Виктор Мурич

Полигон безумной смерти

Огромное спасибо Шурику и Артему

за то, что они есть. Всегда приятнее

писать о реальных людях вовлеченных

пусть даже и не в совсем реальные события.

Если жизнь лишена любви,

приключений и друзей,

то на кой черт спрашивается

она такая нужна.

Наверное Я.

Предисловие.

Минуту назад погиб Артем. Погиб, подорвав керамической гранатой себя и десяток аборигенов. Скорее всего, он не смог ее бросить под весом напавших сверху. Глухой взрыв разбросал рваные куски тел в разные стороны. Мы, ничем не могли ему помочь. Работы было слишком много… В этот момент Шурик из Калашникова укладывал прорвавшихся в ущелье аборигенов, я же разбирался со стрелками из пращ, засыпавших нас градом камней.

Шлем уже два раза спас голову. Первый камень просто черкнул по затылку, а вот второй попал прямо в висок. Голова осталась целой, только появилось сильное головокружение. Хорошо хоть с большого расстояния стреляли…

– Прицельно, блин, метают гады! – шепчу сквозь зубы и загоняю в карабин очередную обойму.

Я стараюсь даже не смотреть на то место, где еще недавно находился Артем. Чувство жалости и утраты придет потом, после окончания боя, или не придет совсем, если я не доживу до того момента. Сейчас я всего лишь констатирую факт смерти одного из бойцов и прикидываю, как двум стволам справиться там, где и троих-то едва хватало. Если я сейчас позволю одержать верх жалости и отчаянию – пиши пропало, следующая волна аборигенов размажет нас по камням не оставив и следа.

Артем был не прав. Лучше сдохнуть тут в бою, чем дома, как бык на бойне.

Один из пращников неосторожно высунулся из-за скалы и тут же получил пулю в лоб. Верхнюю часть черепа как бритвой срезало. Такая же участь постигает двух аборигенов попытавшихся подобраться ко мне поближе. Один так и остался лежать в той точке, где его настигла смерть, а второй, раненый в бедро, умудрился проползти еще десяток метров, оставляя за собой красную полосу, прежде чем умереть от потери крови.

Хищным взглядом, осматриваю свой сектор обстрела, как парящий в небесах ястреб высматривает под собой очередную жертву. Притихли голодранцы. Всем жить хочется. Хоть и идиоты, хоть и заражены гнилью, а поняли, что лезть голой грудью на карабин дело одноразовое и если что, дублей не будет.

Терпеть еще немного. Патроны тают с невероятной скоростью. А аборигенов становится все больше и больше. Тонкими струйками они вливаются в ущелье как горная река.

– Витя, к тебе снизу гость ползет, – хрюкнула рация голосом Шурика. – Стрелять не могу. Позиция неудобная. Есть шанс тебя зацепить.

– Понял, – шепчу в микрофон шлема. – Спасибо.

Я лежу на левом боку, прислонившись спиной к вертикальной скале. Пистолет, в подмышечной кобуре получается подо мной. Приподнимаюсь, чтобы достать его, но тут над краем скального выступа, на котором я нахожусь, показалась оскаленное лицо с безумными глазами и костлявая рука замахнулась обломком камня. Доставать пистолет из кобуры нет времени. Пока я буду возиться, этот камикадзе влепит мне увесистый обломок между глаз. И как ему удалось незаметно подобраться ко мне? Вроде внимательно смотрел… Если были сомнения, то обязательно проводил контрольный выстрел. Лучше израсходовать лишнюю пулю, чем в самый неподходящий момент получить камнем по кумполу. Если бы не зоркий Шурик, то сейчас именно так бы и случилось.

Рука аборигена метнулась вниз, как я и ожидал в сторону лица. Безумец безумцем, а куда бить соображает. В последний миг одергиваю голову в сторону, и камень с треском ударяется о скалу, высекая сноп искр и осколков, которые больно стегают по лицу. Не дожидаясь второго удара, выбрасываю вперед правую руку с пальцами сложенными в «викторию».

– Он твой, – говорю Шурику, брезгливо стряхивая на камень прилипшие к указательному пальцу остатки глаза, еще секунду назад принадлежавшего аборигену.

