– Это же монумент! – воскликнул ошеломленный Чарли. – Посмотрите, они воздвигли его на месте развалившейся статуи. – Чарли бросился под ноги роботов и поднял обломок человеческой руки. Это был тонкий изгиб узкого запястья. Все остальное в крошку растоптали железные ноги роботов, толпившихся вокруг монумента.

Роботы повторяли человеческое общество. Никто их этому, разумеется, не учил. Скопище предоставленных самим себе машин не погибло, а образовало совершенно новое общество.

– Фред, а не кажется вам, что это именно то, о чем мы с вами говорили в вашей лаборатории? – Рора заглянула в серое усталое лицо Гайденбурга.

– И мы видим здесь свое будущее?

– Да.

– Здесь что-то не то. Эти железные коробки не могут представлять ни малейшей опасности для человека.

За ними по-прежнему следовал кривоногий механизм, сверкая выпуклостями пластмассовых линз.

Снова начались заросли необычайных растений. Среди деревьев ходили яйцеподобные садовники. Их было явно больше, чем требовалось. Как видно, контролирующее устройство, которое ведало воспроизводством роботов, тоже расстроилось, и поэтому возле заправочного пульта стояла такая длинная очередь, а сады кишели садовниками.

Сад сменился дикими зарослями. Затем потянулся мертвый кристаллический лес, и вот появились угрюмые прямоугольные сооружения. Серые, без окон, они подавляли отсутствием элементарного эстетического начала. Планировка их вызывала недоумение. Здесь царствовал некто, абсолютно лишенный чувства прекрасного.

В сооружения вели прямоугольные входы. И когда астронавты вошли в один из них, то Аэла не могла преодолеть давящего чувства немой тоски. Это была странная, чуждая человеку цивилизация во всех ее необъяснимых проявлениях. В зданиях от потолка до пола свисала кисея рваной паутины, она затянула какие-то механизмы, брошенные здесь.

В одном из зданий был вход в мрачное подземелье. Астронавты вошли в него.

Свет атомных фонарей освещал неровные оплавленные стены и терялся во мраке подземелья. В глубине его возникла какая-то серая громада. Она слабо светилась в конце темной галереи за мощной прозрачной стеной.

Астронавты медленно приблизились к ней.

И вдруг почувствовали, что на них что-то смотрит. Смотрит так, что цепенеет сознание.

– Что вам нужно? – спросил бесстрастный, какой-то бестелесный голос.

Аэла почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове.

– Мы астронавты, ваши гости и хотели протянуть вам руку дружбы, – ответила она.

– Что такое дружба? – спросил голос.

Аэла беспомощно посмотрела на своих спутников.

– Дружба, это почти то же, что и любовь, – ответила она. Ей показалось, что это наиболее понятно.

– Что такое любовь? – спросил голос. – У вас много слов, лишенных содержания.

– Кто вы? – спросил Гайденбург.

– Я – высшая форма разумной жизни.

– Очень приятно, но…

– Что такое приятно? – снова спросил голос.

– Наша цивилизация, по-видимому, не имеет ничего общего с вашей, – сказала Аэла.

– Какова основная цель вашей деятельности? – спросил Гайденбург.

– Цель – сохранить себя.

– Зачем? – невольно вырвалось у Аэлы.

– Чтобы быть.

– Разве назначение разума в самосохранении?

– В конечном счете – да.

– Интересуют ли вас другие цивилизации? – астронавты уже осмелели.

– Да, если они могут дать мне что-либо для того, чтобы я мог сохранить себя.

– Существуют ли еще цивилизации подобные зашей?

– Пока нет. Но неизбежно появятся.

– На чем основана ваша уверенность?

– Моя цивилизация является единственно целесообразной, а всякое разумное начало стремится к целесообразности.

– Как вы считаете, есть ли у нас с вами общие интересы?

– Есть.

– Какие?

– Мы заинтересованы сейчас в том, чтобы взаимно не уничтожать друг друга. Я знаю, что ваш корабль в любое мгновение может направить на Троллу поток антипротонов и испепелить меня.

– Вы бы уничтожили нашу цивилизацию, если бы могли это сделать, не подвергая себя риску быть уничтоженными?

