Ни в Петрограде, ни в Могилёве не подозревали, какая опасность движется из Могилёва в Петроград. Всё шло, как обычно. Только у Лукомского закрались подозрения, и он спросил Корнилова:
- Почему Керенский на переговоры прислал Львова?
- Он порядочный человек.
- Да. И порядочный путаник. Всё это очень странно. Не затевает ли Керенский какую-нибудь пакость? Почему Савинков ничего не знал?
- Не надо быть таким мнительным, Александр Сергеевич. Савинков находился здесь в Ставке, у Керенского изменились обстоятельства и он послал Львова. Вот и всё.
В этот день, 25 августа, на основании постановления Временного правительства, Корнилов подписал приказ о создании Отдельной Петроградской армии.
Крымов встретил Добрынского. Они были знакомы.
- Перехожу в распоряжение военного министра, - сообщил Крымов. - Если послезавтра, большевики всё же выступят, отобью у них всякую охоту к бунту.
- А Совет рабочих и солдатских депутатов? – спросил Добрынский.
- О нём не знаю. Но если поддержат большевиков, я свой долг перед Родиной исполню.
В этот день в качестве главнокомандующего Отдельной Петроградской армии Крымов издал указ, где на территориях расположения армии объявлялось военное положение. На них вводился комендантский час, запрещались забастовки, митинги, собрания, населению предписывалось добровольно сдать имеющиеся у него оружие. Последний параграф указа гласил: « Предупреждаю всех, что на основании повеления Верховного главнокомандующего войска не будут стрелять в воздух»
Крымов выехал из Могилёва в полдень 26 августа.
Всё шло своим чередом, Завойко, Аладьин и полковник Голицын обсуждали военную диктатуру и приезд в Могилёв Керенского, Корнилов работал над бумагами и никто не знал, что этим вечером Керенский назначил Львову аудиенцию.
Керенский встретил Львова вопросом:
- Вы всё по тому же делу?
- Не совсем. Я к вам от Корнилова с предложением.
- Да? Интересно. И с каким?
- Вам грозит опасность, Александр Фёдорович. Смертельная опасность. В ближайшие дни ожидается выступление большевиков. Они вас убьют, Александр Фёдорович! Единственное спасение, это передать всю полноту власти в руки Корнилова. В его правительстве вы получите пост министра юстиции. И вам срочно надо выехать в Ставку. Только там Корнилов вам гарантирует безопасность.
На лице Керенского выразилось безграничное удивление:
- Вы шутите, Владимир Николаевич?
- Нет, что вы! Это единственный выход, что бы спасти вашу драгоценную жизнь, Александр Фёдорович. Вы нужны революции, вы нужны народу!
Керенский ходил по кабинету, в голове у него зрел коварный план: обвинить Корнилова в мятеже и самому стать диктатором. «Если всё получиться, - думал он, - то не надо будет ни на кого оглядываться. Потребовать себе исключительные полномочия, сформировать кабинет министров по своему усмотрению». У него зачесались ладони от предвкушения удачи.
- Владимир Николаевич, словам никто не верит. Слова летучи, как говорили древние. Если вы действительно от Корнилова, то напишите его требования на бумаге.
- Хорошо, - согласился Львов.
Он сел за стол, взял лист бумаги, обмакнул ручку в чернильницу и написал:
Генерал Корнилов предлагает:
1. Объявить г. Петроград на военном положении.
2. Передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего.
3. Отставка всех министров, не исключая и министра-председателя, и передача временного управления министерств товарищам министров вплоть до образования кабинета Верховным главнокомандующим.
В. Львов. Петроград. Август 26-го дня 1917.
Львов передал листок со словами:
- В Ставке считают очень важным передать власть от Временного правительства легально. И что ж? Вы туда поедите?
Керенский пробежал листок глазами. «Да, жидковато», - подумал, а вслух сказал:
- Нет, конечно! Неужели вы серьёзно полагаете, что я смогу быть министром юстиции у Корнилова?
Керенский спрятал листок в карман.
- И правильно, Александр Фёдорович, - почему-то обрадовался Львов. – А вдруг вас там убьют?
Керенский посмотрел на Львова, усмехнулся и сказал, размахивая указательным пальцем:
- Сегодня в восемь на Мойке, в особняке военного министра. Жду.
Такое же предложение чуть позже получил и личный друг Керенского бывший заместитель министра внутренних дел при первом Временном правительстве Василий Вырубов. Но после Керенский передумал и явился в дом на Мойке раньше Львова и Вырубова. Там стоял телеграфный аппарат, позволяющий передавать и, главное, принимать сообщения буквами на длинной бумажной ленте.
