Выступающее сопло трамбочерпального генератора не было уже ярким и блестящим. Его поверхность превратилась в мозаику из больших и маленьких ямочек, крошечных кратеров, оставленных крупинками межзвездной пыли, пробившимися сквозь трамбочерпальное поле. Ямочки были повсюду: на ядерных двигателях, на корпусе и даже на грузовом отсеке в тридцати милях сзади. Корабль выглядел, как булыжная мостовая.

Все повреждения были поверхностными. Прошло больше века с тех пор, как надежная трамбочерпальная конструкция претерпела последние крупные изменения.

Теперь, через восемь с половиной лет после Юноны, трамбочерпальное поле отключилось вторично. Ядерное пламя превратилось в пару голубых актинических свечей, дающих тягу в одну двенадцатую часть «же». Грузовой линь медленно наматывался на катушку, пока грузовой отсек снова не оказался в своем гнезде.

Машина словно бы заколебалась… а потом ее два цилиндрических двигателя поднялись над корпусом на своих ножках, напоминающих лапки богомола. На несколько секунд они замерли под прямым углом к корпусу, потом ножки медленно сократились. Но теперь двигатели были направлены вперед.

V-образная штанга перевернула грузовой отсек, так что он теперь тоже находился спереди. Грузовая катушка медленно размоталась на всю длину.

В 8,3 световых лет от Солнца, почти прямо между Солнцем и Тау Кита, находился двойной красный карлик Л726 — 8. Главная особенность его заключалась в том, что его составляли звезды с наименьшей массой из всех, известных человеку. Однако они достаточно тяжелы, чтобы собрать небольшую газовую оболочку. Трамбробота изрядно помяло, когда его поле пробивалось сквозь внешний край этой оболочки.

Робот продолжал торможение. Вселенная вновь растягивалась; звезды принимали свои нормальные цвета и размеры. В 11,9 световых годах от Солнца и в ста миллионах миль от звезды Тау Кита машина остановилась. Трамбочерпальный генератор окончательно отключился. Разнообразные чувствительные датчики начали обшаривать небо. Остановились. Втянулись.

Робот опять пришел в движение. Он должен был подойти вплотную к своей цели на топливе, оставшемся во внутрисистемном баке.

Тау Кита — звезда класса J8, холоднее Солнца примерно на четыреста градусов и излучающая относительно него всего 45 процентов света. Орбита планеты Гора Посмотрика проходит от нее в шестидесяти семи миллионах миль, образуя почти правильную окружность; луны нет.

Трамбробот приближался к планете Гора Посмотрика. Приближался он осторожно, так как в его компьютере был запрограммирован фактор поправки на ошибку. Органы чувств робота зондировали космос.

Температура поверхности: 600 градусов по Фаренгейту с мелкими вариациями. Атмосфера: плотная, непрозрачная, у поверхности ядовитая. Диаметр: 7650 миль.

Что-то вынырнуло из-за горизонта. В видимом свете это выглядело, как остров в море тумана. Топографически он был организован, как ряд широких, очень пологих ступеней — плоских плато, разделенных крутыми обрывами. Но Трамбробот номер 143 знал больше, чем можно было увидеть в видимом свете. Температура там была как на Земле; пригодный для дыхания воздух при сходном с земным давлении. И еще с него исходило два направляющих радиосигнала.

Сигналы были приняты. Трамброботу номер 143 даже не пришлось выбирать, на который из них откликнуться, так как они исходили из точек, отстоящих всего на четверть мили друг от друга. Собственно, они шли от двух космобарж Горы Посмотрика, расстояние между которыми заполняла растянутая масса Госпиталя, так что космолеты были уже не космолетами, а странного вида башнями над чем-то вроде невысокого замка. Но трамбробот этого не знал и в том не нуждался.

Просто сигналы были. Трамбробот номер 143 начал снижаться.

Ощущая подошвами мягкую вибрацию пола и слыша отовсюду мерный приглушенный гром, Иисус Пьетро Кастро шагал по извилистым, переплетающимся коридорам в лабиринте Госпиталя.

