— Танцевали, баска. И чуть не погибли.

Ей оставалось только замолчать, чего я и добивался. Вот так и выигрывают танец: находят слабые места и бьют по ним. Такая стратегия используется и в жизни, вне круга, применительно к любой ситуации. Дел хорошо это знала и мастерски использовала. Дел умела выигрывать.

Но на этот раз она даже не попыталась.

Она понимала, что у нее ничего не получится.

Утреннее солнце освещало узкую пыльную улицу на углу которой мы с Дел слезли с лошадей. Дел потянула повод мерина и пошла в одну сторону, я с жеребцом спокойно шел в другую, пока мы не поняли, что случилось и не повернулись одновременно, открыв рты, чтобы сообщить друг другу, в каком направлении нужно идти.

Я упрямо показывал в свою сторону, Дел в свою.

Я не сдался.

— Кантина там.

— А лавки там.

— Баска, у нас нет времени на спор.

— У нас нет времени ни на что. Нам нужно быстро купить все в дорогу и уезжать.

— Акиви в дороге пригодится.

— Может кому-то и пригодится, — продолжения не последовало. Видимо Дел считала, что мне пора было все понять. Дел умеет в пару слов вложить бездну содержания. Я думаю, это присуще всем женщинам: голосом они могут сделать больше, чем мужчина ножом.

И наверняка найдутся мужчины, которые готовы будут поспорить, что женский язык намного острее клинка.

— Или, — продолжил я, решив проигнорировать ее представление о здравом смысле, — мы могли бы отсидеться в какой-нибудь кантине. Слушай, снимем комнату — по-моему это самое разумное. Еда, вода, плюс крыша над головой.

Одна рука резко уперлась в покрытое бурнусом бедро, а локоть разрезал воздух так, что слов уже не требовалось.

— И что дальше, Тигр? Сидеть и ждать, пока они придут за нами?

Я скрипнул зубами.

— Может они подумают, что мы уехали.

— Или они придут к выводу, что нам нужно закупить запасы в дорогу, отдохнуть, и обыщут все дома. Каждую комнату в Харкихале, — она помолчала.

— Хотя нет, думаю что терять время на обыск им не придется. Ты уверен что во всем городе найдется хотя бы одна живая душа, которая не захочет продать нас им?

Ну, может один или два человека и захотят. Может даже три или четыре.

Хотя достаточно будет и одного.

Мы посмотрели друг на друга, упрямо не желая сдаваться. Чалый пустил слюни на левое плечо Дел, и с гримасой отвращения она скинула с бурнуса скользкий комок изжеванной травы. Жеребец тем временем копал яму, поднимая в воздух тяжелую Южную пыль, которая оседала на моих ногах, обутых в легкие сандалии.

И мне пришло в голову, что неплохо было бы помыться. Я всегда старался быть чистым, хотя в пустыне это трудно. Под солнцем человек потеет, пыль прилипает к поту, и скоро уже тело покрывает спекшаяся корка.

Я не мылся уже несколько дней. Вспотевший, пьяный, истекавший кровью, я не думал о чистоте, и грязь на мне успела запечься слоями. Мне очень нужно было помыться. А если бы мы задержались и сняли комнату, я мог бы окунуться в бочку с водой…

Но.

— Думаешь желающих будет так много? — наконец спросил я, пытаясь уйти от темы разговора.

Она пожала плечами, тоже не желая спорить дальше, думая, как и я, о другом.

— Мы убили джихади. Вернее человека, которого они считают джихади. Для них теперь все уничтожено — предсказание, Оракул, обещание перемен. Не все, конечно, кинутся за нами в погоню, но фанатики не сдадутся.

— Если твой брат не сумеет им все объяснить. Убедить их, что Аджани не тот человек.

Тем человеком был я, но вряд ли они мне поверят. Для всех на Юге — по крайней мере для людей, которые знали меня, а это не совсем весь Юг (хотя я это часто утверждаю) — я был Песчаным Тигром. Танцором меча. Не мессией. Не человеком, который должен был каким-то образом превратить песок в траву.

Дел многозначительно подняла палец и по этому жесту я понял, что она собирается поставить меня на место, указав на явные ляпы в моих логичных рассуждениях. Это всегда доставляло ей удовольствие. Дел нравилось думать, что она может мне что-то объяснить.

