— Рори, я хочу извиниться за…

— Кейн, отпустите руку, мне больно.

Он моментально ослабил хватку, но локоть ее не выпустил. Мимо них прогремел грузовик. Двое мальчишек с воплями носились взад и вперед на велосипедах. Рори была на грани слез, хотя что, собственно, случилось? И вроде бы Кейн чувствовал себя не лучше.

Он поднял руку и провел пальцем по нежному изгибу ее щеки.

— Простите, — тихо проговорил он. — За очень многое. Я только теперь начинаю понимать, как я виноват перед вами.

Легкое прикосновение его пальца все еще жгло ей кожу. Рори растерянно молчала. Ей пришлось собрать все силы, чтобы не броситься в теплые участливые объятия, надеясь остаться в них на всю жизнь.

— Это не ваша вина, — проговорила она, даже не зная, что имеет в виду. Ведь все ее огорчения никак не относятся к шаферу Чарлза.

Он поцеловал ее. Рори едва не потеряла равновесие от неожиданности, когда его широкий, чуть кривой рот коснулся ее губ. Интересно, подумала она, какое у него сейчас ощущение от ее губ, что он чувствует, прижавшись к ее телу, такой сильный, теплый и волнующий? Ей чуть-чуть хотелось, чтобы Чарлз сейчас увидел ее и обвинил…

Ох, что он делает, как это страшно и удивительно!

Она отвела глаза, ошеломленная собственным состоянием, надеясь, что Кейн поцеловал ее просто так и в следующую минуту забудет. И еще больше надеясь, что нет, не забудет. Что будет снова целовать…

На глаза чуть не навернулись слезы, когда он поднял ей подбородок и заглянул в глаза, — показалось, будто он читает все ее постыдные секреты. Медленно взгляд его блуждал по лицу, заставляя ее остро чувствовать каждый свой изъян. Она открыла рот, чтобы запротестовать, но не успела издать и звука, как снова ощутила его губы на своих.

Поцелуй был сначала легким и нежным, как и первый. Томительным, как летний полдень, приятным и успокаивающим. Потом Кейн застонал. Его руки крепче прижали ее, рот крепко захватил ее губы, и, раньше чем Рори поняла, что случилось с ней, это случилось.

В одно мгновение она лишилась сил для стыда, злости и, конечно, страха. Рори почувствовала удар его языка, вкус дразнящего, чуть ощутимого аромата кофе и чего-то еще неразличимого. Колени у нее превратились в желе. Ее целовали и раньше, по меньшей мере, полдюжины разных мужчин. Но ни с одним из них такого не было.

Руки Кейна гладили ей спину и все крепче прижимали к груди, к плоскому животу. Внешний мир сузился для нее до каких-то неясных, прерывистых ощущений: жара, влажность, ленивое жужжание насекомых, суховатая сладость запаха петуний… Зато вдруг встрепенулось и ожило другое, неизведанное чувство. Будто она проспала все тридцать лет и вдруг проснулась от удара грома. Ее пальцы запутались в тепле его густых волос, уже не оставалось никаких сомнений, что она не просто разрешила, чтобы это случилось с ней, но сама была страстным участником случившегося.

Прерывисто дыша, Кейн наконец оторвался от ее губ. На лице у него застыло какое-то потерянное выражение. Взгляд Рори расслабленно утопал в глубине его теплых кофейно-карих глаз, потом скользнул по его губам, и у нее мелькнула мысль, что его обычная кривая усмешка пропала.

— Кейн, я… — Она не знала, что сказать, но понимала, что говорить безопаснее, чем молчать.

— Да, я тоже. — С настороженным видом он отступил назад и, ни слова не говоря, повернулся и исчез за кустами.

Рори проводила его взглядом, пока он не скрылся из виду, и, словно лунатик, вошла в дом. Не замечая горы коробок, которые побросала на софу перед ленчем, она сняла туфли и прошла в дальний конец дома.

Было душно, но ей даже не пришло в голову включить вентилятор. Рассеянно опустилась она в плетеное кресло-качалку, которое привезла с собой из Кентукки. Прямо за окном пчела гудела над кустами вербены, а она невидящим взглядом смотрела на жалюзи.

Неужели она окончательно сошла с ума?

Кейн поцеловал ее. Дважды. И она не только позволила, но и сама целовала его. Потрясенная испытанным чувством, она попыталась направить мысли в менее опасное русло, но они все время возвращались к… поцелую.