– Делаю. – Коротко прострекотала очередь, заткнув истерический вопль ослепленного гостя.

Я даже не смотрю вниз, чтобы проверить работу стрелка. Шурик всегда все делает на совесть.

От злобного взгляда изувеченного глаза направленного на меня мне становится нехорошо. Резким движением руки сбрасываю его вниз, к владельцу и брезгливо вытираю перчатку о камень, с трудом удерживая тошноту.

– Ты как? – интересуется Шурик.

– Атака! – выдыхаю с ненавистью вместо ответа на поставленный вопрос, глядя на новую волну наступающих.

– Уже третья, – хладнокровно констатирует Шурик.

Все началось около получаса назад.

Мы, опустив головы, плелись к точке перехода в родной мир измотанные схваткой с уже знакомыми кислотодрыщущими летунами. На душе была тоска и злость на собственное бессилие. По сторонам никто даже не смотрел. Это нас и подвело.

Возле ноги с сухим стуком ударился об скалу камень, и отскочил рикошетом, чуть не задев Шурика. Вслед за этим горы взорвались диким животным воем. Обернувшись, мы увидели, что в нашу сторону быстро движется здоровенная толпа аборигенов. На этот раз в их руках оружие: пращи, веревки с привязанными на концах камнями и просто острые обломки скал. Толпа движется слишком быстро, чтобы успеть от нее убежать. Тут уж хочешь не хочешь, а придется сражаться. Гуманность штука очень даже замечательная, по крайней мере, до тех пор, пока перед нами не становится дилемма – или стать мертвыми гуманистами, или же наплевав на доброту интенсивно заняться истреблением аборигенов с целью спасения собственной шкуры. Честно говоря, мне, не смотря на врожденную доброту, более нравится второй вариант.

Переглянувшись, рассредоточиваемся, занимаем боевые позиции и готовимся к предстоящему рандеву.

Толпу встречает дружный треск двух автоматов и глухое бухание карабина. Артем бросает керамическую гранату. Она падает почти рядом с первой волной наступающих. Взрыв. Со свистом пролетают над головой обломки раздробленных камней. Окружающие нас скалы усиливают звук взрыва, а эхо с удовольствием повторяет его несколько раз. Крики боли… Тела падают, но толпа не замедляет ход. Босые ноги топчутся по павшим сородичам, не взирая на то мертвые они или нет. Корчатся в конвульсиях раненые, оглашая горы жалобными стенаниями.

Мы практически выкашиваем два первых ряда. Автоматы бьют длинными очередями. Разрывные пули рвут на части тела нападающих. Каждый выстрел из карабина это или оторванная рука, или обезглавленное тело. Но ничто не в силах остановить это безумное стадо. Максимум, что мы можем сделать, это замедлить ход этой волны смерти, готовой вот-вот захлестнуть нас с головой.

– Надо отходить! – невозмутимый голос Шурика раздается в наушниках шлема. – Нас обходят сзади.

Оглядевшись, замечаю несколько аборигенов пытающихся зайти в тыл. Вскидываю карабин. Перекошенное ненавистью лицо всплывает в прицеле.

Оптика почти вплотную приближает бегущих людей. Глаза безумны. На губах, растянутых в свирепом крике, висят клочки пены. В руках камни.

Три выстрела. Три тела кубарем катятся вниз по склону. На их месте остаются кровавые ошметки, вырванные из тела взрывами пуль. Остальные поворачивают обратно и скрываются за холмом.

– Ага! Испугались, голодранцы! – просыпается во мне охотничий азарт. Я знаю, что потом, если конечно это потом для меня будет, мне будет очень стыдно за этот самый азарт, за бойню которую мы устроили и в первую очередь за чувство радости, получаемое при каждом удачном выстреле. Но это будет потом, а сейчас я пьянею от отобранных у противника жизней. Никогда ранее даже не думал, что я буду получать удовольствие, сея смерть. Будь проклят этот мир сделавший меня таким!

– Туда! – кричит Артем и призывно машет рукой – Туда! Там ущелье! – Он первым вскакивает на ноги и петляя спешит к укрытию. Камни градом сыплются вокруг него. Облегченно вздыхаю, когда его спина скрывается за каменным утесом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: