— Пожалуй.

— Не пожалуй, а точно. Вот я и думаю с помощью своей музыки. У воды думать не получается, потому что ее нет, а звезды все спрятались. И Санди нет. Теперь уже совсем нет. Знаешь, Гэри… если бы я мог жить так и думал не слишком много, я бы забыл ее. Забыл бы даже, как она выглядела. Ты думаешь, Пит помнит свою телку?

— Да, — ответил я. — И ты будешь помнить свою Санди, я уверен. Может, не совсем так, не всегда… и может это к лучшему. Иногда лучше забыть.

Тут он посмотрел на меня. Посмотрел прямо в глаза.

— Но я не хочу забывать, Гэри. И не стану. Понял?

И он начал играть. Одну и ту же песню. Раз, и два, и три. Я попытался заговорить с ним, но он не слушал. Пальцы его двигались яростно и неумолимо. Музыка и ветер унесли мои слова.

В конце концов я встал и ушел, и за мной долго неслись сквозь дождь звуки гитары.

Разбудил меня Уинтерс. Я спал в общем доме, когда он потряс меня за плечо, и мне пришлось подняться навстречу мрачному серому рассвету. Лицо Уинтерса было еще серее этого рассвета. Он ничего не сказал, наверно, не хотел будить остальных. Он просто поманил меня наружу.

Я зевнул, потянулся и пошел за ним. У выхода Уинтерс наклонился, поднял и протянул мне сломанную гитару.

Я тупо посмотрел на нее, потом на Уинтерса. В лице моем он, наверное, прочел вопрос.

— Он ударил ею Пита по голове, — сказал Уинтерс. — И забрал хронин. Похоже, у Пита легкое сотрясение мозга, но все наверняка обойдется. Повезло. Мог бы и копыта откинуть, легче легкого.

Я все держал гитару. Это был просто обломок, дерево потрескалось и раскололось, несколько струн порвалось. Удар, видно, был что надо. Я не верил своим глазам.

— Нет, — сказал я. — Кит не мог… не мог…

— Это его гитара, — промолвил Уинтерс. — И кому еще нужен хронин? — Потом лицо его смягчилось. — Мне очень жаль, Гэри. Честное слово. Мне кажется, я понимаю, почему он это сделал. Но все равно я должен его найти. Не знаешь, где он может быть?

Конечно, я знал, но сказать не решался.

— А что… что ты собираешься сделать?

— Наказывать его не будем, не беспокойся, — сказал он. — Я только хочу получить назад хронин. В следующий раз мы будем осторожнее.

— Ладно, — кивнул я. — Но с Китом ничего не должно случиться. Если вы не сдержите слово, я вас отделаю как следует. Да и другие тоже этого так не оставят.

Он печально посмотрел на меня, как будто огорченный моим недоверием, и не сказал ни слова. В молчании мы прошагали всю эту милю до ручья. Я не выпускал из рук гитару.

Конечно, Кит был там. Он лежал, завернувшись в спальный мешок, коробка из-под сигар валялась рядом. Там оставалось еще несколько пакетиков — он взял только один.

Я наклонился, чтобы разбудить его. Но когда я дотронулся до него, а потом перевернул на спину, меня поразили две вещи: он сбрил бороду, а на ощупь был холодный-холодный.

Потом я заметил пустой пузырек.

Вместе с хронином мы когда-то нашли и другие лекарства. Их даже не держали под замком. Кит взял таблетки снотворного.

Не говоря ни слова, я выпрямился. Объяснять ничего не стоило — Уинтерс все понял и так. Он внимательно посмотрел на тело, покачал головой.

— Интересно, почему он побрился? — наконец спросил он.

— Есть причина, — сказал я. — У него не было бороды в старые времена, когда с ним была Санди.

— А-а. Ну что ж, с ним все ясно.

— Что ясно?

— Ну, самоубийство. Он всегда был психически неустойчив.

— Да нет, лейтенант, — сказал я. — Ты все путаешь. Нет тут никакого самоубийства.

Уинтерс нахмурился, а я улыбнулся.

— Послушай, — сказал я. — Вот если бы ты так поступил, это было бы самоубийство. Ты считаешь, что хронин — это всего лишь наркотик, вызывающий грезы. Но для Кита это была машина времени. Он вовсе не убил себя. Это был бы не его стиль. Он просто вернулся к Санди. И на этот раз навсегда.

Уинтерс снова взглянул на тело Кита.

— Да, возможно. — Он помолчал. — Надеюсь, он не ошибся. Ради него самого надеюсь.

Годы, прошедшие с тех пор, были, пожалуй, неплохими. Уинтерс как лидер оказался получше меня. Полеты в прошлое ни черта ценного не принесли, но «поисковые экспедиции» оказались удачными. В городке уже больше двухсот человек, и большинство из них — люди, которых привел Уинтерс.

Теперь это настоящий город. У нас есть электричество, библиотека и вдоволь еды. Есть даже врач, настоящий врач, найденный Уинтерсом в сотне миль отсюда. Наступило такое процветание, что Сыновья Взрыва прослышали про нас и вернулись слегка позабавиться. Уинтерс со своим ополчением задал им перцу, а потом еще охотился за теми, кто пытался спастись бегством.

Никто, кроме стариков из общины, не помнит Кита. Правда, у нас по-прежнему слышны песни и музыка. Во время одной из вылазок Уинтерс нашел парнишку по имени Ронни, у которого оказалась собственная гитара. Конечно, ему до Кита как до неба, но он очень старается, и люди слушают его с удовольствием. И потом, он научил несколько ребятишек играть на гитаре.

Но вот что жаль: Ронни сочиняет собственные вещи, так что нам редко приходится слышать старые песни. Вместо этого мы слушаем послевоенную музыку. Сейчас самый популярный напев — это длиннющая баллада о том, как наша армия стерла с лица земли Сыновей Взрыва.

Уинтерс говорит, что это признак морального здоровья. Он все толкует о новой музыке для новой цивилизации. Может, в этом что-то и есть. Со временем новая культура заменит ушедшую. Как и Уинтерс, Ронни обещает нам будущее.

Но за все приходится платить.

Вчера вечером Ронни пел, и я попросил его исполнить «Я и Бобби Мак-Ги». И оказалось, что никто не знает слов.