– Знаешь меня?

Молчание. Семен всмотрелся в морщинистое лицо, в выцветшие глубоко посаженные глаза собеседника и почувствовал, что стоит на верном пути.

– Говори: кто я?

– Бхаллас, – выдавил, наконец, хьюгг.

– Видел меня раньше?

– Нет. Рассказывали.

– Что?

– Ты уже приходил. Не захотел отдаться людям. И все умерли.

«Хорошенькое дело, – вздохнул Семен. – Они меня, значит, из лучших побуждений три дня пытали, поджаривали и в перспективе собирались съесть в качестве жертвы. А я, неблагодарный, вырвался и начал ломать их длинные черепа. Потом вообще подоспели наши и устроили им настоящую бойню. В общем, обидел я их. Но что интересно: память о тех событиях сохранилась, то есть кто-то из свидетелей выжил. Наверняка они считают, что и экологическая катастрофа, и приход новых кроманьонских племен на их землю произошли из-за того, что меня не съели».

– Тебе известно, что говорил я на ложе пыток?

– Известно.

– Вы не вняли моим словам. И бездна раскрылась пред народом темагов.

– Раскрылась.

– И пожрала его. -Да.

– А вот если бы послушались… В общем, предки вами недовольны. Амма в гневе – в сильном гневе.

– Мы знаем, – кивнул неандерталец.

– Что вы знаете?!

– Мы знаем, что нужно искупление муками. Потому и не покидаем эту землю.

«Однако, – удивился Семен, – это что же, проповедь моя сработала?! Я же нес тогда какую-то чушь! Эх, вот если бы разобраться, что же такое бхаллас? Ясно, что это форма богоприсутствия, но вот зачем и в каком смысле? Впрочем, черт с ним со всем – пусть Хью разбирается со своими сородичами».

– Ну, так искупайте! Или опять будете пытаться меня убить?

– Это невозможно – теперь все знают об этом.

– Вот и хорошо, – сменил Семен гнев на милость. – Иди перевяжись – надо же кровь остановить.

Пару секунд хьюгг смотрел на него непонимающе, потом, видно, что-то сообразил, кивнул и двинулся к стоящим поодаль сородичам. Подошел, что-то негромко сказал им, те опустили свои копья…

– Стоять!!! – заорал Семен. – Стоять, идиоты чертовы! Не уйдешь, старый пень! Живи и искупай грехи свои! Твоя кровь принадлежит мне! Ты не согласен?!

Новая немая сцена: все смотрят на Семена – то ли с изумлением, то ли с мистическим ужасом. Он же ругательски себя ругает, но уже молча: «Как же это я забыл: они не считают, что кровь в нормальном состоянии является жидкостью. Ее разжижение происходит в результате колдовского воздействия. В общем, принудительное кровопускание – это смертный приговор, а вот добровольно ее лить можно сколько угодно».

Наконец неандертальцы что-то сообразили – копья вновь подняли наконечниками в небо. Тирах подобрал зачем-то свое ухо и подался на левый склон. Семен посмотрел ему вслед и только сейчас заметил, что снег под скалой утоптан, а наверху в основании трехметрового обрывчика чернеет дыра. «Да у них же здесь жилище! Замаскированное! Получается, что наши "друзья" побежали прятаться за скалу и угодили прямо в лапы к неандертальцам! Конечно, последним не оставалось ничего другого, кроме как прикончить их. Бывают же такие совпадения!»

– Пещера? – спросил он подошедшего Хью.

– Дом.

– Понятно… А чего ты сцепился с этим?

– Хью кхендер нет, он кхендер нет, – объяснил неандерталец. – Сражаться надо.

– То есть они потребовали от тебя выражения покорности, а ты отказался?

– Отказаться – нет. Хью смеяться. Говорить: кхендер – мне.

– Совсем обнаглел! – улыбнулся Семен. – Ты же молодой еще, а он почти старик! Как такое может быть?!

– Молодой – да. Хью теперь – тирах тут.

– Ты?! А этот?

– Этот – не тирах. Хью старик ухо резать, кровь течь. Старый больше тирах нет.

– То есть по вашим правилам ты теперь тут старший?

– Эти люди – Хью старший. Все люди – Семхон главный.

– В каком смысле?

– Все люди… – Хью задумался, явно подбирая подходящее кроманьонское слово. Видимо, так и не подобрал и выдал: – Хью думать: Семхон – мгати-луш!

От неожиданности Семен на некоторое время лишился дара речи: данное звукосочетание в его сознании однозначно ассоциировалось с приятным времяпрепровождением на ложе пыток. Для восстановления душевного равновесия пришлось сделать несколько дыхательных упражнений: в конце концов, «мгатилуш» у неандертальцев всего лишь обозначает некий духовный, религиозный, колдовской или еще какой-то авторитет.

– Ладно, с этим мы потом разберемся, – махнул рукой Семен. – Так ты считаешь, что теперь они будут тебя слушаться?

– Хью думать так.

– Тогда вот что… м-м-м… тирах: забирай-ка вот этих троих и иди с ними заботиться о раненом ни-рут-куне. Он нужен мне живым, понял? Поговорить с ним хочу.

– Хью понимать.

– И еще: посмотри, нельзя ли откопать тех двоих или хотя бы их щиты – они нам пригодятся. Да и арбалетные болты найти не помешало бы.

– Хью понимать.

Удивительно, но немолодые в общем-то неандертальцы мальчишке (по Семеновым понятиям) подчинились беспрекословно. Они ушли, и Семен вздохнул с облегчением: ему не столько даже нужен был живой пленник, сколько не хотелось демонстрировать свою хромоту – вдруг туземцы решат, что бхаллас ненастоящий! Пока идет передел власти, такие сомнения совершенно излишни.

Из дыры на склоне показалась человеческая фигура. Бывший тирах начал торопливо спускаться вниз.

Семен, не сходя с места, дождался, пока неандерталец приблизится, чтоб можно было не повышать голоса, и махнул рукой:

– Иди туда. Новый тирах скажет, что делать.

– Да, иду. Онокл ждет тебя.

– Какой еще онокл?!

– Онокл там, – указал на вход неандерталец. – Ждет.

– Ладно, – смирился Семен. – Топай к своим людям.

Задавать уточняющие вопросы было бесполезно – это Семен знал по прежнему опыту: «Имен в обычном понимании у них вроде бы нет, а разобраться с обозначениями личности-должности-звания без бутылки невозможно, так что можно и не мучиться. Вряд ли удастся даже выяснить: этот онокл – одушевленный предмет или нет. Но раз ждет, надо, наверное, идти».

Неандерталец скрылся из виду, а Семен продолжал стоять, прислонившись к скале: он вдруг сообразил, что кровь у его собеседника с головы уже не капала, да и оба уха, кажется, были на месте. «Нет же, – успокоил он сам себя, – кровь сама остановилась, а ухо… Наверное, мне показалось, я же специально не присматривался».

Каждый лишний шаг стоил новых мучений, но удержаться Семен не смог и все-таки подошел к трупам нирут-кунов. Крупные светловолосые мужчины с европеоидными чертами лица. Похоже, их забросали камнями сверху, а потом добили копьями. Камни бросали с высоты метров 7-8, причем такие, которые обычному человеку и не поднять. Вооружение каждого включает некое подобие кинжала, выточенного из кости, и длинную дубину, инкрустированную на рабочем конце зубами какого-то хищника. Ну, и самое главное: сумка или мешок (колчан?) за спиной, в который упаковано 6-7 дротиков. Семен вытащил пару штук и залюбовался: каждый, по сути, произведение искусства – почти идеально прямой и прекрасно центрированный. У некоторых в нижней трети древка располагается оперение, наклеенное под небольшим углом, что, вероятно, заставляет снаряд вращаться в полете. Наконечники сделаны из полупрозрачного матового кремня, причем, как водится, по одному стандарту. Не будучи специалистом, Семен рискнул предположить, что их форма, наверное, является оптимальной для пробивания шкуры и мяса. Копьеметалки на первый взгляд у всех были разные, но это оказалось иллюзией – просто каждая раскрашена и покрыта резьбой по-своему. Конструкция же у этих приспособлений одинаковая: узкая полуметровая деревянная планка, на одном конце которой упор для торца дротика, а другой конец немного расширен и отогнут книзу. Ему придана форма, удобная для захвата рукой, и в соответствующем месте справа проделано отверстие для пальца. И наконец, щиты…

«Да-а, с такой штукой, пожалуй, в атаку не побегаешь. Да и чтобы просто на руке носить, нужно изрядно подкачать бицепсы – каждый щит весит, наверное, килограммов пятнадцать: слой чьей-то толстой жесткой кожи, слой из сшитых костяных пластин, а под ним основа из сплетенных прутьев (ивовых?). Последние к тому же как-то хитро прошнурованы сухожильными нитями. То есть получается, что пробить этот слоеный пирог с одного удара почти невозможно. Точнее, возможно, но нужен особой формы наконечник – такой, чтобы одновременно и протыкал, и прорезал, но не вяз в плетенке из прутьев. Это что же такое должно быть? – озадачился Семен чисто теоретическим вопросом. – Наверное, нечто похожее на граненый армейский штык времен Первой мировой войны в моем мире?! Кошмар…»