Это объяснение все решило, и, таким образом, вся процессия пустилась в путь. Мы прошли мимо батареи и достигли того места, где святой принес и себя, и своего кровного врага в жертву. Мы увидели громадную кучу пепла с торчащими концами несгоревших бревен. Перед ней лежал расстрелянный парламентер. Огонь костра опалил его одежды, но пощадил тело. Нам пришлось выполнить достаточно неприятную работу – отнести его тело в сторону от костра.

Пепел остыл. В домах, стоящих поблизости, мы взяли необходимые инструменты и начали осторожно, дюйм за дюймом, устранять верхний слой пепла. Это делалось очень тщательно, прошло много времени, пока не прибыл на муле езид с урной. Формой она походила на опрокинутый абажур, совсем как у наших светильников. На ней находилась крышка, увенчанная сверху изображением солнца. В этом сосуде были также выжжены несколько слов на языке курманджи и какое-то изображение.

Мне казалось невозможным выделить останки святого из горы пепла, но, впрочем, мои опасения были напрасны. Когда убрали большую часть пепла и уже почти вплотную приблизились к земле, то обнаружили две бесформенные глыбы. На них и направили все свое внимание священники. Им что-то было непонятно, и Мир Шейх-хан кивком подозвал меня к себе.

Это была совсем не легкая задача, точно изучить эти предметы. При этом нужно было прикрывать рот и нос. На самом деле то были два трупа, наполовину обуглившиеся и уменьшившиеся в росте на треть.

– Вот и покойники, – сказал я.

– Но кто из них кто?

– Ищите священника.

Мне хотелось посмотреть, насколько проницательны эти люди. Они очень старались разрешить этот кажущийся им сложным, но, на мой взгляд, достаточно легкий вопрос.

– Их невозможно различить, – сказал вконец растерявшийся хан. – Нам нужно либо отказаться от оказания должной почести праху священника, либо мы вынуждены прах обоих положить в урну. Прах друга и врага, святого и нечестивого. Или ты предложишь что-нибудь получше, эмир Кара бен Немси?

– Предложу.

– Что?

– Положить в урну останки только одного пира.

– Ты же ведь слышал, что мы не можем отличить их от останков миралая!

– Но ведь это совсем не трудно! Вот это тело святого, а то – тело турка.

– Откуда ты это узнал? Какие у тебя доказательства?

– Доказательства неопровержимые. Пир не имел при себе никакого оружия, на миралае же была сабля, кинжал и два пистолета. Вы видите пистолетные стволы и лезвие ножа? А вот из-под тела выглядывает острие сабли. Следовательно, это был миралай.

Езиды удивились: как им в голову не пришла столь простая мысль. Они поддержали мои выводы и принялись за дело: переносить останки пира в урну.

Тем временем каймакам с несколькими офицерами стоял рядом и наблюдал. Ему оставили труп его начальника, а мы отправились обратно на холм. Там бей попросил у хана дать указания относительно ритуала погребения.

– Нам придется провести его завтра, – отвечал хан.

– Почему?

– Пир Камек был самым набожным и мудрым человеком среди всех езидов. Его надо похоронить должным образом. Я распоряжусь, чтобы ему соорудили гробницу в долине Идиз. Все это будет готово не раньше завтрашнего утра.

– Тогда тебе не обойтись без каменщиков и плотников?

– Нет. Это будет простое сооружение из скальных глыб, не требующее раствора. Каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок должны принести по своим силам камень для постройки, так чтобы каждый из собравшихся паломников смог поучаствовать в строительстве подобающего памятника.

– Но мне нужны воины для охраны, – возразил Али-бей.

– Они будут меняться, и у тебя будет всегда достаточно людей в распоряжении. Давай посоветуемся, каким мы все-таки сделаем это сооружение…

Меня это уже не касалось, и я пошел навестить моего переводчика, который должен был дать мне манускрипт покойного. Он держал его внутри полого ствола чинары, мы расположились вблизи него, и я мог беспрепятственно предаться своим филологическим упражнениям.

