Кэти была неприятно удивлена, что Джон, когда они снова оказались одни, не сказал ни единого слова. В воцарившейся тяжелой тишине он проковылял к койке и начал раздеваться. Стягивая штаны, он болезненно наморщил лоб и плотно сжал губы. Когда он наконец улегся, Кэти больше не могла выдержать этого зловещего молчания. Она села рядом с ним, взбила подушку и поправила одеяло. Пока она так хлопотала, Джон не отрывал от нее задумчивых глаз. Зная, что это глупо, Кэти тем не менее испытывала абсурдное чувство вины, вызванное его пристальным вниманием

— Кэти, — он поймал ее запястье, чтобы она не смогла отвернуться, — Гарри к тебе приставал, пока я валялся в постели?

Она знала, что он уловил, как нервно и учащенно забился ее пульс. Она проклинала Гарри, который завел ее в столь щекотливую ситуацию. Ей не хотелось лгать, но, с другой стороны, ей также не хотелось быть причиной ссоры двух старых друзей.

— Нет, — равнодушно ответила Кэти, избегая его взгляда. — Почему ты спрашиваешь?

— Он смотрит на тебя, как голодный баклан на ставриду. Мне это не нравится. Если он к тебе приставал, скажи мне. Я быстро положу этому конец.

Кэти с усилием улыбнулась, надеясь развеять его дурное настроение.

— Если бы я не была обыкновенной пленницей, я бы подумала, что ты ревнуешь, — пошутила она.

Побледнев, он ответил неожиданно хриплым голосом:

— А что, у меня есть на это причины — тебя ревновать?

Его глаза прожигали девушку, как горящие уголья. Кэти не смогла подавить легкой победной дрожи. Если он ревнует — а Кэти в этом не сомневалась, — значит, не за горами то время, когда он полюбит ее без оглядки. Джон заметил, как блеснули ее глаза, и, помрачнев, усилил хватку вокруг ее запястья.

— Я повторяю: у меня есть причины тебя ревновать? — Он повысил голос.

Кэти ответила ему озорной улыбкой.

— Пожалуй, тебе пора пообедать, — задумчиво сказала она. — Я распоряжусь насчет жаркого.

Джон потемнел, как грозовая туча. Он стиснул ее запястье так, что у него побелели костяшки пальцев.

— Не играй со мной в прятки, киска, — зловеще предупредил он — Это добром не кончится. Я спрашиваю еще раз: у меня есть причины тебя ревновать?

Эта угроза непременно рассердила бы Кэти, не будь она так рада видеть его обеспокоенность. Она надула губы и потупила взгляд, словно опасаясь его реакции на свой ответ, а потом, проворно нагнувшись, прошептала ему на ухо:

— Нет, но, по-моему, ты все равно ревнуешь.

Кровь снова прилила к его лицу, когда он осознал всю важность того, что сказала ему Кэти. Она выпрямилась, он обжег ее взглядом, в котором в равной степени смешивались настороженность и доверчивость. Кэти выжидательно замерла, но он, кажется, еще не был готов до конца признаться самому себе в своих нежных чувствах.

— Что имею, то храню, — только и произнес он. Кэти нисколько не возражала. В один прекрасный день он полюбит ее без всяких оговорок.

Кэти это предчувствовала. Что ж, она может подождать.

Следующий день выдался жарким, безветренным. Тяжелая духота предвещала сильную бурю. Кэти прилагала все усилия, чтобы рассеять хандру Джона. Ему не терпелось вернуться на капитанский мостик, он раздраженно сетовал на Гарри, который, по его

мнению, вряд ли сумел бы справиться с кораблем в непогоду. Кэти тактично старалась его отговорить и, исчерпав все доводы, напрямик заявила, что у него даже не хватит сил взобраться на мостик. Раны Джона почти зажили, но его быстро одолевала усталость из-за полного отсутствия аппетита, который к нему еще не вернулся. В полдень, когда он почти не притронулся к соленой свинине, Кэти начала его энергично бранить. Джон надулся, словно обиженный мальчик, и тогда она, не выдержав, рассмеялась. Все еще улыбаясь, она кликнула Петершэма, чтобы он унес остатки обеда, а затем присела на койку рядом с Джоном.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, по-хозяйски оглядев его тело. Во время болезни он сильно потерял в весе, но это не мешало ему выглядеть по-прежнему атлетично. Худоба только подчеркивала мощь его узловатых, рельефных мышц.