Почему от поцелуев Чарлза она ничего подобного не ощущала? Потому что Чарлз никогда не целовал ее так, как Кейн.

Почему? Потому что ее не тянуло так к нему? Или потому что его не тянуло так к ней?

Любопытно! Ведь она собирается выйти за этого человека замуж. Или нет? Конечно, их тянет друг к другу! Чарлз, очевидно, достаточно опытен, чтобы знать, куда подобные поцелуи могут завести, он просто не хочет тревожить ее заранее.

Да? А разве Кейн не такой же опытный? Все мимо цели!

Как будет целовать ее Чарлз, когда они поженятся? А что, если ей это не понравится? Каково ей будет с ним в одной постели?..

Рори качнулась в кресле, не замечая, как участилось у нее дыхание. Был ли поцелуй Кейна из тех, какие пробуждают чувственность? Она вычитала в статье о девственницах, что они более чувственны, чем можно предположить.

Правда, в этой же самой статье цитировался Овидий, сказавший, что непорочна та, на которую нет спроса.

Но на нее-то есть спрос. Она пережила свою долю мокрых поцелуев — слюнявых наскоков, после которых оставались синяки, страх и отвращение. Ничего из того, что она испытала, не идет ни в какое сравнение с поцелуем Кейна. И чувство, оставшееся после поцелуя, совсем не похоже на прежние. Осталось томление, мечтание и… голод. Будто изголодавшийся бродяга, истекая слюной, смотрит в окно булочной.

— Чепуха! — вслух сказала она. Кислотность желудка и разыгравшееся воображение могут вызвать самые разные симптомы. Естественно, Кейн ничего не чувствует. Он повернулся и ушел так, будто ничего не случилось.

При этой мысли Рори вдруг обуяла лихорадочная деловитость, и она с остервенением принялась распаковывать коробки и пакеты, складывать свадебные изыски. Ближе к вечеру ей почти удалось убедить себя, что ничего не случилось, и что она все выдумала. Кейн пару раз просто быстренько клюнул ее поцелуем. А она устала, долго была в напряжении и чуть не спятила от парового катка в женском платье из соседнего дома. Вот и соткала происшедшее в причудливую историю из романа!

— Чепуха, — снова пробормотала она.

У Чарлза было собрание в Ротари-клубе, и Аврора могла свободно вздохнуть. Живя почти дверь в дверь, они не так уж часто виделись, как это предусматривали обстоятельства, примерно раз в день. Немудрено, если учесть вечную занятость Чарлза. Поразмыслив, Рори принялась за дела, далекие от подготовки к осенним занятиям в школе и от приготовлений к свадьбе.

Она собрата статьи, отложенные для женского приюта, и рассортировала их по десяти пакетам. Выстирала одежду, чтобы по дороге в букинистический магазин, куда хотела отвезти ненужные книги, забросить вещи в дом для престарелых.

Потом пересмотрела припасы парфюмерии, она собирала ее для женского приюта, выписала на листок те предметы, которых было мало, и добавила кое-что из собственного шкафа: После этого приняла душ и легла в постель. Было еще рано, но, если выключить свет, Чарлз не зайдет к ней, когда вернется со своего собрания.

Будто выполняя долг, она вспомнила все благородные качества Чарлза, перечислила все благодеяния, которые он ей оказал, и начала засыпать, надеясь, что хоть сегодня ночью не приснится Кейн.

И он, конечно, приснился. Но затем Кейн исчез, и муть неприятных воспоминаний начала обретать форму. Даже во сне ее сознание пыталось подавить их, но с опозданием, когда она уже снова почувствовала едкий запах горевшей травы, снова услышала смех и нестройную музыку, снова услышала невнятный мужской голос. Снова ощутила вкрадчивое прикосновение руки к своему бедру…

Перевернувшись на живот, Рори натянула на голову простыню, несмотря на удушливую предавгустовскую жару. Этого никогда не было в реальности, убеждала она себя. Это только плохой сон. Повторяющийся сон, который привязался к ней незадолго перед тем, как родители отправили ее к бабушке. Сначала она отказывалась жить отдельно от семьи, не признавала строгой старой женщины и ее строгих правил поведения. Зато в чопорном белом доме на Главной улице ей постепенно перестал сниться этот сон. Жилось ей там по-всякому, но она забыла о кошмаре.