Так прошел день. Один за другим зажглись сторожевые огни на возвышенностях, окружающих долину Шейх-Ади. Турки никак не смогли бы уйти, даже если бы каймакам попытался использовать эту ночь для прорыва вопреки своему обещанию. Ночь прошла без происшествий, а утром возвратился Пали. Скорость и выносливость его хорошего коня значительно укоротили дорогу между Шейх-Ади и Мосулом, заставляя верить, что дорога эта не так уж и велика. Я провел ночь в палатке бея и на рассвете еще находился там, когда в нее вошел посланец.

– Ты встречался с мутасаррыфом? – спросил его Али.

– Да, господин, поздно вечером.

– Что он сказал?

– Сначала он впал в ярость и хотел засечь меня до смерти. После этого он послал за офицерами и за своими советниками, долго с ними совещался. Только потом мне разрешили возвратиться в палатку.

– Так ты не присутствовал на совещании?

– Нет.

– Что же за ответ он дал тебе?

– Он ответил письмом к тебе.

– Дай его мне!

Пали вытащил послание, запечатанное печатью наместника, Али-бей открыл большой конверт и взглянул внутрь. В нем лежало послание и еще маленькое письмо. Он показал мне и то и другое.

– Прочти их, эмир! Мне крайне важно узнать, что решил мутасаррыф.

Меньшее по размеру письмо, составленное писцом наместника, было подписано последним. Наместник обещал быть следующим утром в Джерайе с десятью охранниками и ставил условие, чтобы такое же число людей сопровождало и Али-бея. Он надеялся на мирное разрешение конфликта и просил передать каймакаму вложенный в конверт письменный приказ, который заключал очень миролюбивое указание: до дальнейших приказов прекратить любые военные действия, пощадить Шейх-Ади и обращаться с езидами как с друзьями. Затем следовало примечание – прочесть и соблюсти приказ со всей точностью.

Али-бей кивнул, удовлетворенный.

После маленькой паузы глава езидов выразил все обуревавшие его чувства.

– Мы победили и при этом проучили мутасаррыфа. Он долго не забудет это, понимаешь ли ты, эмир? Каймакам должен получить письмо, а утром я уже буду в Джерайе.

– Зачем давать знать об этом каймакаму?

– Так нужно, ведь приказ направлен ему.

– Но это совершенно излишне, он же уже обещал исполнить то, что ему здесь повелят.

– Он это сделает уж совсем точно, если узнает, что такова и воля мутасаррыфа.

– Я должен тебе признаться: этот письменный приказ будит во мне подозрение.

– Почему?

– Потому что он излишен. И как странно звучат последние слова, что каймакам должен прочитать приказ… со всей точностью.

– Это должно только убедить нас в добрых намерениях мутасаррыфа и побудить каймакама к совершенному послушанию.

– Но это же само собой разумеется, и именно потому мне кажется, что приказ более чем излишен.

– Это письмо не принадлежит мне, губернатор доверился моей честности, и каймакам получит письмо.

Получилось так, как будто само провидение благоволило этому намерению бея, ибо тут же в палатку вошел езид и доложил ему.

– Господин, снизу, от долины, к нам скачет всадник.

Мы вышли и спустя короткое время узнали в приближавшемся человеке каймакама, который проскакал к нам без всякого сопровождения.

– Приветствую тебя! – сказал, спешившись, каймакам, сначала обратясь к бею, затем ко мне.

– Добро пожаловать! – отвечал Али. – Что привело тебя ко мне?

– Нужда моих воинов, у которых нет и куска хлеба. Это было произнесено без долгого вступления и обрамляющих слов. Али улыбнулся.

– Я ожидал этого. Но ты же помнишь, что я обещал дать хлеб только в обмен за оружие.

– Да, ты говорил так, но, быть может, ты все-таки возьмешь деньги?

– Бей езидов не отступается от однажды сказанного. Тебе нужна пища, а мне нужны оружие и боеприпасы. Мы обменяемся и так принесем себе обоюдную пользу.

– Ты забываешь, что мне самому нужны оружие и боеприпасы.

– А ты забываешь, что и мне необходим хлеб. У меня здесь собраны многие тысячи езидов, и все они хотят есть и пить. А для чего тебе нужно оружие? Разве мы не друзья?