– Так, – произнес он и отпустил меня.

– Что – так?

– Ты, называющий себя именем Корвас, ты – Проводник. – Он схватил меня за руку жилистой клешней своей правой руки. – Скажи мне, Воин уже здесь?

– Нет, мы пока еще не нашли Героя.

– Но ребенок все-таки с вами? – Он повернулся к святилищу, по-прежнему не отпуская мою руку. – Он ведь здесь?

– Ты говоришь о Втором?

– Да, да, о нем!

Я осторожно разжал руки старика.

– Думаю, что да.

В глазах старого жреца блеснули слезы.

– Он придет! Я буду здесь, и он придет!

Я через плечо старика посмотрел на святилище.

– Ответь мне, жрец, в чью честь воздвигнуто это святилище?

– В честь Сабиса.

– Сабиса? Кто это?

– Сабис – это я. Так меня зовут. – Лицо старика озарилось улыбкой, обнажившей редкие пеньки зубов. – Святилище воздвигнуто в честь Манку, Великого Разрушителя.

Подняв глаза, я увидел, что собравшиеся возле храма Синдия, Рош и Тайю молятся, а Руутер, стоя неподалеку, наблюдает за ними. По какой, интересно, причине они молятся Великому Разрушителю? Я вытащил один из ящичков шкатулки и посмотрел через образовавшееся отверстие на молящихся у стены святилища. Синдии с ними не было. Немного приподняв шкатулку, я посмотрел на святилище.

Моему взгляду предстали ряды оскаленных зубов, кольца свившихся змей, слизь, кровь, огонь и вихрь. Под всем этим, внизу, я увидел заполнявшие весь подземный мир древние инструменты, манускрипты и бескрайние ряды полок, уставленных бесчисленными книгами. Затем передо мной возникло чье-то лицо над огромным полем, усеянном скелетами. Лицо отличала печать жестокой мужественности, однако ему также не чуждо было и сострадание, чего не скажешь про манкуанского жреца Сабиса, хранителя Манкуанского храма. В глубине своего естества Сабис имел ненависти гораздо больше, чем можно себе вообразить. Это вызвало во мне непривычное ощущение, усиленное также и моим осознанием тех страданий, которые испытывал старый жрец.

Держа в руках божественную шкатулку, я спросил у нее, что нужно сейчас Сабису.

Сабису нужно, – ответила удивительная вещица, – спросить самого себя.

Этот ответ я посчитал намеком, точнее, советом, не лезть в чужие дела.

Оказавшись на другой стороне прохода, мы вышли к тому месту, где дорога в очередной раз раздваивалась. Путешествие на север могло привести нас в страну серкеров – воинов, по слухам, разъезжающих верхом на гигантских ящерицах. Мы избрали восточное направление и двинулись в сторону страны омергунтов.

Поздно вечером, когда мы остановились, чтобы поужинать и дать лошадям возможность немного передохнуть, я спросил Синдию о том, что хотела сказать шкатулка о совете Сабису спросить самого себя.

– Это не может означать чего-то иного, чем признание манкуанского жреца в том, что ему нужна помощь. Пока он сам не признается в этом, его ненависть либо останется в нем, либо полностью поглотит его.

– Мне это кажется не слишком-то справедливым, Синдия. В конце концов, судьба была достаточно безжалостна к нему. Он перенес жуткие испытания – ему выбили дубинкой зубы, лили на спину кипящую смолу.

– Верно. Однако похоже, что в течение последних восемнадцати лет Сабис довершает работу, начатую гетеринскими жрецами. Никакой палач не сможет истязать нас больнее и изощреннее, нежели мы способны истязать сами себя.

– Объясни, что ты хотела сказать! Синдия отставила тарелку с едой в сторону и посмотрела на меня.

– Ни один палач в мире не в состоянии пытать свою жертву от рассвета до заката в течение нескольких лет без перерыва. Он смог бы делать такое самое большее год. Тут дело в запасе жизненных сил, причем сил и палача, и его жертвы. Однако тот, кто истязает сам себя, может заниматься этим всю жизнь, до последнего своего часа. Вот возьмем, к примеру, твою ненависть, Корвас, к собственному отцу.

– Мою ненависть?