Керенский никого дожидаться и не собирался. Он приказал телеграфистам связаться со Ставкой.
- Здравствуйте. У аппарата Керенский и Львов, - приказал передать министр-председатель, хотя никого рядом с ним не было. – Ждём генерала Корнилова.
- Здравия желаю. У аппарата Корнилов.
Что соответствовало действительности.
- Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем.
- Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мной Владимиру Николаевичу, с просьбой доложить Вам, я вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определенного решения в самый короткий срок.
- Я, Владимир Николаевич, Вас спрашиваю: то определенное решение нужно исполнить, о котором Вы просили известить меня Александра Федоровича только совершенно лично, без этого подтверждения лично от Вас Александр Федорович колеблется мне вполне доверить.
- Да, подтверждаю, что я просил Вас передать Александру Федоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилев.
- Я, Александр Федорович, понимаю Ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня выехать нельзя. Надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?
Подошёл Вырубов, аппарат в это время выбивал:
- Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович приехал вместе с вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать вашего отъезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить вас.
- Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае?
- Во всяком случае.
- До свидания, скоро увидимся.
- До свидания.
Керенскому вручили распечатку переговоров.
- Вот, Василий Васильевич! – махал Керенский перед лицом Вырубова. – Вот!
Что «вот» Вырубов не понял. На лестнице встретили Львова, поднимавшегося к ним.
- Что, Александр Фёдорович? Я не обманул вас? Я оказался для вас верным другом?
- Разумеется, Владимир Николаевич. Я в вас никогда и не сомневался.
Керенский пригласил Львова с собой в Зимний дворец, где он и был арестован и заключён под стражу там же во дворце.
В Малахитовой гостиной Зимнего дворца собрались все члены Временного правительства. Керенский вошёл туда радостно-возбуждённый. Он сходу прочитал «ультиматум Корнилова», составленный Львовым и телеграфные ленты переговоров с Корниловым.
- И что из этого следует? – спросил Кокошкин.
- Это мятеж, Фёдор Фёдорович! Он предъявляет мне ультиматум.
- Не вижу даже тени мятежа. Я понял, что Корнилов предлагает договориться. А в Ставку он вас зовёт, наверное, в целях вашей безопасности.
- Он меня хочет там убить!
- Что бы все лавры убийства Керенского достались только ему и больше никому! – в словах Кокошкина послышалась издёвка.
Керенскому на это ответить было нечего – действительно глупо.
- Это мятеж, - упрямо повторил Керенский, - и я требую себе диктаторских полномочий, для его подавления.
- Чем давить будите, Александр Фёдорович? Корнилову есть чем задавить большевиков в случаи их выступления. А вы чем задавите Корнилова?
Члены правительства зашумели, все их выступления сводились к одному: раскол правых сил допустить нельзя, с Корниловым надо всё урегулировать мирным путём.
- Тогда я уйду к Советам, - обиделся Керенский, - буду их вождём.
- Думаю, что Ленин будет принципиально против, - сказал Кокошкин. – Нет, всё-таки вы хотите стать Александром IV, товарищ Керенский. Или лучше - господин Керенский?
- Ах, оставьте, - отмахнулся министр-председатель и вышел из зала, хлопнув дверью, но тут же вошёл опять.
- И всё-таки, я настаиваю исключительных полномочий для себя и право формировать кабинет министров по своему усмотрению.
После этих слов наступило гробовое молчание.
- В таком случаи, - сказал Кокошкин, - я не считаю себя возможным оставаться в правительстве и прошу принять мою отставку.
- И мою! И мою! – загалдели министры.
- Хорошо! – твёрдо сказал Керенский. – Я принимаю ваши отставки, но прошу оставаться на своих местах и работать вплоть до моих особых распоряжений.
- Нет, - сказал Кокошкин, - уходить, так уходить. Я ухожу. Кто со мной?
Его поддержал однопартиец, министр путей сообщения Юренев.
Первая искра бунта.
Остальные согласились работать дальше. Впрочем, Кокошкин и Юренев тоже вскоре вернутся к совместной работе в правительстве.
Керенский вернулся к себе под утро, продиктовал телеграмму Корнилову и потом долго пел любимые арии из опер. Его апатия испарилась, он опять стал тем Керенским, каким был полгода назад в дни революции. И то, что опереться ему по-прежнему не на кого, он как-то не учёл.