Хотя он страшно спешил, ему и в голову не приходило побежать. В конце концов, он же был не в спортзале. Вместо этого Иисус Пьетро двигался, как слон, который не может бежать, но может идти достаточно быстро, чтобы растоптать бегущего человека. Голова его была опущена, а шаг настолько широк, насколько хватало ног. Глаза угрожающе смотрели из-под выпуклых надбровий и кустистых седых бровей. Бандитские усы и нимало не поредевшая прическа тоже были седыми и кустистыми, что странно контрастировало со смуглой кожей. Полицейские — исполнители, вытягивающиеся при виде его по струнке, отскакивали у него с дороги с ловкостью пешеходов, увертывающихся из-под автобуса. Была ли причина тому в его чине, или они пугались массивной, неостановимой туши? Быть может, они и сами не знали.

У большой каменной арки, служившей главным входом в Госпиталь, Иисус Пьетро поднял взгляд, чтобы посмотреть на бело-голубую искорку звезды над головой. Как раз, когда он нашел ее, она мигнула. А несколько секунд спустя пронизывавший все гром иссяк.

Джип уже ждал. Если Иисусу Пьетро приходилось кого-то звать, вызванный являлся очень быстро. Он сел, и шофер-исполнитель тотчас тронул с места, не дожидаясь приказа. Госпиталь остался позади, вместе со стенами и окружавшей его защитной пустошью.

Груз трамбробота опускался на парашютах.

Отовсюду мчались другие автомобили, беспорядочно меняя курс, по мере того, как их водители пытались угадать, где опустится белая точка. Где-нибудь возле Госпиталя, конечно. Трамбробот нацеливался на тот или иной из кораблей, а Госпиталь, словно некое животное, словно опухоль из архитектурного коралла разросся между двух бывших космолетов.

Но сегодня был сильный ветер.

Иисус Пьетро нахмурился. Парашют сдует за край обрыва. Он приземлится не на плато Альфа, где стоят дома команды и где не терпят колонистов, а в колонистских землях за его пределами.

Так и вышло. Машины устремились следом, точно гусиная стая, перевалив через четырехсотфутовый обрыв, отделяющий Плато Альфа от Плато Бета, на котором леса фруктовых деревьев чередовались с полями зерна, овощами и лугами, где пасся скот. На Бета домов не было, потому что команде не нравилось присутствие колонистов так близко. Но колонисты там работали, а частенько и отдыхали.

Иисус Пьетро поднял трубку телефона.

— Приказ, — сказал он. — Груз трамбробота сто сорок три опускается на Бету, сектор… двадцать два или около него. Отправьте туда четыре бригады. Ни при каких обстоятельствах не мешайте автомобилям и членам команды, но арестуйте любого колониста, которого обнаружите на расстоянии полумили от груза. Просто задержите их для допроса. И поторапливайтесь.

Груз проплыл над полуакром цитрусовых деревьев и опустился на дальней опушке.

Роща состояла из лимонных и апельсиновых деревьев. В составе груза одного из последних трамброботов прибыли, наряду с другими чудесами земной биоинженерии, генетически измененные семена, давшие начало этой роще. На этих деревьях совершенно не приживались паразиты. Они могли расти где угодно. Они уживались с другими цитрусовыми, претерпевшими сходную обработку. Их плоды оставались в наивысшей степени зрелости десять месяцев в году, а когда они роняли плоды, чтобы посеять семена, это происходило через неравные промежутки времени, так что на пяти деревьях из шести всякий раз были спелые плоды.

В беспощадном стремлении к солнечному свету деревья переплетали листья и ветки в непрозрачный полог, так что находиться в роще было все равно, что в девственном лесу. Там росли грибы, присланные с Земли неизмененными.

Полли собрала уже пару дюжин. Если бы кто-то спросил, то она пришла в цитрусовый лес за грибами. К тому времени, как явился бы гипотетический спрашивающий, она успела бы спрятать свою камеру.

Если учесть, что сезон ухода за растениями уже месяц, как кончился, на Плато Бета находилось на удивление много колонистов. Сотни мужчин и женщин отправились туда на пикники и экскурсии — в леса, на равнины, лазая упражнения ради по обрывам. Бдительный офицер Исполнения нашел бы их распределение по Плато невероятно равномерным. Слишком во многих можно было признать Сынов Земли.