5

На следующий день, 8 августа, Савинков стал настаивать, что бы Керенский подписал записку Корнилова и представил её Временному правительству.

- Я никогда, ни при каких обстоятельствах, Борис Викторович, не подпишу эту записку, - упорствовал Керенский.

Он стоял, опираясь кулаками на стол, и из-под лобья смотрел на своего заместителя по военным и морским делам.

- Но почему, Александр Фёдорович?

- Вы хотите, что бы я собственноручно дал добро на установление диктатуры Корнилова? Вот здесь написано: «Введение на всей территории России в отношении тыловых войск и населения юрисдикции военно-революционных судов, с применением смертной казни за ряд тягчайших преступлений, преимущественно военных». И что это, по-вашему, как не установление диктатуры?

- Мы собираемся наводить порядок в России или ну его на фиг?

- Что за выражения, Борис Викторович? Собираемся, но не такими методами!

- А какими?

- Демократическими.

- Если не будет кнута – пряник не поможет!

- Тиранию мы не допустим!

- Тогда я подаю в отставку, Александр Фёдорович!

- Не имею ничего против, Борис Викторович!

Савинков по-военному развернулся через левое плечо и вышел из кабинета.

Керенский смотрел ему вслед и думал, что предложение Корнилова правильное, что так и надо действовать, но Советы не одобрят, а воспримут как наступление на завоевания февральской революции. А этоможет стоить ему кресла министра-председателя.

Керенский был прав – Советы меньшевиков и эсеров были против любой диктатуры. В результате они дождались диктатуры пролетариата, в лице его передового авангарда - Российской Социал-Демократической Рабочей партии (большевиков).

 

Утром, 9 августа, Савинков связался по прямому проводу с Корниловым и предложил ему немедленно прибыть в Петроград.

- Я вам докладывал, что положение на фронтах сложное, и я бы предпочёл остаться в Ставке, - возразил Корнилов.

Положение на фронтах действительно было сложное, но причина отказа была не в этом. Доброжелатели уже успели нашептать Корнилову, что вагонетка со шпалами была не просто так: а если это неудавшееся покушение? И что дыма без огня не бывает, если говорят, что снимут с должности, то снимут и снимут именно в Петрограде. А могут после, и убить там же. Корнилов был храбрый человек и смерти не боялся, но хотя бы знать: откуда пуля прилетит!

- Лавр Георгиевич, если тыла не будет, то армию ничего не спасёт. Порядок в стране наводить надо, а Керенский осторожничает. Надо, что бы надавили на него своим авторитетом.

Главнокомандующий нехотя согласился и в тот же вечер уехал.

Телеграмма от Керенского, сообщавшая, что правительство не видит необходимости присутствие в столице верховного главнокомандующего, его в Ставке не застала.

Утром 10 августа по улицам Петрограда в направлении Зимнего дворца двигался открытый легковой автомобиль с вооружёнными текинцами, далее закрытый автомобиль с главнокомандующим и свитой, а замыкал колонну грузовик с пулемётами. У Зимнего дворца текинцы как в бою заняли вестибюль, и установили два пулемёта и только потом во дворец вошёл сам главнокомандующий в сопровождении охраны.

Керенский встретил Корнилова холодно и прямо с порога заявил, что он лично не приглашал главнокомандующего и, поэтому, не ожидал его увидеть здесь.

- Но если вы уже всё равно здесь, Лавр Георгиевич, то в 6 часов вечера состоится заседание правительства, где вы можете изложить свои предложения по реорганизации армии.

Корнилов уехал на Мойку к Савинкову. Там главнокомандующий ознакомился с переработанным вариантом своей записки.

- И что вы думаете по этому поводу, Юрий Николаевич? - обратился он к генерал-квартирмейстеру Плющик-Плющевскому, первому автору этой записки.

- Здесь не хватает главного, господа… пардон… товарищи, нет мер, способствующих повышению власти командиров. Не будет этих мер, воинские начальники просто-напросто не смогут командовать. Сознание солдатами своего долга перед родиной, революционное сознание это, конечно, хорошо, но должен присутствовать и страх наказания.

- Я согласен: армия всегда держалась на дисциплине ещё со времён Древней Греции и Рима, - сказал Корнилов.

- Лавр Георгиевич, - взмолился Филоненко, - вы подпишите этот вариант. А в процессе обсуждения, ознакомите правительство с первым вариантом. Всё на словах им объясните.

- Зачем же такие сложности, Максимилиан Максимилианович? Проще сразу показать первый вариант.

- Вы солдат, Лавр Георгиевич, примой и честный, - ответил Филоненко, - а здесь политика. А политика - дело тонкое! Где-то надо уступить в мелочи, что бы сохранить главное, а где-то надо так подстроить, что бы оппоненту казалось, что это не ваше решение, а его. Главное – добиться требуемого результата.

После нескольких часов уговоров Корнилов согласился подписать переделанный вариант записки.

