явных лоббистов, так и тайных мастеров подкупа. Они непременно дотерпят неудачу, и единственным вашим завоеванием станет всеобщая неприязнь.

— Но… Hel en verdoemenis![3] Разве вы не видите, чем это чревато? Если профсоюзы получат такой рупор в руководстве, это будет куда хуже, чем верблюжий нос в нашей палатке. Нет, черт возьми, это будет зловонное верблюжье дыхание и заляпанные песком копыта, а вскоре он втиснется в палатку целиком, и можете представить себе, что будет тогда.

— Ваши страхи преувеличены, — ответила Леннарт. — Как всегда.

— Никогда. Все, о чем я предупреждал, сбывается год за годом: хлоп, хлоп, хлоп. Слушайте. Профсоюз, как и любая компания, представляет собой организацию, предназначенную для извлечения прибылей. И неважно, как он будет сотрясать воздух, крича о рабской доле трудяг. Ладно, пока профсоюзы честны и жадны, вреда от этого нет. Но сегодня они превратились в политические организации, связанные с правительством, будто какие-нибудь головоногие сиамские близнецы. Дать им заправлять этими фондами — значит позволить правительству влезть в ваши дела.

— Но это можно поставить на взаимную основу, — заявила Леннарт. — Если честно… сейчас я говорю от себя лично, а не от имени «Домашних Компаний»; так вот, если честно, я полагаю, что ваше мнение о правительстве как о естественном враге любой разумной жизни, такое мнение характерно для мышления мезозойской эры. Хотите яркий пример того, куда оно может вас завести? Что ж, загляните за пределы Солнечной системы, посмотрите, что делает «Семерка» — методично, жестоко, губя одну планету за другой. Или вам безразлично?

— «Семерка» сама не пожелала вступить в открытое состязание…

— Мастер ван Рийн, мы оба — занятые люди. Я оказала вам любезность и позвонила, чтобы посоветовать не тратить попусту силы, пытаясь настроить «Домашние Компании» против законопроекта Гарвера. Теперь вы знаете, что мы говорим на полном серьезе. Мы будем вполне удовлетворены, если этот законопроект пройдет, и мы имеем все основания быть уверенными в этом, несмотря на любое возможное противодействие — ваше и вам подобных. А теперь, может быть, закончим этот спор и вернемся к нашим делам?

Физиономия ван Рийна сделалась красновато-бурой. Он пробормотал несколько слов, воспринятых Ханни как свидетельство согласия.

— Что ж, тогда до свидания, — сказала она и отключилась. Пустой экран тихо загудел.

Спустя минуту Фолкейн подошел к старику.

— Похоже, дурные вести, — рискнул предположить он. Мало-помалу ван Рийн перестал напоминать заткнутый пробкой вулкан.

— Да, весть неприятная, — пробормотал он. — Препротивнейшая весть. Мерзкая, гадкая, тошнотворная весть. Будем считать, что никто никогда ничего не вякал.

Койя подошла и, став рядом с креслом, погладила густую гриву деда.

— Нет, Гунунг-Туан, выкладывай, — тихо сказала она. — Тебе сразу полегчает.

Ван Рийн изложил полученную информацию, перемежая свою речь проклятиями и малопонятными фразами на разных языках. Эдвард Гарвер, парламентарий из Лунограда, внес законопроект, по которому управление частными пенсионными фондами для служащих компаний, которые являются гражданами Содружества, контролировалось профсоюзами. Применительно к Пряностям и спиртным напиткам это означало подчинение главным образом профсоюзному объединению техников. «Домашние Компании» решили не мешать принятию этой меры. Скорее уж их представители станут работать в соответствующих комиссиях, дабы усовершенствовать законопроект так, чтобы он устраивал обе стороны. Это означало, что Торгово-техническая Лига не могла выступить единым фронтом: «Домашние Компании» и их дочерние предприятия имели слишком много голосов в совете директоров. Кроме того, «Космическая Семерка» скорее всего воспримет случившееся совершенно равнодушно, поскольку этот закон почти не затронет ее. А вот независимые предприятия, такие, как у ван Рийна, работающие на межзвездном уровне, но продающие изрядную долю своих товаров в пределах Содружества, и впрямь окажутся в затруднительном положении, с точки зрения держателей основных денежных сумм.

— И когда объединение техников начнет говорить нам, куда вкладывать деньги, оно получит немалую власть в дополнение к уже имеющейся, — закончил торговец. — И это будет не просто влияние на наши дела, но и на всю финансовую политику, деловую жизнь и правительство, а правительство все более рьяно стремится командовать народом. Ах, не завидую я вашим будущим детям.

— Разве, по-вашему, нет никакой надежды направить события в другое русло? — спросил Фолкейн. — Уж я-то знаю, сколько раз вам приходилось опрокидывать всех, кто путался под ногами. Может, приналечь на связи с общественностью? Покатить бочку на кого надо? Вы же прекрасно знаете все эти приемчики…

— Наверное, это бесполезно, если «большая пятерка» против нас, — удрученно проговорил ван Рийн. — Возможно, я ошибаюсь, но… ja, ja, Дэви, малыш, я на тридцать лет старше тебя, а человек в конце концов устает, даже если у него вечные хромосомы и хорошие специалисты по омоложению. Я мало что могу сделать. — Он встряхнулся. — Эй, да что я мямлю? Мы же собрались повеселиться и напиться нынче вечером! А потом Койя отправится вместе с твоей командой и привезет мне много новых замечательных богатств. — Старик тяжело поднялся со стула. — Надо выпить еще, а то в глотке сухо, как на Марсе. Где этот неповоротливый дворецкий? Еще пива, я говорю! Еще водки! Больше, больше, черт побери!

Солнце по имени Елена было карликом, но его планета, Валия, обращалась совсем близко, отчего красно-оранжевый диск солнца в небе цвета индиго казался огромным. Сейчас было утро, и зайдет солнце только спустя без малого сорок часов. Спокойная поверхность океана поблескивала, будто какое-нибудь озерцо. Холмы полого сбегали к воде. Они были покрыты бурым дерном и поросли жестким кустарником. Крошечные яркие летучие существа, которые, однако, не были насекомыми, парили на волнах теплого бриза, слегка отдающего железом.

На улице возле штаба научной экспедиции Эрик Тамарин-Асмундсен сердито и настойчиво повторял свои жалобы начальнику, Анне Карагацис. Рядом с ними неуклюже стоял долговязый, похожий на паука туземец, которого они окрестили Чарли. Он был покрыт синей шерстью, а голова его, снабженная антеннами, по форме была похожа на каплю.

— Повторяю: так вы ничего не добьетесь, только время зря потеряете, — говорила женщина. — Думаете, я сама не возражала, не молила и не прибегала к угрозам? Но Уайлер только смеялся надо мной — до тех пор, пока не разозлился и не начал угрожать мне расправой в случае, если я не перестану ему докучать.