– Ты сказал, что я – тот, кому нужны перемены.
– Да. Тебе и Кози, великий Огхар.
– Я вижу позорный столб на деревенском рынке, Корвас, и на нем начертано твое имя. – Огхар сложил на груди руки. – Очень хорошо, как же ты собираешься изменить меня?
– Я не могу изменить тебя, Огхар. Только великий вождь может изменить великого вождя.
– Что стоит за твоими словами, Корвас? Выражайся яснее и не уподобляйся оракулу.
Пожалуй, вождь отчасти был прав.
– Я думаю, это просто означает, что только ты сам, Огхар, можешь изменить себя.
Я нервно облизал губы, поскольку был не слишком уверен в том, что предложение шкатулки принесет желаемый результат. Я снова посмотрел на Кози.
– Вождю необходимо кое-что написать.
– Бумаги и угля! – рявкнул тот, обращаясь к одному из слуг, который практически в мгновение ока принес требуемое, затем рухнул на колени перед троном и протянул своему владыке бумагу и карандаш.
Вождь взял их и, положив лист на широкий подлокотник кресла, вопрошающе поднял на меня брови.
– Изложи на бумаге весь свой собственный стыд и стыд за свой народ, Огхар!
– Что?
– Напиши все это на бумаге, великий вождь! Напиши все самое плохое, что есть у тебя на сердце.
Последовала довольно долгая пауза, нарушаемая лишь усердным скрежетанием угольного карандаша по бумаге. Наконец скрежет прекратился.
– Очень хорошо.
Прежде чем приступить ко второй части задуманного, я испытал легкое головокружение.
– А теперь напиши о своей уязвленной ложной гордости.
Возникла очередная пауза, вскоре нарушенная новым скрежетом карандаша. Закончив писать, вождь поднял голову и посмотрел на меня:
– Ты когда-нибудь видел, как поднимается под ногтем большого пальца ноги волдырь после прикосновения к нему раскаленного добела железа?
– Нет. Думаю, что никогда этого не видел.
– Это очень больно. Особенно больно становится после того, как то же самое проделывается со всеми остальными пальцами на руках и на ногах. Волдырь постепенно наливается жидкостью, но не может лопнуть, потому что на него слишком сильно давит ноготь.
– Это просто очаровательно!
Огхар поднял вверх карандаш.
– Что дальше?
Я посмотрел на Руутера, сглотнул и перевел взгляд на Огхара.
– Напиши... напиши о своем желании добиться одобрения и уважения других на... на...
– На бумаге?
– Да, – с трудом выдавил я.
Огхар откинулся на спинку трона.
– Корвас, я не знаю, каковы твои намерения, но в данную минуту, прямо сейчас, ты станешь песчинкой, крошкой хлеба на губах огромного дракона.
– Есть еще кое-что, великий Огхар.
– Что же именно?
Я повернулся к Кози и шепнул ему:
– Еще нужен какой-нибудь ящик.
– Ящик? Какой?
– Да любой! Ящик, коробка, какой-нибудь сосуд с крышкой.
Кози сделал знак слуге, державшему в руках прикрытую крышкой чашу. Он взял ее, высыпал прямо в руки слуге ее содержимое – каких-то засахаренных пауков, поставил на место крышку и протянул ее мне.
– Как зовут бога, покровителя этого жилища? – поинтересовался я.
– Юлус.
Я протянул Кози свой нож и крышку от чаши.
– Выцарапайте это имя вот здесь, на вашем языке.
Послушно выполнив сказанное, Кози вопрошающе посмотрел на меня:
– Что дальше?
Я забрал у Кози нож, передал ему чашу и указал на Огхара:
– Отдай ему это!
Кози подошел к трону, передал вождю чашу и вернулся на свое прежнее место.
Огхар Отважный держал чашу перед собой.
– Что же дальше, хлебная крошка?
– Подними крышку, попроси Юлуса принять то, что написано тобой на бумаге, положи бумаги в чашу и накрой ее крышкой.
Вождь послушно последовал совету, посмотрел на меня и требовательно произнес:
– Ну-у?
– Так, значит, вождь: стыд, ложная гордость и все прочее?
– И что будет со всем этим? – ответил Огхар вопросом на вопрос.
– Ты избавишься от всего этого!
