Рэйф хотел. А лаборатория была заинтересована в дополнительных деньгах. Оставалось получить согласие Карин. Он дождался, пока ее семья отправится обедать, и постучался в дверь ее палаты.

– Да? – послышался из-за двери нежный голос. Рэйф решительно открыл дверь и быстро подошел прямо к кровати.

– Мы должны поговорить, – начал он… и слова застряли у него в горле. Карин кормила ребенка грудью. В одно мгновение Рэйф заметил молочную белизну этой груди, густой румянец на щеках Карин и, резко отвернувшись, отошел от кровати.

– Извините. – Его голос походил на скрежет ржавого железа. Откашлявшись, он продолжил, глядя в стену. – Я вернусь, когда ты… Одним словом, я зайду позже.

В коридоре он прислонился спиной к стене, заставляя себя думать о чем-нибудь постороннем, но это было невозможно. Он запустил пальцы в волосы, отчаянно мечтая о сигарете. Он не курил уже много лет, но сейчас прямо-таки чувствовал вкус табака.

Наконец, мимо него торопливым шагом прошла медсестра, вошла в палату Карин и через минуту вышла оттуда с ребенком на руках. Рэйф отлепился от стены, расправил плечи и вошел.

Решив не терять времени, он начал прямо с порога:

– Я договорился об анализе. Его сделают утром.

– Анализе?

– Да. Тест на установление отцовства. Глаза Карин вспыхнули.

– Не нужно никакого теста.

– Нужно. Неужели ты полагала, что я приму твои слова на веру и возьму на себя ответственность за этого ребенка без всяких доказательств?

Почему его слова так ранят? Ей ничего от него не нужно, она ничего от него не ждет.

– Ты прав, – спокойно ответила она. – Я вовсе не рассчитывала, что ты возьмешь на себя какие-либо обязательства.

– Если ты боишься, то это не больно. Просто несколько капель крови и все.

– Черт тебя возьми! Неужели ты думаешь, я поэтому..? – Карин взяла себя в руки и уже спокойнее сказала: – Я не боюсь анализов.

– Хорошо. Тогда я скажу в лаборатории…

– Но я не собираюсь его делать. Нет никаких причин для проведения теста на отцовство.

– Они есть. Если ты хочешь, чтобы я признал этого ребенка…

– Но я не хочу. Неужели ты еще не понял этого?

– Но ты сама послала за мной, Карин.

– Нет. Это сделала Аманда, услышав, как я назвала твое имя, когда я была… Что бы я ни сказала, я не посылала за тобой.

Черт, она великолепно владеет собой. Но если все так, как она говорит, неужели она не послала бы за ним – если он отец этого ребенка, – не будь она в полубессознательном состоянии?

Что ж, если она владеет собой, то и он не потеряет самоконтроль.

– Как бы то ни было, – сказал Рэйф, – я здесь. Меня объявили отцом этого ребенка, и я намерен узнать правду.

– Я никем тебя не объявляла.

– То есть ты хочешь сказать, что ребенок не мой?

Карин смотрела на Рэйфа. Солгать так легко, но однажды ее дочь спросит о своем отце и будет иметь право знать правду.

– Это моя дочь, – с достоинством сказала она. – Я выносила и родила ее.

– Как высокопарно! К сожалению, ты не ответила на мой вопрос.

– А разве ты поверишь моим словам? – Карин устало откинулась на подушки. – Уходи, Рэйф. Мне ничего от тебя не нужно.

Он скрестил руки на груди, глаза его подозрительно сузились.

– Даже ежемесячный чек на содержание ребенка?

– Разве я просила хоть что-нибудь?

– Разве ты могла? Ты даже не сообщила мне, что беременна. – Его губы искривились. – Или ты полагала, что вид женщины с младенцем впечатлит меня больше, чем огромный живот?

Карин резко отбросила одеяло. Рэйф протянул руку, чтобы удержать ее, но она отпрянула.

– Не прикасайся ко мне! – Она схватила лежащий рядом на стуле белый халат, надела его и встала на ноги. – Мне не нужна твоя помощь. Ни в чем. Я прекрасно справлюсь со всем сама. Я могу встать с постели, могу ходить, могу делать все, что хочу. И я хочу, чтобы ты убрался с глаз моих долой.

– Можешь хотеть все, что угодно. Я же буду делать, что должен, если только подтвердится, что ребенок мой.