– Нет. Организмы – борцы с энтропией. Мы с вами – враги энтропии. Это самое общее, что объединяет нас.

– Откуда вы знаете наш язык?

– Мне достаточно было перехватить несколько ваших радиопередач.

– Давно ли вы существуете?

Голос не ответил.

Откуда-то сверху, за толщей прозрачной стены, появилось тело человекоподобного. На глазах оно стало расплываться, становиться прозрачным, и через несколько секунд только розоватое облачко говорило, что здесь был человек…

– Что случилось с этим несчастным? – в ужасе спросила Рора.

– Он растворился, – спокойно ответил голос.

– Растворился? В чем? – Во мне…

Рора попятилась назад. Глаза ее застыли. Аэла выхватила излучатель. Гайденбург резким ударом выбил его у нее из рук.

– Здесь ваше оружие бессильно, – сказал холодный голос.

– Кто же вы все-таки?

– Если бы вы это знали, то были бы уже мертвы.

– Почему вы уничтожили цивилизацию на планете?

– Я не ставил перед собой такой цели.

– Но вы же губите людей…

– Да, но ведь люди все равно умирают, превращаются в ничто. Кровь, ценные биологические продукты пропадают. Я же целесообразно использую это для поддержания своего существования, а людям плачу тем, что изготовляю для них зеркальную одежду, защищающую от солнца, строю подводные города.

– Почему же вы их не допускаете сюда, в подземные города?

– Чтобы обезопасить и сохранить себя. Человеческий мозг работает недостаточно ритмично. Многое в его деятельности – необъяснимый, не поддающийся контролю произвол. И в этом кроется главная опасность для меня. Совершеннее, целесообразнее общество механизмов.

– Да вы понимаете, что бросили целый мир в бездну страданий! – кричала в гулкую пустоту Аэла.

– Что такое страдание? – потерялся в пустоте бесцветный голос. И сразу же между астронавтами и серой громадой беззвучно сошлись металлические шторы.

Астронавты вышли из подземелья.

– Что это было? – спросила Аэла. Глаза ее были совершенно круглыми.

Рора покачала головой.

– Не знаю. Но я хочу умереть. Умереть в атомолете, в нашем маленьком кусочке Земли! Зачем я покинула Землю? Зачем мне нужно было лететь в эту черную пустоту!

Рора приложила стальные перчатки к прозрачному колпаку шлема.

– Это наглая, самоуверенная сила, – сказал Чарли. – И сила чудовищная, бессмысленная, страшная нелепым сознанием своей правоты.

Гайденбург стоял, наклонив седую голову и упершись лбом в колпак шлема. Морщины на его лице проступали сейчас необычайно резко.

– Мы недооцениваем опасность, – глухо сказал он. – Не ту, разумеется, которой подвергаемся мы. Опасность для человечества, пока еще не расселившегося по звездным мирам, еще покоящегося в колыбели и потому уязвимого для враждебных сил.

– Что это было? – снова спросила Аэла.

– Я чувствую, – сказал Чарли, – это такая сила, перед которой мы то же, что бескрылая муха перед человеком.

Астронавты тихо побрели назад к атомолету.

Аэла снова почувствовала, что кто-то зовет ее. Зов был слаб. Но тот, кто звал ее, был совсем близко.

Она, прислушиваясь к этому звучащему в ней зову, пошла куда-то в сторону.

– Куда вы? – испытующе взглянув на нее, спросил Гайденбург.

– Опять. Он опять зовет меня. Я должна идти.

Колин поднес к ее шлему хронометр.

– Сначала нужно пополнить запас кислорода.

– Будет поздно, Чарли. Я пойду одна. Ведь этот воздух в конце концов пригоден для дыхания.

– Ты можешь за несколько минут погибнуть от бактерий, – испугалась Рора.

– И все-таки я пойду. Астронавты молча отступили.

– Мы захватим для вас жидкий кислород и пойдем следом за вами, Аэла, – сказал Чарли.

Они расстались. Аэла пошла в глубь зарослей.

Неведомый голос все настойчивее звал ее.

Вот впереди забелели длинные, в человеческий рост, лилии, и за ними потянулись заросли.