— Если мой брат может говорить. Ты утверждаешь, что может. Ты утверждаешь, что он говорил…

— Говорил. Я слышал. И многие слышали. А ты это пропустила только потому что была занята танцем с Аджани.

— Это был не танец, — тут же перебила она (доверьте женщине поменять тему разговора в середине дискуссии). — Танец по сути своей благороден. Это была казнь.

— Ну хорошо… — Дел была права, но рассуждать на эту тему я не собирался. У нас было достаточно других дел. — Слушай, я не знаю, что на уме у этих религиозных дураков, и ты не знаешь. Может они уже вернулись в Искандар…

— А что за пыль мы видели утром?

Признаю, иногда она бьет в точку.

Я вздохнул.

— Купи все в дорогу, баска. А я куплю немного вина.

— И воды.

— Да. И воды.

И акиви. Но ей я об этом не сказал.

В конце концов она пошла меня разыскивать. Я ждал ее прихода, зная, что любая женщина поступила бы так. Женщины заставляют вас ждать целую вечность когда вы хотите куда-то ехать, но если им нужно отправляться в дорогу, они не позволят вам задержаться ни на минуту. Я торопливо проглотил акиви.

Уже вторую чашку, но Дел об этом не узнает.

В комнате был полумрак, потому что кантины в пограничных городах — да и в любом пустынном городе, если уж на то пошло — днем освещаются только солнечным светом. Здесь, на Юге, солнечные лучи проходят долгий путь. Специальных окон в домах никогда не делают, а в восточной стене обычно пробивают одно или несколько отверстий, поскольку утреннее солнце самое прохладное. К середине дня, когда раскаленный диск высоко поднимается над горизонтом, лучи его в дом уже не попадают. Во второй половине дня в кантинах всегда полутьма, зато не сильно допекает жара.

Дел откинула полог, подвешенный у двери, чтобы в комнату не летел песок, и вошла в кантину. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять, куда она попала. Кантина была маленькая, грязная, убогая. В ближайшем к двери углу, в грязи валялось едва дышащее тело, глубоко ушедшее в мечты хува. Второе тело, более похожее на живого человека, сгорбилось на табуретке около одного из восточных «окон». Когда Дел вошла, сидящий на табуретке что-то пробормотал и выпрямился. Я уже привык, что появление Северянки не остается незамеченным. Интересно, привыкла ли она. На одну секунду я вдруг увидел Дел глазами обычного Южанина, вспомнил, как сам смотрел на нее при первой встрече. Она была — и осталась — очень эффектной: высокая, с длинными руками и ногами, гибкая, невероятно изящная. Не женоподобная, а женственная во всех тонкостях этого слова. Даже скрытое под белым бурнусом, ее тело завораживало. А уж о лице и говорить нечего. Глубоко внутри меня что-то вспыхнуло. Это было не просто желание: меня переполнило запоздалое осознание, и я удивился, как же то, о чем другие мужчины могли только мечтать, досталось мне.

Мне стало легко и приятно.

Я приподнял чашку.

— Да озарит солнце твою голову.

Дел задумчиво осмотрела меня.

— Ты закончил?

Я по-дурацки ухмыльнулся, еще не оправившись от потрясения.

— Глоток, всего глоток… — и допил последние капли из чашки.

Голубые глаза сузились под подозрительно нахмуренными бровями.

— И сколько ты успел выпить?

Потрясение прошло, я вернулся к реальности и вздохнул.

— Столько, сколько можно успеть за короткий момент свободы, дарованный мне пока ты собиралась в дорогу, — я исследовал внутренности чашки, но акиви больше не обнаружил.

— С твоими темпами ты мог бы успеть выпить кувшин, — она недоверчиво посмотрела на мои фляги. — Ты в состоянии ехать?

— Я родился на спине лошади, — отрезал я, поправляя ремни фляг.

— Сочувствую твоей матери, — Дел наклонилась, чтобы поднять мешок. — Ты идешь?

— Уже пошел, — я быстро прошел мимо нее, задержавшись ровно настолько, чтобы повесить на ее протянутую руку пять фляг.