– Если подтвердится? – Карин засмеялась, скрестила руки на груди и с вызовом посмотрела на него. – Почему бы нам ни решить эту проблему прямо сейчас, Рэйф? Ты считаешь, это не твой ребенок? Отлично. Он – не твой.

Он ждал этих слов, но ему не понравилось, что она бросала их в него, как камни. Он тоже скрестил руки на груди.

– Я проделал долгий путь не для того, чтобы играть в подобные игры, Карин. Я настаиваю на проведении теста.

Господи, подумала Карин, сколько мне еще терпеть все это? Она презирала Рафаэля Альвареса. Его высокомерие. Его невыносимую уверенность в том, что мир вращается вокруг него. Неужели она мечтала об этом мужчине? Нет, подумала она холодно. Главным в ее мечтах был секс, и единственная причина, по которой воспоминания о той ночи преследовали ее, состояла в том, что в объятиях Рэйфа она впервые почувствовала себя желанной с тех пор, как Фрэнк бросил ее.

Кого она обманывает? Конечно, она мечтала о Рафаэле Альваресе, но теперь с этим покончено. Встретив его лицом к лицу, услышав, как он обвиняет ее во лжи, Карин убедилась, что была права, решив ничего ему не говорить. Чем скорее она избавится от него, тем лучше.

– Ты слышала, что я сказал? – Рэйф сжал ее плечи. – Я настаиваю на тесте на отцовство. Это мое право.

– Твое право? – Она засмеялась и вырвалась из его рук. – У тебя нет никаких прав. Пойми это, наконец.

– Твоя семья с этим не согласится.

– Моя семья не принимает за меня решений.

– А что ты скажешь дочери, когда она вырастет? Что мужчина, которого ты назвала ее отцом, пришел к тебе и попросил провести тест на отцовство, а ты отказалась?

– Я ей скажу, что для нее было лучше не знать тебя.

Глаза Рэйфа предостерегающе сузились.

– Я не должен просить тебя об этом. Я хотел сделать все по-человечески, но если ты отказываешь мне…

– Я уже отказала тебе. Просто ты не привык слышать «нет».

– Что ж, суд подтвердит мое право на тест. – Он кивнул на телефон. – Если не веришь мне, позвони своему сводному брату, тому, который адвокат. Я уверен, он подтвердит это.

Одну долгую минуту она неотрывно смотрела на Рэйфа. Затем устало опустилась на краешек кровати.

– Зачем ты делаешь это? – прошептала она.

– Я хочу сделать все, как полагается. Если окажется, что ребенок мой, я должен быть уверен, что он воспитывается должным образом. Ты хочешь отказать дочери в этом?

– Я ни в чем не буду отказывать ей. Я отказываю тебе.

На виске Рэйфа забилась жилка.

– Обсуждение окончено. Я больше не прошу тебя сделать анализ, я велю тебе его сделать.

– Может такой подход и срабатывает там, откуда ты приехал, но здесь твои слова – пустой звук. – Карин снова встала на ноги и шагнула к Рэйфу. От ярости щеки ее пылали, глаза сверкали. – Убирайся, – прошипела она. Поскольку Рэйф не двинулся, она ткнула его пальцем в грудь и закричала: – Убирайся!

Рэйф поймал ее руку за запястье и крепко прижал к своей груди.

– Не смей тыкать в меня пальцем. Я не люблю этого.

– А я не люблю, когда мне отдают приказания.

– В моей стране, – сказал Рэйф, – женщины знают свое место.

– О, я в этом даже не сомневаюсь. Открывать рот можно только тогда, когда к тебе обращаются. Идти следует на два шага позади своего хозяина и господина. А ночью, в постели следует быть покорной и угодливой… – Остаток тирады застрял у нее в горле, когда она увидела, каким взглядом он смотрит на ее рот.

– Да, покорной быть следует, – сказал Рэйф низким и хриплым голосом, – но только не в постели.

Внезапно те несколько дюймов, разделяющие их, будто заискрили электрическими разрядами. Рэйф отпустил ее руку и отступил.

– Я приехал сюда потому, что, как я думал, ты позвала меня, – холодно произнес он.

– А если так? – сердце Карин гулко колотилось из-за того, каким взглядом он смотрел на нее. Понимая это, Карин разозлилась еще больше. – Что ты станешь тогда делать?

Действительно, что? Он вспомнил, как бросил телефонную трубку после разговора с Амандой и бегом побежал сказать своему пилоту, чтобы тот немедленно готовил самолет…