Чтобы подготовиться к такому испытанию, итканские жрецы обратились к оракулу богини огня Гетерис, что находился в пещере на одной из сторон вулкана горы Руби. Совершив гадание на огне, оракул поведал:

– Ведомый Зеркалом Второго, Герой будет найден Вторым, который будет выбран отцовской рукой, будет храним Первым, удостоится любви Зеркала и будет сожжен Зеркалом для того, чтобы стать поглощенным дымом.

Как далее гласит легенда, среди жрецов возник спор по поводу толкования пророчества оракула, а также относительно того, что со всем этим делать. В конце концов, оно уже привело к расколу итканской религии и появлению иных религиозных учений, каждое из которых претендует на истину – пребывая в убеждении, что только ему одному ведомо истинное пророчество и то, как его осуществить на деле. Я не знал ни одного человека, который бы воспринимал пророчество серьезно. В нынешние догматы верили, однако рассказ о Герое и грядущем пришествии Великого Разрушителя нашего мира граничит с мифом. Тем не менее кое-что в пророчестве все-таки заслуживало внимания.

Я до сих пор помню, что в тот год, когда я покинул отчий дом, Манкуанский храм вместе с его паствой испепелила молния, обрушившаяся с небес в одну безоблачную ночь. Улицы Искандара захлестнул ужас: те, кто устрашился Ангха, бога призраков, возносили молитвы, спрашивали дорогу к ближайшему храму и пытались в последнюю минуту договориться с могущественной Вселенной. Казалось, страх постепенно понемногу пошел на убыль, как вдруг Элассанский храм неожиданно ушел под землю, или, вернее, земля поглотила его.

Амуиты и нанты хранили молчание о случившемся. Гетерины же, наоборот, нашли для себя повод для злорадства. Присвоив себе роль верховного судии, они принялись осуждающе указывать пальцами, изрекая направо и налево лицемерные истины о праведном гневе богини Гетерис, которая для них по-прежнему оставалась богиней добра.

Мне вспомнились довольно рискованные шуточки, что, мол, де, к разрушению Элассанского храма причастны амуитские жрецы, а также не менее рискованные намеки на то, будто в этом деле замешаны и сами гетеринские жрецы. Смысл этих забавных острот и невысказанных страхов сводился к тому, что в результате безжалостной войны на уничтожение друг друга разрозненными остатками Иткана вызов Манку может вообще остаться без ответа.

По словам Бахудовы, нантский жрец Сомас каким-то образом установил, что ребенок, принесенный ему Шевой Набасом, был тем самым Первым, который упомянут в пророчестве. Однажды поздней ночью ребенка похитили из дворца Шевы. Набас подверг пыткам няньку и слуг, а затем, чтобы хорошенько припугнуть горожан, отправил к городским стенам своих воинов, заодно пообещав награду в сто тысяч рилов тому, кто вернет ему ребенка.

Когда даже в далеком Шулейе стали похищать детей и требовать за них выкуп у родителей, Набас понял все недомыслие своего поступка и отменил обещание. Поиски пропавшего младенца продолжались еще какое-то время, но в конце концов все-таки прекратились. Сам Набас умер от горя.

Призрак над огнем Бахудовы превратился в младенца – маленькую девочку, которая стремительно взрослела по мере того, как продолжался рассказ.

– Сомас привел девочку в храм, где она приняла нантскую веру и стала дочерью Акитайи. После этого ее отправили в храм в Искандар изучать четырнадцать книг Файна, которые тайно хранились в Ануитском храме.

Над огнем Бахудовы появился новый призрак – на этот раз старуха Аджра.

– Старая нантская жрица Аджра была Первым. – Колдунья указала скрюченными, похожими на когти пальцами на малыша Тайю, – Это – Второй. – Она вытянула руку в моем направлении. – Это – Зеркало Второго, Проводник.

Меня тут же охватил приступ паники, однако я быстро взял себя в руки и даже усмехнулся, понимая, насколько глупо выглядит вся эта история. Подумаешь, легенда моего уже далекого детства. С какой стати мне быть ее героем?

– Ш-ш-ш! Тише! – прошипела Бахудова и нахмурилась.

Посмотрев на Синдию, она сказала:

– Ах.

Затем повернулась к четырем нантским стражникам и снова произнесла:

– Ах.

Теперь она опустила голову ниже, совершая свои колдовские пассы. Узрев лицо капитана Шэдоуса, она внимательно посмотрела на него и издала короткое:

– Ху.

Руки ее легли на колени, а сама Бахудова словно сжалась в комок.