К 6 часам вечера все отправились в Зимний дворец. Но оказалось, что заседание правительства Керенский отменил, решив обсудить записку в узком кругу. В этот круг он пригласил министра иностранных дел Терещенко и министра финансов Некрасова. А Савинкова на совещание не пустили.

- Вы в отставке, Борис Викторович, - крикнул ему Керенский из глубины кабинета.

Савинков был искренне удивлён: он не писал заявление об отставке, а значить, соответственно, Керенский его и не подписал.

6.jpeg 7.jpeg

Генерал Плющик-Плющевский зачитал текст записки, составленный Филоненко. Керенский молчал, а Некрасов, как бывший инженер-путеец очень возмущался. Ему не понравилось предложенная милитаризация железных дорог.

- Это может привести к развалу транспортной системы и забастовкам путейских рабочих, - сказал он и потом долго и обстоятельно объяснял почему.

Корнилову сложно было, что-либо возразить, поскольку он сам только недавно ознакомился с этим разделом записки и не успел ещё выработать своё мнение о нём.

Предложения о промышленности и транспорте были жёстко раскритикованы, зато военные меры были встречены благосклонно и Корнилову пообещали, что изучит первоначальный вариант записки. С чем Корнилов и отбыл в Могилёв.

Утром 11 августа Савинков принёс Керенскому прошение о своей отставке. Министра-председателя это никак не устроило.

- Вы – террорист, Борис Викторович. Ленин, но с другой стороны! Вы намереваетесь меня убить. Вы выходите из правительства? Ну, что же, теперь вам открываются огромные возможности для независимой политической деятельности. Мы с вами будем соперники.

- Нет, Александр Фёдорович, я уж лучше добровольцем на фронт.

- Ну, конечно! Будущий русский Бонапарт должен сначала заработать воинскую славу.

- Откуда такие фантазии?

- Фантазии? А где вы были сегодня ночью? Корнилова провожали? И что вы ему обещали? Слушаете своего Филоненко, он вам и нашёптывает всякое. Слушайте, слушайте – Наполеоном станете! Терпеть его не могу! Против меня замышляете! Избавьтесь от него!

- Зачем? У меня своя голова на плечах, почему я должен кого-то слушать? А Филоненко человек дельный и расторопный, зачем мне от него избавляться?

Керенский слушал и что-то черкал на листке бумаги, оторвался от своего занятия и показал две большие буквы «КС».

- Вы этого добиваетесь, Борис Викторович? – спросил он и показал буквы.

Не дожидаясь ответа, Керенский перечеркнул косым крестом буквы и сказал:

- Не будет этого! Не будет ни Корнилова, ни Савинкова!

Он перевернул лист и нарисовал на обороте огромную букву «К».

- Будет только Керенский.

Договариваться стало больше не о чем, Савинков ушёл.

Для Керенского утро только начиналось.

Члены правительства из газет узнали, что Савинков подал в отставку, Корнилов вечером был в Зимнем дворце и ночью уехал. Возмущению не было предела: Керенский, опасаясь диктатуры, ведёт себя как диктатор.

Наиболее обиженной посчитала себя группа конституционных демократов (кадетов), входивших в правительство. Кокошкин, лидер этой группы, занимавший должность государственного контролёра в правительстве, ворвался в кабинет к Керенскому.

- Что вы себе позволяете, Александр Фёдорович? Корону на себя примеряете? Александр IV?

- Да вы что, Фёдор Фёдорович? Какая корона?

- Вы вчера отменили заседание правительства, а сами принимали Корнилова. О чём вы с ним договорились?

- Я был не один, а с Некрасовым и Терещенко. Корнилов зачитал нам текст своей записки Временному правительству.

- Вы должны немедленно ознакомить с ней правительство, а иначе фракция кадетов в правительстве, мы, все четверо, подаём в отставку!

Ссориться с крупнейшей правой партией в планы министра-председателя не входило, и он сказал спокойным голосом:

- Разумеется, ознакомлю. Должен я был всё обдумать, составить своё мнение, прежде чем представить её Временному правительству? Мы с вами юристы, Фёдор Фёдорович, мы не можем и не имеем права всё решать с кавалерийского наскока. Сегодня вечером правительство ознакомиться с этой запиской.

 

Керенский был зажат между эсеро-меньшевистским Советом (будучи сам эсером, став членом этой партии не так давно), кадетами и союзниками. Эсеры – самая большая левая партия в России в случаи чего легко могли вывести на улицы Петрограда возмущённые, революционно настроенные народные массы. Кадеты поддерживались буржуазией, это была её партия, а это - деньги. Они могли их дать, а могли и не дать. У союзников бывшего царского правительства тоже были деньги, и они были заинтересованы в продолжение войны и прямо это требовали. А как воевать с разложившейся армией? У союзников, если что пойдёт не так, можно будет укрыться и, поэтому приходилось соглашаться с их требованиями. Да и Савинкова он не мог прогнать в стан своих врагов.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: