– Какое? – с некоторым замиранием переспросил Алексей.

– А вот, смотри. Вскоре после убийства актера эта гражданка по фамилии Войцеховская, работающая, между прочим, всего-навсего санитаркой в больнице, вдруг делает одну весьма дорогостоящую покупку. Она приобретает почти за пять тысяч долларов – бешеные деньги для санитарки – комнату. Здесь же, на Васильевском. Откуда у нее такие средства? На проституции ее не привлекали – этот заработок вроде как отпадает. Да если бы и прирабатывала она этим делом, невелики там доходы: больше трат на одежду, чем прибыли. Наследства она в последнее время не получала. Мать умерла несколько лет назад во Львове. Там квартира даже не приватизирована, в ней прописан ее отчим – мы проверяли по случаю. Ясно, что жилье то львовское Войцеховская продать не могла. Что остается? Предположим, это деньги ее родного отца, так?

– Почему бы и нет?

– Однако отца у нее как бы и нет: записан в свидетельстве о рождении со слов матери. Трудно поверить в то, что через двадцать с лишним лет этот папаша вдруг объявился да подкинул состояние дочурке, если он, как я выяснил, даже не появлялся на похоронах ее матери.

– Смотрю, вы ее плотно разрабатываете…

– Что ж ты думал? У меня эта Войцеховская в черном списке. Она тут к нам приходила – красивая девка, за такими как раз и могут числиться самые темные дела. Ревела белугой, горе неутешное изображала. А как допрашивать ее по краденому стали – путается. Это, мол, особой ценности не имело, то – вообще безделка, – Карпов щелкнул еще одной жестянкой и доверительно наклонился к Алексею. – Нет, ты мне как мужик скажи: чего это молодая девка будет жить с человеком на двадцать лет старше ее? Любовь большая? Как бы не так, знаем мы эту любовь с приглядом на денежки.

– Ну, а зачем была нужна ей смерть актера? – отстранился Алексей.

– Правильно вопрос ставишь. Вот и дошли мы, наконец, до этого пункта. Бог ты мой, да сговорилась она с каким-нибудь своим дружком, чтобы обчистить квартиру любовника. Алиби она себе обеспечила: отчалила на этот вечер к своей подружке, Македонский ее сам туда отвез. Я тут так думаю: дружок-то этот был их общим знакомым. Актер внезапно возвращается в квартиру – застает там этого человека, а дальше события развиваются по знакомой схеме. Вору не остается ничего другого, как убить Македонского. Так сказать, эксцесс исполнителя. Шел на одно дело да переборщил – повесил на себя еще дополнительную статью.

– И что, есть какие-то предположения по этому дружку?

– Хрен тебе! Честно скажу, только между нами, да? – джин уже оказал свое влияние на Карпова, и он не темнил перед Алексеем, – ни-ка-ких следов. Честная женщина – ни одной связи, мужской, я имею в виду. Что делать?

– Значит, тупиковая версия, – подсказал Нертов.

– Во-во, а на мне этот “глухарь” висит. Тяжелой такой гирей. Там, – он показал в потолок, – и знать не хотят о том, что у меня таких убитых Македонских – десятки. Сам знаешь, бытовуха, коммуналки. Драки пьяные, дебоши, из-за очереди в туалет убивают. Тоже поди раскрой – мол, шел сосед по коридору да височком об утюг ударился, так ведь? Сам-то ты в ментовку не пошел, побрезговал. Сразу, видать, в банк, на теплое местечко?

– Да нет, я же сказал тебе, что успел в военной прокуратуре поработать. “Следаком”. А когда учился, стажировался в уголовке.

– Ну, тогда уважаю, – Карпов отхлебнул из новой банки. – А то терпеть не могу этих мальчиков после университета. Правильные все. Чистоплюи. Методы им наши не подходят. Тут один мне говорит: что это, мол, вы “жегловщину” развели? Да еще к шефу с рапортом.

Разговор начал буксовать. Следователь, как назло, захмелел совсем не в той кондиции, что требовалось. Алексей пытался вернуть его в нужную колею:

– Слушай, а может, этот ваш Фалеев специально не стал засвечивать какие-нибудь связи Войцеховской? Если учесть, что он мог быть заинтересованным лицом?

– Прям там. Я лично этими связями занимался, потому как больно важная птица этот убитый. Она как в новую квартиру въехала – мы и в ней наблюдение установили.

– Молодцы. Как вы только умудрились наружку-то организовать…

– А зачем? Коммунальная квартира – это и зло тебе, и благо. Я что, это наши опера, разве не договорятся с кем-нибудь из соседей? Всегда!

– И что же? – насторожился Алексей.

– А то, что хаживает-таки к нашей барышне какой-то тип, один и тот же. Голос мужской в ее комнате соседи слышали. И все на повышенных тонах. Так что как теперь этот дружок в квартире появится – мы туда. Ждем-с. Только я тебе ничего не говорил.

– Чего же раньше-то не собрались, когда он там был?

– Ой, я тебя прошу! У меня таких Македонских и Войцеховских – десятки. За всеми не набегаешься. Честно скажу, некогда было. А тут начальство опять приперло. Раз уж Фалеева арестовали – такое пятно на весь отдел! – срочно выдавай хорошие показатели. А кляузное дело у нас одно. Эти деятели культуры уже столько “телег” понаписали во все инстанции! Лауреаты-депутаты, понимаешь ли. Вот и приходится теперь шевелиться.

– Ну, удачи тебе. – Алексей поднялся, чтобы попрощаться.

– Слушай, а ты чего приходил? – вдруг задумался Карпов.

– Так у тебя начальство и у меня – начальство. Тоже трясет: смертный случай в близком окружении, проверяй, кровь из носу, нет ли тут какой угрозы для жизни шефа, – нашелся Нертов.

– А, понятно… Козлы они все. Ну, бывай. Заходи еще. Хорошо поговорили. За рюмкой-то чая, а? – Карпов рассмеялся своей остроте.

«Итак, – размышлял Алексей, выходя из райотдела милиции, – что мы имеем после разговора с Карповым? Уже кое-что. Правильно он ставит вопрос о деньгах – видимо, это те самые деньги, которыми и шантажировал Марину Шварц, говоря при этом и о каком-то жмурике. Деньги связаны с трупом. Это очевидно. Чьим трупом? Как тут не крути, а речь могла идти об убийстве Македонского…»

Нет, одернул он себя, опять нестыковка: если Марина была задействована в этом убийстве, зачем ей потребовалось просить его, Алексея, установить истину, хоть что-то разузнать? Она же сама жаловалась ему на ментов, волокитящих это дело! А что, если этот неуловимый Шварц говорил о каком-то другом трупе? Каком – остается загадкой. В любом случае, деньги, на которые купила комнату Марина, имели криминальное происхождение. Видимо, они были авансом за предстоящий выстрел.

Далее, перебирал Алексей, стартуя от райотдела, появилась информация об отце Марины, которого как бы и нет. Стоило бы его все-таки установить. Жизнь – штука сложная. Может, и общались они все эти годы. Тогда Марине был бы прямой смысл скрываться у этого человека, которого не установила ментовка. Лучшего убежища не придумаешь.

Как понял Алексей, Карпов еще не в курсе того, что Марина исчезла. Не сегодня-завтра он узнает об этом от квартирного стукача и, несомненно, объявит ее в розыск. Бегство одной из подозреваемых – это то, что ему сейчас надо. Примется искать – работа по делу будет как бы вестись, и никто не упрекнет следователя в бездействии. Хорошо это или плохо, что он, Алексей, будет не одинок в своих поисках Марины? “Черт его знает”, – подумал он. Обнаружив, могут ведь и арестовать, церемониться не станут, а такого исхода Алексей никогда бы не пожелал…

Выехав с Малого проспекта на 17-ю линию, Алексей свернул на Камскую улицу. Остановился у нужного дома, про себя отметив мрачноватость этого местечка. Сразу три кладбища, несколько церквей – большой оригинал, должно быть, был этот артист, коли выбрал себе квартиру при таком соседстве. “Действительно, что же все-таки она нашла в этом немолодом человеке?” – задумался Алексей, сам неприятно пораженный вдруг возникшей ревностью. Ревновать к покойнику было сверхглупо, однако мысль о том, что Марина может теперь сравнивать… Да, именно это неизбежное сравнение было не слишком комфортным для Алексея. Прежний любовник – знаменитый и великий, – наверное, он был талантлив во всем. И Алексей – кем он мог быть для Марины? Так, случайный порыв расстроенных нервов. Он вспомнил, с каким презрением произнесла она тогда: