Девушка с горящими лукавством глазами выдавала один пируэт за другим в совершенно бешенном ритме, гордо вскидывая голову, кружа и постукивая каблучками. Аромат ее и-цы быстро распространился по залу, привлекая всеобщее внимание. Парень не отставал и не уступал ни в пластике движений, ни в темпе.

Рэйс слушал отцовские излияния Дэйкса и вдруг заметил диковинные метаморфозы, происходящие вокруг: народ подтягивался к перилам и бросал на него странные взгляды. Это насторожило сегюр и в груди кольнуло: никак опять женушка что-то учудила?

Он бросился к перилам.

Так и есть. Его супруга зажигала с новобрачным в диком темпе и с завидным задором. Лицо раскраснелось, в глазах пылал огонь, волосы рассыпались по плечам, подол платья то и дело взлетал в воздух, открывая взору ножки в изящных туфельках. Братец не отставал, кружил рядом, то обвивая Алену рукой, то, отпуская, то приближаясь и тесно прижимаясь, то отстраняясь. В воздухе витал знакомый аромат энергии, не только осязаемый, но и четко видимый: множество мелких, разноцветных искр окутывали пару и разлетались по залу.

Дэйкс, через секунду оказавшийся рядом с сегюр, глянул вниз, выгнул бровь от удивления, покосился на побелевшего от гнева Рэйсли и, понимая, что грядет буря, попытался заступиться за девушку. Но успел сказать лишь: э-э-э.

Мужчина, не взглянув на товарища, без раздумий перемахнул через перила и приземлился на первом этаже, чуть не покалечив зазевавшегося гостя. Троуви тяжело вздохнул и поспешил следом, но менее экстремальным способом — по лестнице. Он не окэсто и боль чувствует, да и вообще, если каждый раз, когда в семействе Лоан намечается гроза, сигать со второго этажа, через месяц можно смело восходить на погребальный костер.

Рэй не мог не восхититься пластикой и красотой жены, но руки брата, касающиеся Алены в танце, раздражали и приводили в бешенство, как, впрочем, и восторженные, а у некоторых и откровенно заинтересованные, похотливые взгляды, бросаемые в сторону девушки.

Что за привычка выставлять себя на всеобщее обозрение, словно товар? Мало он ее воспитывал и плохо, недоходчиво объяснял.

Рэйс направился к веселящейся паре. Народ расступился, пропуская и настораживаясь. Взгляд у сегюр был не ласков.

Алена увидела мужа и мгновенно забыла об Иллане. Зачем он ей, теперь, если другой партнер появился? Не чужой — свой. И дюже привлекательный. А взгляд? Ну, не в духе мужчина, так, когда он в духе бывает? Каждый раз на его настроение внимание обращать — свихнуться можно, и потом, дело это поправимое. Алена по опыту знала, как мужнин норов смягчить, выучилась уже.

Девушка лукаво улыбнулась, игриво закружила вокруг Рэйсли. Тот с полминуты посверлил ее гневным взглядом, решая: устроить ей выволочку сейчас или позже и без свидетелей, и решил — позже. Алена была искренне рада его присутствию, Иллана бросила, и тот стоял, непонимающе хлопая ресницами. Это Рэйсли понравилось, как и плавные движения жены, руки, обвивающие в танце….Почему бы ему не станцевать с ней? В чем-то Алена права — она молода, и желание веселиться и общаться с людьми — проявление естественной тоски, замученного монотонностью существования создания. Ладно, на этот раз он уступит.

Рэйс натянуто улыбнулся и присоединился к жене. Через пару минут и взгляд потеплел, оттаял малость.

Иллан постоял и нехотя ушел в сторону. За шэврио, подальше от соблазна и неприятных ощущений. Рэйс танцевал лучше, чем он и смотрелась пара удивительно красиво и сплоченно, как одно целое. Ни одного шанса разбить. Стоило ли пытаться?

Монтррой перехватил задумчивый взгляд Массии и поджал губы. Фужер треснул в руке и распался на осколки. Зол был троуви. Сегюр выставил на посмешище его сестру, пригласив на первый танец чужую жену, а не свою. И та стояла поникшая, жалкая, старательно прикрывая ресницами ненависть, плещущую в глазах. Эльхолия смотрела на танцующую в объятьях Рэйсли Алену.

Если б девушка уловила тот взгляд, поняла бы мгновенно, что Эльхолия ей не добрая подруга, а непримиримый, злобный враг, но она ничего не видела вокруг, только лицо мужа, пляшущие огни по потолку и полу и просто веселилась от души, счастливая, как никогда.

