Мысль бросить тень на ее репутацию потрясла его. Он не мог взять ее с собой в Лондон.

Но, уступив желанию обладать ею еще раз, Дунстан наклонился и поцеловал ее непокорные губы. Вкус нетерпеливого языка Лейлы успокаивал его, снимал холодную сдержанность и почти вернул прежнего, давно забытого Дунстана. После того как он смог снова стать прежним прямо здесь, в ее лаборатории, со всеми ее гостями в доме, Дунстан неохотно отступил назад, оставив Лейлу стоять с ошеломленным видом, уцепившейся обеими руками за стол.

— У нас нет никакого будущего, — напомнил он ей, — и ты не можешь поехать со мной в Лондон.

Она просто смотрела в ожидании, ее распухшие от поцелуев губы влажно поблескивали, а грудь высоко вздымалась от разбуженной им страсти.

Он тоже больше не мог сопротивляться искушению, как его турнепс не мог отказаться от живительных лучей солнца.

— Сегодня вечером в гроте, — согласился он, затем развернулся, чтобы пойти выпить что-нибудь покрепче.

Оставшись в одиночестве в пустой лаборатории, где всего лишь мгновение назад стоял Дунстан, Лейла почувствовала, как сильно забилось ее сердце и закружилась голова.

Она находилась на краю открытия. Драгоценный дар принадлежал ей, и его необходимо было исследовать.

Возможно, внутри ее растет ребенок, который одновременно пугал и волновал ее.

Теперь у нее было все, что она когда-либо хотела. Почему тогда ей было этого недостаточно? Почему она должна искать Ивеса, который совершенно четко дал понять, что его интересовало ее тело, и не больше?

Ей хотелось обсудить свои открытия с человеком, оценившим ее талант, о котором она мечтала и который, наконец, появился. Ей хотелось проектировать сад вместе со специалистом, умеющим это делать. Но самое главное — все свои успехи она желала делить с человеком, который понимал бы ее.

Лейла, держа в руке пустую мензурку, резко отложила ее в сторону и поспешила назад к гостям проверить, не уехал ли Дунстан.

Там было полно народу, но Ивес уже удалился. И она вдруг отчетливо почувствовала одиночество, лишившись присутствия единственного во всем мире человека, понимающего все тайны ее сердца.

Оставив Юна разбираться с устройством для очистки розового масла Лейлы, а Гриффита изучать ее библиотеку, Дунстан сел на перевернутое деревянное ведро посреди зеленых листьев своего турнепса, чтобы немного проветрить голову и привести в порядок мысли после посещения светского общества. Он сидел в расстегнутом вечернем жилете и фраке, перепачкав землей выходные причудливые туфли, и попивал из кружки солодовый напиток.

Лили будет ждать его в волшебном гроте, где излечит от мучительной страсти. Лейла же хочет, чтобы он взял ее с собой в Лондон. Но он не вынесет, если причинит зло еще одной женщине. Он не мог также позволить кому-то вновь встать между ним и сыном. Желание боролось с ответственностью.

Дунстан вытер рот рукавом и посмотрел по сторонам на своих зеленых компаньонов.

— Вы станете хорошим фуражом для молодых овец, — сказал он. — Лучшим фуражом, чем я, — философски продолжил он. — Сэр Джонсон, должно быть, имел в виду меня, когда сказал: мужчина не плачет, когда умирает его отец. А я волнуюсь за растение, это доказывает, что предпочитаю турнепс отцу.

Он поднял кружку к зарождающемуся месяцу.

— Я не хочу, чтобы мой сын предпочел турнепс мне, — обратился он к небу. Дунстан не был пьян, но кого волнует, что он выставляет себя здесь, на грядке, полным идиотом? Вокруг были только его маленькие зеленые друзья. Мужчина мог быть с собой откровенным с кружкой крепкого напитка, в тишине, а учитывая его шаткое положение в жизни, он намеревался сейчас как следует подумать, прежде чем броситься в омут страсти.

— Почему из всех знакомых ей мужчин она выбрала именно меня? — Дунстан знал, что был единственным, кого она не могла завоевать сразу. — Никогда не знаешь, что нужно женщине, — вспомнил он бесспорную истину.

Он вытянул перед собой длинные ноги и подумал о настоящей причине, по которой должен сидеть здесь, на этом поле, когда его ждет красивая женщина.

