Вот и обернулась прекрасная Фея берёзкой стройной, для Бухтея неприступной и стала детей неразумных от злыдня спасать, домой возвращать, светики ясные копить-собирать. Вначале не мог понять Бухтей, кто ему мешает царство Поганое множить, подданных прибавлять да скоро догадался. Страшен Бухтей, но не глуп. Стал он изводить берёзку белоствольную. Да не тут-то было. Изничтожит чудовище деревце стройное, а оно семенем маленьким останется и уже на другой день стоит опять берёзка, как ни в чём ни бывало. Немало сил волшебных ведь и у Феи прекрасной.

Немало-то-немало, только не хватает их, чтоб Машу с Никиткой вызволить. А тогда их хватит, когда новые светики ярким светом засияют, но это уж от самих детей зависит. Так что зря девочка на волшебницу и обижалась.

А тем временем привели Машу кикиморки к Бухтею. Тот стоит страшный, нахмуренный. Это ему Малявка про Машу наябедничала. Сама вреда рядом крутится, к Бухтею ластится.

― Ну, что Маша, ― недовольным голосом спрашивает царь Поганый, ― пожила в невольницах, узнала, как царю перечить? Вот и подданную мою не слушалась, зачем Малявку обидела?! Так и выпрашиваешь, чтоб я тебя в моль бесцветную обратил! Только один у тебя способ есть прощенье моё получить. Ну, что, говори ― готова служить царю своему?

Бухтей ножищей топнул, головой затряс и кикимор, что Машу к нему привели, как ветром сдуло. А Маше, хоть и страшно, но видит она ― не станет Бухтей её в моль обращать ― запугивает, а сам аж трясётся, так хочет, чтоб девочка согласилась берёзку изводить. Осмелела она и отвечает страшилищу:

― Соглашусь я служить тебе, великий Бухтей, только хочу я тебе служить вместе с Никиткой, что живёт у Чуха в невольниках.

Удивился Бухтей такому заявлению, но и обрадовался, что Маша не упрямится.

― Никитка твой ― негодный для вредного дела оказался, потому служить ему не мне, а моим подданным. Но коль ты окажешься верной подданной, так отдам я его тебе в услужение.

― Отдай мне его сейчас, а без него ― не стану ничего делать, вот моё последнее слово! ― стоит на своём Маша, хоть и трясётся от страха.

Задумался царь Поганый, забухтел ― стал силу злую набирать: «Бухти-бухты, бухти-бухты!» Пошла вонь от него немыслимая. Еле стоит на ногах Машенька, но стоит, делает вид, что не страшно ей.

― Ладно, ― наконец, говорит Бухтей. ― Из упрямиц лучшие вреды получаются, так и быть ― забирай себе в прислужники Никитку. Сейчас его тебе приведут. А как его приведут, так и пойдём зло творить ― берёзку изводить. Небось, уже знаешь, какая от тебя служба нужна?

― Знаю, ― кивает девочка. А сама думает: «Ничего, будет Никитка рядом ― мы что-нибудь придумаем! Обманем Бухтея, а берёзке вредить, ни за что не буду!»

Подумала так смелая девочка, а сама и не знает-не гадает , что зеркальце у неё в заднем кармашке целое-целёхонькое сияет. Что, сама того не ведая, совершила она доброе дело уже тем, что злое творить не согласилась. И был Маше знак, что в зеркальце посмотреться нужно. Звенело оно звоном волшебным, когда Бухтей злую силу набирал, из-за Бухтеевого бормотанья и не услышала этот звон Машенька.

Вот привели Никиту. Говорит Бухтей:

― Будешь теперь, мальчишка никчемный, служить новой моей подданной, смотри, слушайся её! ― и на Машу посохом указывает.

Никитка глаза от удивления таращит, ничего понять не может, а Маша ему тихонечко подмаргивает, мол, соглашайся! Согласился мальчик быть Машиным прислужником.

Вот пошли они берёзку изводить. Впереди Бухтей пыхтит, с ножищи на ножищу переваливается. Рядом с ним вреда Малявка бежит, подпрыгивает. Следом уж дети идут, подотстали немного. Да сильно-то не отстанешь ― приставил к ним Бухтей сторожевых жаб. Те детей подгоняют, порыкивают. Хорошо хоть речь человеческую не понимают. Маша Никитке потихоньку и говорит:

― Не бойся, не буду я берёзке вредить, обману Бухтея противного! Жаль только, что это добрым делом нам с тобой не засчитается.

― А вдруг засчитается? ― шепчет мальчик.