А Рэйс заметил. И каким взглядом Монтррой Иллана проводил — тоже. И понял — разворошила Алена, сама того не ведая, заснувший «муравейник». Не будет теперь покоя в доме. И согласия в окружении. Все. Закончился период мира и спокойствия. Хорошо. Нет, замечательно. Год семейство Лоан провело под фальшивой маской благолепия. Хватит. Надоела Рэйсли видимость добрых отношений, нарочитая обходительность. Пора ситуацию к одному знаменателю подводить, выяснить, кто и на чьем поле играет. Да и «счет» неоплаченным лежит. Давно он ждал подобного поворота. Готовился. Не зря.

Взгляд сегюр неуловимо изменился

Спать Алена легла уже под утро, когда Уэхо начал лениво окрашивать горизонт в розовые тона. Лечь-то легла, а спать не хотелось. Продолжение «банкета» предвкушала.

Рэйс и слова ей не сказал по поводу их с Илланом ламбады, без претензий и выговоров обошлось, значит, завтра…нет, уже сегодня она сможет снова устроить себе праздник души и сердца. И наряд готов, несколько эпатажный, но, бог даст, и его Лоан проглотит.

Нет, почему она все время думает: как он посмотрит, что скажет? Что за глупость?! Выдрессировал, как тигрицу, слова лишнего не скажи, шагу в сторону не сделай. Нет, хватит, заканчивать это надо. Правильно Массия говорит: мужей воспитывать надо, не покладая рук. Пуще детей. То погладить, то скандал на пустом месте устроить, чтоб жизнь медом не казалась, а иначе никак. Не понимают. Все надавить норовят, права зачитать и обязанностями наделить, как мачеха Золушку, лишь бы сидели милые безвылазно у их мокасинов, с покорностью внимая каждому слову.

Вот ведь натура мужская, на кого не посмотришь — сплошь мудрецы, пророки, олимпийские чемпионы, гении и Аполлоны. Все-то они знают, все-то они умеют. И при этом одну глупость за другой творят. И не слушают никого. Ну, конечно, куда женщине знать и понимать больше, чем они? Нонсенс. Артефакт. Женщины у них — отсталые, недалекие существа, требующие постоянного наблюдения, чуткого руководства и каждодневного наставления. И никак без давления жить не могут, все им баталии подавай, хоть в кругу семьи, хоть в дружеском окружении. Воители. И что им спокойная жизнь не в радость?

Нет, права Массия, права. Надо Алене за воспитание супруга приниматься, не дело это под его каблуком жить, и маетно, и для самолюбия прискорбно.

Однако, Рэйс не Монтррой. Воспитать, конечно, надо, но как? И педагог из нее никудышный, и подопечный хлопотный, невменяемый абсолютно. Глянет, как шлакоблоком придавит, и весь педагогический пыл у Алены пропадает, а перечить уже и мысли не возникает. Боязно. Жить-то любому хочется.

"Гибче надо быть, хитрее, где лаской, где обидой…." Метод кнута и пряника.

Что первое, что второе, Рэйсли абсолютно фиолетово.

Ну, ластилась она к нему: "Отпусти в город с Массией, ей надо, не мне. Костюм присмотрела, посоветоваться желает. Ненадолго. Быстро вернусь.." Улыбнулся ласково, целоваться полез, разнежился, подобрел… и ответил: нет. Тихо так, спокойно. Попробуй, против этого спокойного «нет» поперек пойти. Такое устроит, и туглосу мало не покажется, не то что Алене. Пыталась, спасибо, больше не хочется.

А обижаться…Как? Дуться без толку, он и не заметит или сделает вид, что не замечает. Цедить слова? Ну, раз, два, потом и не захочешь. Подтянет к себе, брови сдвинет, взгляд, что плита могильная, и холодом до печени пробирает. "В чем дело?" — выдохнет в лицо и все: " Ни в чем, «милый», так, погорячилась, мигрень замучила".

Сердиться, кричать?..Рука у него тяжелая, а жалость при рождении потеряна. Да и слух тонкий, тон на октаву выше, и Рэйс мгновенно звереет, глаза кровью наливаются. А если еще и пару слов из молодежного сленга присовокупить, сидеть Алене нагишом неделю, безвылазно, да еще спасибо говорить за мягкое наказание. Впрочем, муж ее не наказывает, а как сам говорит — «воспитывает». «Терпеливо» и «ласково» прививает девушке основы флэтонской морали, в законы семейной жизни посвящает.