Где теперь тот дом и где та, которая с такой тревогой звала его?

С отъездом семейства Кароля в сердце Яся пробудилась непобедимая тоска по деревне. Ему страстно захотелось еще хоть раз увидеть серые, крытые соломой овины, усадьбу, выглядывавшую из-за темно-зеленых листьев, Антосю, пана Анзельма и всю их семью. Для него после смерти матери только они одни и остались на этом свете. Он вспоминал дороги, разбежавшиеся в разные стороны, развалившуюся часовенку и прощальные слова пана Анзельма, ведь с той поры еще и года не прошло!

Думая обо всем этом, Ясь пришел к весьма удивительному для его возраста решению — написать пану Анзельму письмо.

Он помнил название почтового пункта, где пан Анзельм получал письма, и знал, что у ворот дома пана Кароля висит почтовый ящик. Этих двух обстоятельств было для него достаточно. Взял он лист бумаги, разлиновал его и начал:

«Дорогой пан!

Мама хотела сама Вам написать, но она уже умерла…»

Перечитав эти строки, он отложил перо и залился горькими слезами. «Умерла!..» Какое страшное слово, и он сам его написал!..

Несколько раз он откладывал и снова продолжал начатое письмо, на котором большие, бесформенные буквы неизменно расплывались от слез. Наконец несколько дней спустя он опустил письмо в ящик, а вскоре после того посетители почтамта могли увидеть в шкафчике неоплаченной корреспонденции еще один конверт, на котором детским почерком был выведен адрес:

«В собственные руки милостивого и дорогого пана Анзельма… В Вольке, пусть дойдет быстрей».

Смешной этот адрес был тем не менее верным; к несчастью, на конверте не было марки! Письмо не отправляли, хотя, кто знает, не зависела ли от него судьба и даже жизнь Яся.

Когда великодушное семейство вернулось из деревни, пан Кароль заметил в Ясе перемену. Мальчик смотрел на всех смело, но угрюмо. Эдек и Тадек принялись рассказывать ему, как они ездили верхом, катались на лодке и лазали на деревья, но он прервал их, заметив:

— Я это получше вашего знаю!

И вышел, не дослушав рассказа.

Вдобавок ко всему он с неохотой стал садиться за книжку, а когда самодеятельные учителя упрекали его в лени, отвечал:

— Попробуй-ка я вас так учить, вы бы меня из дому выгнали!..

Бывает так: ребенок поймает насекомое, и на мгновение оно цепенеет, прикидывается мертвым. Но как только его насаживают на булавку, оно начинает извиваться и пытается ужалить. Ясь уже извивался. Ребенок с более слабым характером, очутившись в его положении, покорился бы и до самой смерти служил бы игрушкой детям и взрослым; Ясь не покорился, и это его погубило. Пан Кароль, видя, что приемыш постоянно раздражен, а родные сыновья неизменно вежливы, вынес Ясю приговор за злонравие.

— Столько было во мне симпатии к этому мальчику, — сказал он однажды жене, — а он не сумел это оценить и, как видно, не любит ни нас, ни наших детей.

— Так всегда бывает с чужим птенцом!.. — ответила жена, целуя мужа в нахмуренный лоб.

Вскоре пан Кароль снова забыл о приемыше и даже об уставе мастерской для женщин. Его деятельный и неизменно нацеленный на общественное служение ум занялся вопросом о сооружении жестяных мусорных ящиков для города. Отныне пан Кароль с головой погрузился в беседы с техниками, жестянщиками, колесными мастерами — и очнулся от своих новых мечтаний только тогда, когда в доме разразился скандал.

Однажды Ясь, как обычно, корпел в детской над латынью, и, как обычно, ученье ему не давалось.

Со стороны глядя, могло показаться, что Ясь тут один, на самом же деле их было двое: Ясь — и велосипед, который стоял у печки. Как ни старался Ясь сосредоточиться на книжке, ему упорно мешал его лукавый товарищ. То, казалось Ясю, он шевелил колесиком, то шатался, как пьяный, то вдруг будто оглядывался на мальчика и подавал ему какие-то знаки. Когда Ясь откладывал книжку в сторону, трусишка-велосипед стоял спокойно, но как только мальчик принимался за работу, велосипед возобновлял свои проделки, — и подчас презабавные. Он явно искушал мальчугана.

Пантомима эта вывела наконец Яся из терпения, он подошел к хитрому велосипедишке и начал его осматривать. Потом сел на него и… осторожно проехался по комнате.

Как раз в тот момент, когда всадник и конь повернули назад к печке, скрипнула дверь, и в комнату ворвались мальчики.

— Ты видишь?.. — крикнул брату разгневанный Эдек. — Он катается, вместо того чтобы учить уроки!..

— Слезай сейчас же, осел!.. — воскликнул Тадек и, схватив Яся за плечи, резко потянул его назад.

Тадек так больно дернул его, что у Яся искры из глаз посыпались. Защищаясь, он неудачно махнул рукой и ударил Тадека по лицу.

Завязалась короткая, но бурная схватка, в результате которой у Яся пошла носом кровь, а у братьев оказались фонари под глазами. На шум битвы влетела в комнату мать; Эдек и Тадек очень быстро перед ней оправдались, обвинив Яся в том, что он бросился на них с кулаками и стал драть их за волосы.

Тут нежная пани преобразилась в львицу, защищающую своих детенышей. Ноздри у нее раздулись, глаза заволокло слезами… Не спрашивая о причине драки, не обращая внимания на нос Яся, она крикнула дрожащим от гнева голосом:

— Вон отсюда!.. Ты недостоен играть с моими детьми, неблагодарный!..

Возмущенный Ясь убежал в свою комнатку и кинулся на кровать. Вскоре снова послышался шум: это сыновья и мать жаловались на него пану Каролю. Бедный мальчик уже приготовился к беде; на счастье, скоро все утихло.

Прошел час, другой. Гнев Яся остыл, зато вернулось беспокойство.

— Что они собираются со мной сделать?.. — в ужасе шептал он.

Пришло время обеда, и безмолвный лакей принес Ясю еду в комнату; мальчик ни к чему не притронулся, напряженно думая об одном: что с ним будет?..

Когда миновали сутки, слуга провел Яся в кабинет хозяина. Сирота увидел там пана Кароля, его жену, обоих сыновей, а на письменном столе — маленькую модель жестяного мусорного ящика, над которой в настоящее время трудился филантроп.

— Ясь! — начал пан Кароль без всяких признаков гнева. — Я взял тебя в дом в надежде, что ты способен проявить благодарность или по крайней мере сносно себя вести. Ты, однако, был скрытен, упрям, ленив, не обнаружил и тени привязанности к нам, а в довершение вчера ты обидел моих сыновей. Так как в силу общественных норм дурные поступки не следует оставлять безнаказанными и так как справедливость требует прежде всего устранения причин зла, я вынужден, к сожалению, удалить тебя из моего дома. Ты займешься ремеслом!..


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: