— О, дорогой отец! Взгляните на меня, вашу дочь. Я обожаю вас! Не предавайтесь отчаянию. Неужели вы разлюбили меня?

Дон Андрес поднял мокрое от слез лицо и привлек к себе дочь.

— О, я — неблагодарный, — сказал он с глубоким чувством, — я усомнился в бесконечной доброте Всевышнего. У меня есть дочь, я не одинок, и не все еще потеряно.

— Да, отец, Господь послал вам испытание, но Он не покинет вас в вашем горе, ваш неблагодарный сын раскается, снимите с него проклятье и позвольте на коленях вымолить прощение! Он не может не любить вас, такого благородного, доброго, великодушного!

— Никогда больше не упоминай мне об этом человеке, — ответил старик суровым голосом, — он для меня больше не существует, у тебя нет брата, да никогда и не было. Прости, что я тебя обманул, этот негодяй никогда не был членом нашей семьи. Я сам заблуждался, полагая, что это чудовище мой сын.

— Успокойтесь, отец, ради Бога!

— Не покидай меня, дитя мое, будь рядом со мной, чтобы я не чувствовал себя одиноким и смог побороть отчаяние. Повторяй, что ты меня любишь, эти слова словно бальзам для моей души.

Разбойники тем временем разбежались по дому, грабя и разрушая все, что попадалось под руку, ломая замки. Только комнаты графа они не трогали согласно уговору. Слуги едва управлялись, навьючивая на мулов багаж. Разбойники сначала насмехались над ними, а потом предложили свои услуги и принялись помогать. Уговор есть уговор. Бандитам даже на пришло в голову взять хоть что-нибудь себе из этих ценных вещей.

С их помощью багаж графа и Доминика был очень скоро навьючен на трех мулов, и оставалось только оседлать лошадей. Разбойники и за это охотно взялись.

Наконец, все приготовления к отъезду были закончены, и Лео Карраль вернулся в дом сообщить об этом.

— Господа! — сказал граф. — Как только вы пожелаете, можно ехать.

— Ну, так скорее, скорее в путь!

Они вышли из дома, окруженные разбойниками. Те криками выражали свое озлобление, но не смели приблизиться в страхе перед своим командиром.

Наконец все сели на лошадей. Гилляр приказал солдатам до его возвращения во всем повиноваться дону Мельхиору и велел трогаться. В караване было всего человек шестьдесят, включая детей и женщин, уцелевших во время резни. До нападения на гасиенде было не менее двухсот слуг.

Гилляр ехал впереди, по правую руку от графа, за ними — донья Долорес, между отцом и Домиником, далее следовали слуги и мулы во главе с Лео Карралем и в самом конце десять разбойников, сопровождавших Гилляра.

Они спустились с холма и вскоре выехали на равнину. Было два часа ночи, вокруг царил мрак, холод пронизывал до костей, и путники дрожали под своими плащами.

Минут через двадцать они выехали на дорогу и стали двигаться быстрее. До города оставалось не более пяти-шести лье, и они надеялись добраться туда на восходе солнца или чуть позднее.

Вдруг небо и все вокруг озарилось багряным светом — горела гасиенда.

При этом печальном зрелище дон Андрес печально вздохнул. Никто не проронил ни слова. Только Гилляр решился заговорить. Он убеждал графа в том, что война имеет свои жестокие законы, дон Андрес давно известен как приверженец Мирамона, врага Хуареса, и то, что произошло, вполне закономерно. Граф понимал, что спорить с этим человеком бесполезно, и потому не возражал. Уже три часа находились они в пути.

Небо стало светлеть, и на его фоне уже вырисовывались соборы с высокими колокольнями. Граф остановил караван и обратился к Гилляру.

— Сеньор, вы честно исполнили свой долг, примите же благодарность от меня и моих друзей. До города не более двух лье. И вы можете возвращаться обратно.

— Вы правы, сеньор, теперь я вам больше не нужен. Еще раз хочу выразить вам свое сожаление по поводу случившегося, но не моя в том вина.

— Пожалуйста, хватит об этом, — перебил его граф, — теперь уже ничего не исправишь, так стоит ли огорчать себя напрасными сожалениями.

Гилляр поклонился.

— Еще одно слово, граф! — сказал он шепотом. — До Пуэбло еще часа два пути. Будьте внимательны и осторожны!

— Что вы имеете в виду, сеньор?

— Неизвестно, что может случиться, повторяю вам, будьте осторожны.

— Прощайте, сеньор! — с поклоном ответил молодой человек.

Гилляр вежливо попрощался со всеми и вместе со своими молодчиками ускакал.

Граф задумчиво смотрел им вслед.

— Что с тобой, мой друг? — спросил Доминик. Граф передал ему, что сказал на прощанье Гилляр.

Доминик нахмурился.

— Он что-то имел в виду. Но что? Во всяком случае, совет его надо принять к сведению.