Иенсен предъявил свой служебный значок и шагнул к столу.

— Шеф издательства?

Мужчина в шелковом галстуке отрицательно помотал головой и отступил от стола, легкими поклонами и энергичными жестами указывая в сторону окна. Его улыбка как-то не соответствовала первому впечатлению.

Белокурый сполз со стула и неслышными шагами приблизился к Иенсену. Торопливо и энергично пожав руку Иенсену, он кивнул на письменный стол:

— Вот оно.

Конверт был белый, ничем не примечательный. На нем были наклеены три марки, а в нижнем левом углу — ярлычок “Срочное”. В конверте лежал лист бумаги, сложенный вчетверо. Как адрес, так и текст письма были склеены из отдельных букв, а буквы вырезаны из какой-то газеты. Бумага была чрезвычайно высокого качества, и формат ее казался не совсем обычным. Подняв письмо кончиками пальцев, Иенсен прочел:

— Она, разумеется, не в своем уме, — сказал блондин. Просто-напросто душевнобольная.

— Да, мы пришли к такому заключению, — сказал мужчина в галстуке.

— Или это попросту немыслимо глупая шутка, — сказал блондин. — И пошлая к тому же.

— Может быть, и так, вполне может быть, — поддержал мужчина в галстуке.

Блондин бросил на него равнодушный взгляд и сказал:

— Это наш директор. Первый директор издательства. — И после короткой паузы добавил: — Моя правая рука.

Лицо директора расплылось в улыбке, и он наклонил голову. Вероятно, это означало признательность, но может быть, он захотел спрятать лицо по каким-то другим соображениям. Ну, например, из скромности, почтения или самолюбия.

— У нас есть еще девяносто восемь директоров, — уточнил блондин.

Комиссар Иенсен взглянул на свои часы: 13.19.

— Насколько я понял, господин шеф, вы сказали “она”. Есть ли у вас основания предполагать, что отправительницей была женщина?

— Как правило, меня называют просто “издатель”, — сказал блондин. Он обогнул стол, сел в кресло и закинул на подлокотник правую ногу. — Оснований у нас вроде бы нет. Просто сказалось так. Ведь кто-то же составил это письмо.

— Вот именно, — сказал директор.

— Вопрос только — кто? — сказал блондин.

— Совершенно справедливо, — заключил директор. Улыбка сбежала с его лица, сменившись глубокомысленными складками на переносице.

Издатель закинул на подлокотник также и левую ногу.

Иенсен снова взглянул на часы: 13.21.

— Здание надо эвакуировать, — сказал он.

— Эвакуировать? Исключено. Нам пришлось бы тогда остановить все работы, и, может быть, часа на два. Вы понимаете, что это значит? Вы имеете хоть малейшее представление, во сколько это нам обойдется? — И, повернувшись вместе с креслом, блондин вызывающе посмотрел на того, кто был его правой рукой. Директор издательства с молниеносной быстротой распустил складки по всему лбу и, бормоча что-то себе под нос, начал быстро прикидывать на пальцах. Человек, который хотел, чтобы его называли издателем, окинул директора холодным взглядом и вернул кресло в исходное положение.

— Минимум семьсот пятьдесят тысяч. Вы понимаете? Три четверти миллиона. Как минимум. А может быть, в два раза больше.

Иенсен еще раз прочел письмо. Глянул на часы: 13.23.

Издатель продолжал:

— Мы издаем сто четыре журнала. Все они печатаются в этом доме. Их общий тираж превышает двадцать один миллион экземпляров. В неделю. И для нас самое главное — напечатать и разослать их без промедления.

Выражение его лица вдруг изменилось. Просветленный синий взор упал на Иенсена.

— В каждом доме нашей страны каждая семья ждет свой журнал. Наши журналы одинаково интересны для всех — для принцессы и для жены лесоруба, для крупнейшего общественного деятеля или деятельницы и для самых униженных и отверженных, если бы таковые у нас имелись, — словом, для всех.

И после короткой паузы:

— А дети, все эти милые малютки…

— Малютки?

— Да, девяносто восемь из наших журналов предназначены для детей.

— Серийные выпуски, — уточнил директор.

Блондин наградил директора неблагосклонным взором, и лицо у него снова изменилось. Досадливо повернувшись в кресле, он взглянул на Иенсена:

— Ну так как же?

— При всем моем почтении к этим доводам я настаиваю на эвакуации.

— Больше вы ничего не можете сказать? Чем же тогда, позвольте вас спросить, занимаются ваши люди?

— Ищут.

— И если бомба есть, они ее найдут?

— Это опытные люди, но у них слишком мало времени. Заряд взрывчатки нелегко обнаружить. Практически он может быть где угодно. Как только они найдут хоть что-нибудь, мне доложат непосредственно сюда.

— У вас еще есть в запасе три четверти часа.

Иенсен взглянул на свои часы:

— Тридцать пять минут. Но даже если они найдут заряд, для того чтобы его обезвредить, потребуется дополнительное время.

— А если никакой бомбы вообще нет?

— Я все-таки посоветовал бы очистить здание.

— Даже считая риск минимальным?

— Даже. Я допускаю, что угрозу могли не привести в исполнение, что ничего не случится. Но, к сожалению, нам известны и обратные примеры.

— Откуда?

— Из истории криминалистики.

Иенсен заложил руки за спину и качнулся на носках.

— Таково мое мнение как профессионала, — сказал он.

Издатель пристально поглядел на него.

— За какую сумму вы согласились бы изменить свое мнение? — спросил он.

Иенсен взглянул на него недоуменно.

Издатель, видимо, покорился судьбе.

— Это была только шутка, — мрачно пояснил он, затем спустил ноги с подлокотников, снова вернул кресло в исходное положение, уронил руки на стол и опустил голову на стиснутый левый кулак.

Потом он рывком выпрямился:

— Мы должны посоветоваться с моим кузеном, — и нажал кнопку внутреннего телефона.

Иенсен заметил время: 13.27.

Мужчина в шелковом галстуке как-то бесшумно переместился в пространстве и, очутившись подле Иенсена, шепнул ему:

— С шефом, главным шефом, шефом всего треста, главой концерна.

Издатель что-то промурлыкал в микрофон. Потом прижал трубку к уху и недружелюбно взглянул на шепчущихся. Нажал другую кнопку, пригнулся к микрофону и заговорил. Четко и деловито:

— Это комендант здания? Прикиньте, сколько времени уйдет на учебную пожарную тревогу. Со скоростной эвакуацией. Ответ должен быть готов не позже чем через три минуты. Доложите непосредственно мне.

В комнату вошел шеф. Такой же белокурый, как и его брат, но старше примерно лет на десять. Лицо у него было спокойное, серьезное и красивое, плечи широкие, осанка прямая. На нем был коричневый костюм, простой и строгий. Шеф с места в карьер заговорил низким приглушенным голосом.

— Сколько лет этой новенькой? — спросил он рассеянно и подобием кивка указал на дверь.

— Шестнадцать, — доложил брат.

— А-а-а.

Директор издательства очутился возле витрины, и вид у него сделался такой, словно он приподнялся на цыпочки, хотя стоял он на всей ступне.

— Это человек из полиции, — сказал издатель. — У него есть люди, которые ищут, но они ничего не найдут. И он говорит, что мы должны эвакуировать здание.

Шеф подошел к окну, поглядел, помолчал.

— Вот и весна пришла, — сказал он. — Ах, как красиво!

В комнате воцарилось молчание. Иенсен взглянул на часы: 13.29.

Шеф процедил сквозь уголок рта:

— Перегоните наши машины.

Директор опрометью бросился к дверям.

— Они стоят у самой стены, — кротко добавил шеф. — Ах, как красиво!

Молчание — на тридцать секунд. Потом что-то зажужжало, и на внутреннем телефоне мигнула лампа.

— Слушаю, — сказал издатель.

— От восемнадцати до двадцати минут с использованием лестниц, непрерывных и скоростных автоматических лифтов.