— Мне не нужно, чтобы ведьма Малколм рассказывала о том, чего я не хочу знать. — Ивес еще раз глотнул из кружки, ожидая, что кто-то возразит ему. Но вокруг было лишь безмолвное и бесстрастное поле.

— Лейла сделает меня таким же ненормальным, как сама. Навоз! Она чувствовала запах навоза и слышала смех призраков. — Дунстан нахмурился и осушил кружку. Она слышала смех Силии. Как ему с этим жить? Что еще она могла видеть или слышать?

— Проблема заключается в… — Он на мгновение замолчал. — Проблема в том, что я не смогу уехать без нее.

Луна молча соглашалась с ним, а его зеленые друзья не повернулись к нему спиной, хотя ему показалось, что они немного вздрогнули. Он задрожал вместе с ними. Или, возможно, у него закружилась голова. А может, так действовала на него Лейла. Он мог контролировать все что угодно и идти своим путем, но он не мог управлять Лейлой, как не мог управлять звездами.

— Моя ведьма просто хочет спать со мной, — доверительно сообщил он ветру. Дунстан хотел, чтобы ветер напомнил ему, что пора идти к Лейле и отдаться страсти. Вместо этого он словно услышал голос Дрого, который о чем-то предостерегал его.

— Она говорит, что не может иметь детей. А если это и не так, мне не придется содержать ребенка. Она вполне может себе позволить пеленать его в шелка и нанять лучших учителей. А может, она, в самом деле, бесплодна?

Дунстану показалось, что зеленые друзья засмеялись над ним, потому что среди Малколмов не было ни одной бесплодной женщины.

Он поднялся, широко расставил ноги и, уперев руки в бока, закричал на луну:

— Неужели мне всю жизнь вариться в собственном соку?

Луна лишь серебрила поле, которое он считал своим будущим.

Смутно представляя себе, как будет искать убийцу Силии в Лондоне, он в то же время хорошо знал, что должен восстановить свое доброе имя ради сына и… чтобы защитить Лейлу.

Лейла. Она ждала его, прекрасная женщина, предлагала ему помощь, которую он не был готов принять.

Дунстан не мог больше заставлять ее ждать, он не думал, что сумеет отговорить Лейлу от поездки в Лондон вместе с ним. Они оба хотели этого, хотя понимали, что поступают опрометчиво.

Вот уж поистине: когда в дверь входит женщина, уходит мудрость.

Плавая обнаженной в тихо бурлящем водоеме пещеры и наблюдая за тусклой луной, виднеющейся в отверстии наверху, Лейла испытывала благодарность этому тихому, уединенному месту.

Ее волосы плавали на поверхности прозрачной воды, словно водоросли. Ночной ветер донес запах сена и дыма. Запах дыма напомнил ей об уютных зимних вечерах. Лейла расслабилась, закрыла глаза, представляя себе кухню, где потрескивали дрова. Ей даже показалось, что она чувствует аромат жареных каштанов и слышит смех матери, обсуждающей с кухаркой, как приготовить первое картофельное пюре для малыша. Насытившись приятной, успокаивающей воображаемой картиной, Лейла задумалась о предстоящих переменах — о своем собственном ребенке. Радость и удовлетворенность стерли воспоминания о суматохе вечера.

С появлением нового запаха возникло другое видение, и ее сердце забилось быстрее. Лейла совсем не удивилась, когда на поросший мхом берег легла тень.

— Присоединяйся ко мне, — позвала она, не задумываясь, примет ли Дунстан ее приглашение. Сегодня ей необходима была его сила.

Он не долго раздумывал. Лейла наблюдала, как, бросив на камни сюртук и жилет, он сел, чтобы снять сапоги. Дунстан Ивес был самым привлекательным мужчиной, которого она когда-либо встречала. Лейла высоко ценила его интеллект, чтобы бездушно управлять им теперь, но из прежнего опыта общения с ним и, учитывая его взгляды, она подозревала, что он отрицательно отреагирует на ее новости.

Внутренний голос подсказывал, что не стоило пока ничего говорить, ведь до конца не было уверенности, да и Ниниан могла ошибаться. Но Лейла хорошо знала о том, что случится, если она не скажет ему; Их желания обжигали и притягивали друг к другу.