В тот же миг произошло нечто забавное. Шкатулка поднялась над полом, пролетела над огнем и повисла в воздухе рядом с Бахудовой. Один из ее ящичков открылся, и колдунья, приподняв голову, посмотрела на его содержимое и извлекла великолепно ограненный бриллиант размером со сливу. К камню крепилась золотая цепочка, которую Бахудова тут же надела себе на шею. Удивительной красоты бриллиант повис меж высохших, сморщенных старушечьих грудей. Явно следуя воле проказливых богов, избравших меня в качестве объекта своих шуток, шкатулка, перелетев через огонь, снова вернулась ко мне. Обнаружилось, что все ее отделения пусты.

Колдунья держала бриллиант в скрюченных пальцах, и глаза ее из серебристых снова сделались черными. При этом облака и лицо призрачного Шэдоуса куда-то исчезли. Стены хижины вернулись на свое прежнее место, и из груди собравшихся дагов вырвался вздох сожаления. Бахудова встала и вытянула перед собой руки, призывая присутствующих к тишине. Все послушно последовали воле колдуньи.

– Мой рассказ еще не закончен. Если я слишком много говорю во время-орин, не зная конца повествования, я прерву его для вас.

Сказав это, колдунья остановила свой взгляд на мне.

– Зеркало по имени Корвас.

– Да, – ответил я осторожно.

Бахудова подняла вверх руку с зажатым в ней бриллиантом стоимостью в полмиллиона рилов так, как будто это был жалкий медный грош, и проговорила:

– Верни мне конец рассказа. Если сделаешь это, то камень твой.

– А как я узнаю, что добрался до конца твоего рассказа? – полюбопытствовал я.

– Волшебная шкатулка скажет тебе. Согласен?

– Конечно...

Не успел я договорить, как оказался верхом на лошади, мчавшейся галопом во весь опор сквозь зловещую лесную чащу. Захотелось пощупать лоб, чтобы выяснить, не ударило ли меня веткой между глаз. Меня так и подмывало спросить других людей, бывали ли они там, где побывал я. Однако, летя как стрела сквозь лесную чащу, преследуемый свирепым капитаном гетеринских стражников, я был способен только на одно – крепко прижимать к себе волшебную шкатулку, которая нашептывала мне:

Я с тобой, пригнись пониже.

В тот холодный вечер наш отряд едва не загнал своих лошадей. Когда мы добрались до гребня тропы, ведущей к горной деревушке Нита, их бока блестели от пота. Нашим взглядам открылась дорога, которая должна была привести нас в страну омергунтов. Петляя среди гор, она уходила куда-то вдаль на северо-запад. Меру подъехал ко мне, но обратился сразу к Синдии:

– Если повезет раздобыть там свежих лошадей, мы сможем увеличить расстояние между нами и гетеринским капитаном. – Он повернулся в седле, смерил внимательным взглядом преодоленный нами участок тропы и повернулся к Рошу: – Отправляйся с остальными в деревню. Мы с Айсеном и Харой проедем немного назад, оставим кое-какие подарки капитану и его людям. Чем дольше нам удастся задержать их, тем больше шансов спастись.

Судя по всему, Рош был не совсем согласен с планом Меру, однако все-таки поинтересовался:

– После того, как мы достанем свежих лошадей, нам нужно будет дожидаться вас?

– Нет, не надо. Если через два часа мы не догоним вас, значит, не вернемся вообще.

Рош согласно кивнул, и Меру вместе с Айсеном и Харой поскакали обратно. Что касается меня, то я мысленно парил где-то в облаках. Голова моя была занята дагами и бриллиантом Бахудовы. Кроме того, в ней теснилось, наверное, с полмиллиона самых разных вопросов. Однако я был слишком утомлен путешествием, чтобы серьезно размышлять над каким-либо из них. После того, как мы перебрались через горный поток и направили своих лошадей в Ниту, я уже еле держался на ногах. Когда мы въехали на пыльную деревенскую улочку, я почуял дивные ароматы готовящейся на огне еды, смешанные с запахами дыма и свежераспиленного дерева. Упоительные ароматы напомнили мне о моем давно пустом желудке. Я вспомнил, что последнее, что я съел, была памма, которой накормила меня моя добрая дагская сиделка. Каша эта прочистила все мои внутренности – если, конечно, мы на самом деле побывали у дагов. В любом случае, в какой бы мы реальности ни побывали, сейчас я испытывал жуткий голод. В ту самую секунду, когда я собрался спросить у Синдии о еде, моя обожаемая нантская жрица бросила Рошу поводья лошадей, на которых восседала она сама вместе с малышом Тайю.