От серьезного столкновения двух стран предотвратило только их совместное противодействие германскому продвижению в этом районе.

Германский проект строительства Багдадской железной дороги встревожил Лондон, Петербург и Париж. Англичан беспокоил выход нового могучего конкурента к Индии. Русских — приближение немцев к Босфору и Дарданеллам.

В одной из статей Витте писал, что Багдадская линия откроет доступ в Европу малоазиатскому зерну, потеснит на немецком рынке русский хлебный экспорт.

И почти всюду, куда бы мы ни посмотрели, — Витте, Витте и снова Витте.

Нам тоже без Сергея Юльевича не обойтись, ведь Витте и Столыпин — две стороны российской медали. Оба служили идее Великой России, стремились избежать революционных потрясений, были противниками военных конфронтации. Витте мог бы подписаться под политической формулой Столыпина: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!»

Историческое совпадение — дед Витте, по матери А. М. Фадеев, был в прошлом саратовским губернатором. Семья будущего графа и председателя Совета министров была «ультрарусской и ультрадворянской». Новороссийский университет, служба в управлении Одесской железной дороги, работа по обеспечению военных перевозок в 1877—1878 годах, увлечение идеями панславизма, разработка принципов железнодорожно-тарифного дела в империи — так начиналась его карьера.

Главным Витте считал интересы «национальной экономии», независимость российской хозяйственной системы. Эти взгляды он выразил в книге «Национальная экономия и Фридрих Лист», в которой рассматривал работы немецкого экономиста и политику Бисмарка .

И далеко заглядывал молодой Витте! Вся его будущая политика была сформулирована в той небольшой книге. Индустриальное развитие, внешняя и внутренняя торговля, мореплавание, усовершенствование земледелия, защита исторических достижений империи — вот это направление. Оно должно было обеспечиваться таможенным протекционизмом, железнодорожным строительством, созданием сильного флота, расширением рынков. Витте не ограничивался хозяйственными вопросами. От чего зависит роль народа в мире, спрашивал он. Да, от материальных обстоятельств. Но еще и от нравственных его начал, государственных традиций, идеалов, религии.

Витте не предлагал особого «русского пути», но интересы России и величие русского народа были для него опорными понятиями.

В сорок два года он становится управляющим Министерством путей сообщения, затем — министром финансов. Взлет поразительный!

У Столыпина, впрочем, тоже был взлет не менее поразительный.

За Витте должен был прийти не новый Витте, а другой реформатор или даже диктатор.

Почему диктатор?

Потому что другая сторона — земледельческая, крестьянская, к которой относились четыре пятых российского населения, жила, вспомним слова А. В. Кривошеина, по законам царя Берендея. И вот эта земляная Русь, питая своими соками «виттевское государство», рано или поздно должна была загореться на огне промышленного прогресса. Налоговый пресс давил именно ее.

Прогресс оплачивало крестьянство.

Общинный Атлант в лаптях держал все более непосильное индустриальное небо. Надолго ли у него должно было хватить сил?

Надо быть справедливым. Именно Витте сыграл огромную роль в подготовке столыпинской реформы. Именно Витте стал раскачивать этот реформаторский колокол. Но нет ничего удивительного в том, что реформатором Сергей Юльевич не стал. Он не хотел рисковать.

Перед нами книга «А. В. Кривошеий. Его значение в истории России начала XX века». Автор — К. А. Кривошеий, сын Александра Васильевича. Издана в Париже в 1973 году. Одна из серьезных книг по столыпинской реформе, если учесть, что А. В. Кривошеий был правой рукой Столыпина.

Из нее следует, что Витте был в начале карьеры убежденным сторонником общины и всецело поддержал закон от, 14 декабря 1893 года, запрещавший выход из общины без согласия двух третей домохозяев, даже после погашения выкупного долга, как и залог выделенных в собственность земельных наделов' и их продажу лицам «несельского состояния». Этот закон, по словам председателя Комитета министров Н. X. Бунге, потушал навсегда у крестьян иное представление о личной собственности и уважение к собственности помещиков.

Признание Бунге проливает свет на многие наши неурядицы.

Прошло пять лет. Витте понял, что причина низкой платежеспособности крестьян — в правовых условиях их быта, т.е. национальные традиции вступили в противоречие с историческим процессом.

А что думали сами крестьяне?

У нас есть возможность обратиться к уникальному свидетельству той поры — литературному наследию крестьянина Сергея Терентьевича Семенова, самого настоящего хлебопашца, бывшего и прекрасным писателем. В очерках «Двадцать пять лет в деревне» Семенов рассказал многое, что осталось в стороне от внимания профессиональной литературы. Хотя он выпустил шеститомное собрание сочинений и за него был удостоен премии Российской академии наук, хотя его высоко ценил Лев Толстой, он остался неизвестным нынешнему так называемому «широкому читателю». Почему? Потому что не укладывался в привычное клише. Л. Н. Толстой: «Искренность — главное достоинство Семенова. Но кроме нее у него и содержание значительно: значительно и потому, что оно касается самого значительного сословия России — крестьянства, которое Семенов знает, как может знать его только крестьянин, живущий сам деревенской тягловой жизнью».

Так вот, поразительно следующее автобиографическое свидетельство хлебопашца-писателя. В один из майских страдных дней, когда дорог каждый час, сельский сход постановил не работать, а праздновать храмовый праздник. Лишь один Сергей Терентьевич пренебрег общественным решением и вышел пахать свой надел. Это нарушение недешево ему обошлось. Однодеревенцы подали на него в суд за кощунство, он был-осужден!

Жестокость и нетерпимость общины к новому выражены ярче яркого.

Пока виттевское Особое совещание искало приемлемый способ убедить Николая II в необходимости перемен, внизу, в деревенской обыденности, тормозилось все, что могло способствовать сельскохозяйственному прогрессу.