Вырвавшись из железных объятий педагогики пана Петра и надев новое платье, сынок нашей вдовы начал быстро развиваться. Правда, при гостях, равно как и в обществе детей пана Анзельма, он по-прежнему робел. Зато, один на один с матерью, он не раз доставлял ей серьезное беспокойство.

Ему уже исполнилось семь лет, он уже вырвал себе зубы с помощью нитки, привязанной к дверной ручке, и довольно складно читал, как вдруг напала на него странная мания. Он расхаживал по комнате матери большими шагами, совсем как пан Анзельм, сутулился и закладывал за спину руки — точь-в-точь как пан Анзельм, а сверх всего — громко разговаривал сам с собой, чего пан Анзельм никогда не делал.

А говорил он прелюбопытные вещи:

— Будет у меня бас… будет у меня бич… будет у меня бублик… будет у меня дом…

Услышав это, мать не на шутку испугалась.

— Что это ты болтаешь, мальчик?.. — вскричала она, всплеснув руками.

— Разве ты не знаешь, мама? — ответил он. — Ведь бич делается из палки и веревки, а бублик такой круглый, с дыркой…

— Ну хорошо, я понимаю… но зачем ты все это говоришь?

Ответить на это Ясь не сумел. По существу эти бессвязные фразы свидетельствовали о первом проблеске пробуждающейся мысли и воображения. Мальчик читал в букваре слова для упражнения, и там, где другим детям представляется обычно хаос черных и непонятных значков, он различал предметы и образы. Такая тренировка развивающихся умственных способностей доставляла ему огромное удовлетворение, и поэтому, не обращая внимания на испуг матери, он твердил свое:

— Будет у меня бич… будет у меня бублик… будет у меня…

Вдруг он остановился и спросил:

— Мама, а что значит: бац?

Мать не нашлась, что ответить.

— Это что — деревянное или какое-нибудь другое?

— Ну что ты!.. Ах, как ты меня огорчаешь, дитя мое…

Ее ожидали, однако, еще большие огорчения, особенно в области географии и астрономии.

Однажды пани Винцентова объясняла детям своих хозяев, какова форма земли. Четверо глупышей, глазевших кто в потолок, а кто в пол, доверчиво и безо всяких оговорок приняли к сведению сообщение о том, что земля круглая и что она обращается вокруг солнца. Ясь, занятый чем-то другим, слушал краем уха, а вечером, оставшись вдвоем с матерью в их комнатке, сказал:

— Это все, наверно, выдумки!..

— О чем ты? — спросила мать.

— Да о том, будто земля круглая, — ответил Ясь. — Если бы она была круглая, так люди бы с нее падали. Я-то ведь знаю! Я сколько раз лазил на стог и всегда с него скатывался.

— Ты зачем туда лазил, гадкий мальчик? — побранила его мать, но, спохватившись, добавила: — Видишь ли, земля-то больше… хо-хо!.. во много-много раз больше стога…

— Если бы она была больше, так люди еще быстрей с нее скатились бы… эх!.. даже разбились бы.

Столь решительный вывод заставил умолкнуть бедную мать; она чувствовала себя бессильной ответить на упреки ребенка, даже не подозревая, что его беспокойные вопросы и забавные суждения — это и есть первое проявление незаурядного ума.

У Яся было необычайно сильное воображение. Как-то раз услышал он от батраков, что во время полнолуния на луне показывается мужик, сгребающий навоз. С тех пор, как только представлялась возможность, он; по целым вечерам лежал на земле, обратив лицо к месяцу. Ему удалось увидеть самые разнообразные вещи: однажды месяц колесом катился по облакам, в другой раз он обнаружил под гладью озера еще один месяц и еще одно небо, а то ему еще почудилось, будто над водой и сырыми лугами возносятся гигантские призраки в длинных развевающихся одеждах… Но мужика на луне он разглядел только к концу лета.

Как-то вечером, прогуливаясь в саду, пан Анзельм с женой услышали детский крик:

— Конюх! Эй, конюх!.. Хозяин!..

Заинтересовавшись, они пошли на голос и увидели Яся, — задрав голову и уставившись на луну, он орал, как одержимый:

— Конюх! Эй, конюх!

Тщетно они допытывались у него: что это значит? Мальчик смутился, убежал и только несколько часов спустя сказал матери:

— Понимаешь, мама, я хотел у того мужика спросить, как там живется на луне?

Мать только вздохнула.

В другой раз он задал такой вопрос:

— Мамочка, почему я хожу, а кукла не ходит, хотя у нее тоже есть ноги и сна похожа на меня?

— Потому, дитя мое, что у тебя есть душа, а у куклы ее нет.

— А что такое душа?..

Мать задумалась, затем, призвав на помощь катехизис ксендза Путятыцкого, ответила:

— Душа… душа — это то, что думает за тебя и управляет твоим телом…

— Да ведь я сам думаю, а никакая не душа!

Вопрос этот мучил мальчика, и ему хотелось обязательно дознаться: как выглядит душа? К счастью, вскоре подошло рождество, и когда Ясь заглянул в кухню, где потрошили рыбу, экономка, протягивая ему какой-то двойной пузырь, сказала:

— Вот тебе, Ясь, рыбья душа… Стрельни-ка из нее!

Яся так и подмывало втиснуть душу в куклу; рассудив, однако, что рыба это одно, а кукла совсем другое, он надавил на пузырь ногой и выстрелил.

На второй день праздников в гости к семейству Анзельмов приехал местный приходский ксендз. Седой как лунь старец, держа в левой руке табакерку, а в правой огромный носовой платок, собрал детей в кружок и стал экзаменовать их по закону божию. Он спрашивал: «Кто сотворил мир?.. Как звали прародителей наших?.. Для чего господь бог создал людей?..» Ясь сильно робел и на все вопросы отвечал хуже других, но, услышав фразу: «Что такое душа?» — вскричал:

— Я знаю!

— Очень хорошо!.. Отлично!.. — похвалил его ксендз. — Ну, говори уж, говори, а то, вижу, язык у тебя чешется.

Глаза у Яся сверкали, как горящие уголья.

— Душа, — сказал он с глубоким убеждением, — это такая штука, которая стреляет!

Старец, услышав это, воздел к небу обе руки вместе с носовым платком и табакеркой и удивленно воскликнул:

— Иисус, Мария! Кто тебе это сказал?..

— Да экономка, пан ксендз, когда чистила рыбу.

— Дитя мое!.. дитя мое!.. — бормотал почтенный старец, качая головой.

Потом приложился к табакерке раз, другой, медленно и деловито вытер нос и, к великой радости детей, прекратил экзамен.