— Как мальчишка, которому устроили нагоняй, — хмуро ответил он. Его глаза, словно намагниченные, остановились на ее округлой груди.

Кэти стоически перенесла соблазн откликнуться на этот откровенно вожделеющий взгляд. Ложиться с Джоном в постель по первому зову? Нет, хватит! Она переменит тактику. Пусть он попробует обойтись без нее хоть день, это поможет ему лучше разобраться в собственных чувствах.

Джон, раззадоренный ее безразличием, потянулся жадными пальцами в направлении, проторенном его глазами. Кэти шлепнула его по руке, но он, изловчившись, опрокинул девушку так, что она оказалась в полулежачем положении, очень удобном для поцелуя. И Джон не замедлил этим воспользоваться: он горячо прильнул к ее розовым губкам. Сделав вид, что она сдается, Кэти через мгновение больно куснула Джона за кончик языка. Завопив, он отпрянул назад и со свистом втянул в себя воздух, чтобы остудить укушенное место.

— Жаль, что ты не испытываешь к солонине такого же аппетита, как ко мне, — весело сказала Кэти. — Ты бы скорее пошел на поправку.

— Моего здоровья хватит, чтобы укротить лисичку, — проворчал он, вновь заключая ее в объятия. Это не противоречило желаниям самой Кэти, и она не без удовольствия отвечала на его жаркие поцелуи. Однако, когда он взялся расстегивать крючки на ее платье, девушка твердо отстранилась.

— Нет, — сказала она.

Джон изумленно распахнул глаза:

— Почему?

— Потому что я не хочу, — надменно заявила Кэти, вздернув вверх свой аристократический носик. — Я… я сейчас не прочь поболтать.

— Поболтать? — Джон разочарованно перевернулся на спину.

— Да, поболтать. — Кэти была полна решимости не уступать ему снова, памятуя о том, что воздержание усиливает сердечные привязанности.

— Валяй начинай, — вздохнул Джон, заложив руки за голову. Кэти пододвинулась к нему поближе, положила руки ему на грудь

и уперлась в них подбородком, чтобы смотреть ему прямо в лицо. Джон одобрительно наблюдал за ее приготовлениями к разговору, но стоило ему попытаться чмокнуть девушку в щеку, как она проворно увернулась и показала ему язык.

— Ты когда-нибудь был влюблен? — начала Кэти, когда они наконец расположились.

— Господи, — пробурчал он, закрывая глаза, словно от сильной боли. — Она хочет об этом говорить, а я хочу этим заниматься. Много-много раз, — он плотоядно прищурился. — Причем каждый раз не меньше часа.

— Очень смешно, — кисло сказала Кэти. — Нет, я имею в виду влюблен по-настоящему.

— Когда мне было шестнадцать, я был без ума от моей мачехи, — ответил он, рассматривая потолок.

— Правда? — подозрительно спросила Кэти

— Да, правда, — подтвердил он. — Когда мой отец на ней женился, ей было двадцать лет. Красивая была девка, черные волосы до колен, огромные глаза и все остальное при ней. Тогда я думал, что красивее ее нет никого в целом мире.

— А что потом? — немножко натянуто спросила Кэти, не сумевшая побороть острый укол ревности. Да, она ревновала, хотя и понимала, что это смешно: ревновать Джона к женщине, которую он любил почти двадцать лет назад.

— Я настолько потерял голову, что ходил за ней по пятам. Я был еще мальчишкой и поэтому превозносил ее как богиню. А она едва замечала мое существование. Я не помню, чтобы она хоть раз улыбнулась мне или просто посмотрела в мою сторону. Я возвел ее на недосягаемый пьедестал и даже не думал о том, чтобы к ней прикоснуться. Это казалось мне святотатством. И вот однажды, августовским полднем, я пошел следом за ней к ее портнихе. Она ходила туда дважды в неделю, а я околачивался рядом, дожидаясь, пока она снова выйдет на улицу. В тот раз я бесцельно бродил вокруг и вдруг увидел, как моя мачеха выходит из дома через черный ход. Естественно, я был заинтригован и пошел следом. Она долго петляла по улицам и наконец в глухом закоулке вошла в какой-то маленький домик. По своей неопытности я предположил, что это, должно быть, другая портниха, к которой моя мачеха изредка наведывается. Немного погодя любопытство пересилило во мне чувство приличия, я подошел к окошку и заглянул внутрь. Моя любимая мачеха лежала нагишом на полу и стенала, как кошка во время течки, пока незнакомый мне мужчина вовсю трудился между ее расставленных ног.