– Да-да. Ненависть. Ты ведь вырос с верой в то, что отец обрек твоего брата на смерть. Теперь тебе известна истинная картина произошедшего. Однако ты до сих пор не можешь изжить эту ненависть в себе, хотя она не доставляет тебе никакого удовольствия. Как ты думаешь, почему?

– Сдается мне, что ты таким образом хочешь сказать, что мне нужно то же, что и Сабису. Верно? Получается, что мне нужна моя ненависть?

– Может быть. – Синдия улыбнулась. – В конце концов, я ведь только пытаюсь угадать. Ты же единственный, у кого есть божественная шкатулка.

– Как же можно избавиться от ненависти?

– Благодаря прощению.

Рош едва не подавился. Откашлявшись, он сразу же повернулся к Синдии:

– С какой стати я буду прощать своих врагов? Чего ради?

Синдия встала и стряхнула крошки с одежды.

– Прощение не есть что-то такое, что делается ради чьей-либо выгоды, Рош. Это то, что человек делает ради самого себя. Вы прекрасно знаете, что ненависть способна поглотить человека живьем.

Сказав это, она направилась к лошади, и мы стали готовиться к отъезду. Пока Рош доедал свою порцию, взгляд его был устремлен на огонь. Я уже собрался проверить упряжь моей лошади, когда он позвал меня:

– Корвас!

– Да?

– Спроси у шкатулки, что мне сейчас нужно.

Я вытащил один из ящичков, в котором оказался свернутый в несколько раз листок. Я понял, что записка предназначается именно Рошу, и поэтому сразу передал ему ответ божественной шкатулки. Рош развернул бумажку, прочитал написанное, но ничего не сказал.

В ту ночь, когда мы забрались высоко в горы, неожиданно пошел снег.

Я в полусонном состоянии покачивался в седле, пока лошади ощупью искали дорогу в плотной пелене бурана. Видимость была отвратительная. Мне едва удавалось разглядеть спину ехавшего впереди меня Тайю на фоне заснеженной скалы или холма, однако скоро и он скрылся в снежном вихре. Единственное, вокруг чего вертелись сейчас мои мысли, было неистребимое желание согреться и постараться не уснуть. Иногда на меня накатывали какие-то бредовые кошмары – мне казалось, что я засыпаю, падаю и замерзаю до смерти, прежде чем кто-либо успевает заметить мое отсутствие.

В одном из таких приключений в стране снов я пробудился и понял, что оказался по уши в глубоком снегу. Я разгреб его в стороны и встал на дороге, утопая почти по колено в сугробе. На дороге не было никого, и я принялся звать на помощь. Мои призывы были тщетны. Лишь далекое эхо собственного голоса достигало моего слуха. Дорога была мне совершенно незнакома, и я не представлял себе, в каком направлении следует двигаться и где находится запад, а где восток. Я с надеждой поискал божественную шкатулку, но вспомнил, что она была привязана к седлу моей лошади.

Казалось, мое сердце готово в любую минуту разорваться от отчаяния, и я, ведомый все тем же чувством отчаяния, все-таки выбрал направление и побежал по снегу, громко выкрикивая имя Синдии. Затем, совсем обессиленный, упал лицом в снег. Когда я поднялся на ноги, то увидел свет – настолько яркий, что ночь превратилась в день. Внезапно сделалось очень жарко, снег начал таять и тут же превращаться в пар. Разом вспыхнули и загорелись деревья и кустарники, потом исчезло все, кроме выжженной догола поверхности дороги.

Я упал на колени, простер перед собой руки и, обращаясь к самому центру света, произнес:

– Кто ты, о Великий Повелитель?

– Я – Манку! – прогремел в ответ оглушительный голос, от которого содрогнулись горы. – Я – Великий Разрушитель. Ты привел того, кто мог бы стать мне достойным соперником?

Шкатулки со мной не было. Меня охватили отчаяние и ужас, и, оттянув один из карманов, я крикнул в него:

– Бог этого кармана, будь добр, дай то, что мне нужно!

– Корвас! – Незнакомый голос неожиданно вырвал меня из цепких объятий сна. Чья-то рука бесцеремонно дернула меня за плечо. Оглянувшись, я увидел, что это Рош.

– Что? Что такое?

– Ты спал.

– Извини.

– Больше не засыпай. Я не могу все время следить за тобой.