― Нет, ― качает головой Маша. ― Во-первых, мы Фее вредить не будем не только потому что её жалеем, а потому что себя жалеем ещё больше. Без неё, как из проклятого царства Бухтеева выбраться? То-то… А во-вторых, я про эти добрые дела противные всё время помню!

Вздохнули дети, а и не догадываются посмотреться в зеркальце, что целенькое в кармашке Машином лежит.

Но вот пришли они, берёзка та недалеко от Бухтеевой норы стоит: стройная, зелёная, одна такая красивая в Поганом царстве. Бухтею извести прекрасное деревце не терпится, аж трясётся от нетерпения, видно, очень ему мешает Фея зло творить. А берёзка листьями зашелестела, заволновалась, недоброго ждёт.

― Ну, Маша, ― говорит Бухтей радостно, ― слушай же заклятье злое. Сам я колдовать начну, а как тебе посохом махну ― тут ты заклятье и скажи!

Сказал он девочке заклятье на языке своём поганинском, тарабарском, а сам давай колдовать: «Бухти-бухты, бухти-бухты!» Берёзка шумит, колышется, листья будто серебряным звоном звенят. Вот махнул злой колдун-чудовище жёлтой костью ― посохом своим страшным, глядит на Машу, ждёт, что она слова скажет. А Маша молчит, только глазами хлопает.

― Почему не заклинаешь? ― кричит Бухтей.

― Забыла, ― отвечает девочка. ― Всё забыла.

Плюнул царь Поганого царства от огорчения. Давай опять Машу заклинанию учить. Научил и в другой раз начал злую силу набирать, колдовать. Вонь от него идёт страшная. Да дети к берёзке поближе жмутся. Возле берёзки воздух чистый-чистый, дышат дети ― не надышаться, в Бухтеевом-то царстве воздух тяжёлый. Но вот махнул Бухтей и в другой раз посохом костяным ― опять пришла пора новой подданной свои слова говорить. Она и стала говорить, да не так, как нужно. Другие слова говорить стала.

― Ты что же, издеваться надо мной вздумала?! ― взревел в гневе Бухтей, а глаза аж кровью от бешенства налились. Страшно стало Маше, все поджилочки задрожали, а на глаза слёзы от едкого духа навернулись. Как заплачет она, как зарыдает:

― Ой! Не нарочно я, у меня так запомнилось!

Но тут Малявка вмешалась, подскочила к Бухтею и давай пищать:

― Нет ей веры! Великий царь мой, обмануть тебя негодная хочет! Но не выйдет, потому что у тебя есть я ― твоя верная любимица. А я одна в Поганом царстве писать могу и заклятие напишу!

― Нет, ― говорит Маша. ― Я читать не умею.

― Врёшь! ― вопит Малявка. ― Ты в садик ходишь, в старшую группу, читать учишься!

― Я плохо учусь! Я ― неспособная! ― спорит девочка, да врать-то не умеет, всё глаза выдают.

Видит Бухтей ― права Малявка, обманывает его непокорная девчонка. Затрясся он от злобы лютой, жаб сторожевых призвал, на девочку натравливает:

― Ату её, негодную, будет знать, как царя дурить!

Только жабы на Машу не бросаются, стоят сонные ― вот-вот с ног свалятся, а морды в улыбке растянуты. Бухтей с Малявкой жаб тормошат, а толку нет. Были жабы злые, как псы сторожевые, а стали весёлые да квёлые. Не поймёт Бухтей, что с ними стряслось.

А вышло вот что. Никитка-то, пока Маша Бухтея дурила, не просто в тени стоял, а взял и жаб сторожевых из родничка напоил. Родничок чистый-чистый рядом с берёзкой из-под земли бьёт, вот мальчик и придумал жаб из него опоить. Хоть и не знал, будет ли толк от такого, но будто кто его научил, что так сделать нужно. А, видно, берёзка и подсказала ему шелестом своим волшебным. Вот и опьянели жабы от чистой родниковой водицы.

― Бежим, Маша! ― кричит Никитка.

И побежали дети, дороги не разбирая. А куда бегут ― сами не знают. Только с каждым шагом всё тяжелее бежится им, словно к ногам гири тяжёлые привязали: это Бухтей шаг им заколдовывает. Ну, думают дети ― не уйти им от монстра да монстрика, нет силы уж и шаг сделать. Остановились они, ждут топота за спиной да гибели своей неминучей. Только не слышно топота. Оглянулись дети ― далеко Бухтей с Малявкой отстали. И видно, что тоже, как ни силятся бежать, а не могут.

― Ага! ― вскричала Маша радостно. ― Это Феюшка нам помогает, Бухтея не отпускает!