– Должен признать, Корвас, что ты сейчас сказал величайшую глупость, какую я когда-либо слышал за мою долгую жизнь. – Вождь встал, указал на меня пальцем, и в тот же миг лицо его приняло довольно забавное выражение. Он опустил указательный перст и снова сел на трон. Наконец Огхар заговорил: – Похоже, Корвас, я действительно от всего этого избавился.
С губ собравшихся в хижине слуг слетел звук счастливого удивления. Вождь с потемневшим от гнева лицом посмотрел на Кози и закричал:
– Еще бумаги!
К трону тут же устремился слуга с новым запасом бумаги. Вождь взял ее, нацарапал на листке несколько слов, сложил его и бросил в чашу. Вернув на место крышку, он какое-то время безмолвно смотрел в потолок, затем перевел взгляд на Кози. Я улыбнулся.
– Я положил в чашу свой гнев, Кози, – произнес Огхар.
После этого он сошел вниз с трона и встал перед своим бывшим главным военачальником, который к этому времени лежал на полу, покорно уткнув лицо в устилавший его ковер. Он поднял Кози на ноги и дружески положил ему руки на плечо.
– Я больше не сержусь на тебя, мой старый друг, и все же ты по-прежнему несчастен.
– Я остаюсь все тем же генералом без армии, мой повелитель.
Огхар тут же повернулся ко мне:
– Корвас, что нужно сейчас моему первому советнику?
– То же самое, что нужно было тебе, великий вождь, собственная божественная шкатулка.
– Прекрасно. – Огхар повернулся к слуге. – Принеси божественную шкатулку для Кози.
Когда слуга убежал выполнять повеление своего владыки, Огхар снова занял место на троне и кивнул Синдии:
– Теперь я готов выслушать твою просьбу.
Жрица обняла Тайю за плечи.
– Великий Огхар, мы прибыли в твой край для того, чтобы выполнить древнее пророчество. Этот малыш – тот самый Второй, которому предстоит найти Героя-Воина. Этот Воин должен сразиться с Великим Разрушителем Манку.
Вождь поднял руку и указующе вытянул палец, как бы припоминая что-то.
– Пророчество о Герое и Разрушителе?
– Да. Верно.
– Сказка для детишек. – Он пожал плечами и вытянул вперед руки. – Однако нантская жрица не может лгать. – Огхар смерил Синдию долгим взглядом. – Что-то ты не похожа на рядовую жрицу. Значит, будете искать Героя в нашей долине?
– Тайю, Второй, привел нас сюда. Я уверена, что он найдет здесь Героя.
Огхар с выражением какого-то просветления на лице обвел глазами свой «тронный зал». Не увидев искомого, он обратился непосредственно к Тайю:
– У нас здесь уже давно нет собственной армии. Мы давно не готовимся к войне. Если хочешь отыскать нужного тебе человека среди омергунтов, то ты, видимо, неправильно понял слова своего пророчества. Слова любого оракула очень легко можно истолковать неправильно. Такая уж у них профессия. – Огхар посмотрел на Кози и вытянул вперед руку. – Эти чужестранцы отвели от тебя мой гнев, негодяй. Ты сможешь помочь им?
– Я не уверен, великий вождь. Если позволишь, то я подумаю об этом.
– Огхар! – вмешалась в разговор Синдия.
– Да? Что?
– Есть еще одно дело. За нами по пятам следует отряд гетеринской стражи. Через несколько часов они будут на перевале Эбелл.
Выражение лица вождя после услышанного нисколько не изменилось.
– Ну и что?
– Я думала, что вы, может быть, захотите приготовиться к встрече с ними.
– Приготовиться? Разве гетеринские стражники едят орехи бата?
– Нет, великий вождь!
Огхар жестом показал, что больше не желает обсуждать данную тему.
– Мы хорошо подготовимся. – Он посмотрел на своего советника. – Ты все хорошо обдумал, Кози?
Кози низко поклонился:
– Видимо, да, великий Огхар! Я вспомнил кое-кого, кто может оказаться полезным для этих чужестранцев. Мой старый полководец Шамас.
– Шамас пригодился бы им, будь он лет на двадцать пять моложе.
– Я подумал о его дочери Абрине.
Огхар задумался над словами своего советника и нахмурился. Посмотрев на Синдию, он отвел глаза в сторону и потер подбородок. Немного помолчав, кивнул.