Столовая в доме дона Элисео Рохаса. Это большая комната с белеными стенами; потолок пересекает балка. Длинный стол, стулья, буфет. Со спинки одного из стульев свисает хлыст с серебряным наконечником.

Элена перед зеркалом повязывает фартук. Потом, не произнося ни слова, начинает накрывать на стол. Ей помогает Эрсилья. В дверях, опершись на косяк, стоит Сориано. Он угрюмо курит и поглядывает на них.

Сориано (чтобы прервать молчание). Дон Элисео, наверно, уже вернулся?

Элена. Да. Ты же видишь: вот его хлыст.

Молчание.

Эрсилья (резко). Ну что, и дальше будем притворяться, будто не видели, как оскорбили моего отца?

Элена. Не думай об этом, Эрсилита. (Мягко улыбается) В конце концов сеньор Понс не Всевышний, не ему вершить последний суд. (Серьезно) Если ты любишь отца и если он тебя любит, все остальное не имеет значения.

Эрсилья. Ты очень добрая, Элена. Но тебе трудно понять меня. Ты живешь в доме, который можно назвать образцом приличия и благопристойности. Тебе не понять мои чувства. Знать, что твой отец – мошенник!.. Каждый день обнаруживать какую-нибудь новую его низость, обман!.. Твоего отца все уважают…

Элена (успокаивая ее). Просто они очень разные, Эрсилья.

Эрсилья. Разумеется. Дон Элисео – самый честный человек из всех, кого я знаю. Самый уважаемый.

Во время их разговора начинают лаять собаки. Сориано выглядывает в окно, смотрит на улицу.

Эрсилья. Как ты, наверно, счастлива с таким отцом!

Элена (с неожиданным волнением). Да, я очень счастлива.

Сориано (оборачиваясь к ним). Эрсилья, это за тобой.

Эрсилья. Ой, уже совсем поздно!

Они прощаются. Сориано выходит, провожая Эрсилью; возвращается в комнату и застает Элену в слезах, она безутешно плачет.

На камеру мчится табун лошадей. Камера поднимается и показывает их сверху. Это манеж у старого торгового дома Исмаэля Ларраменди, где проходят аукционы. Дом двухэтажный, второй этаж окружен галереей, которая нависает над манежем. На галерее и внизу, вокруг манежа, собрались покупатели. Из особой ложи дон Исмаэль Ларраменди расхваливает достоинства предлагаемого к продаже лота. У ворот, через которые выпускают лошадей, стоит группа жокеев; они держат в руках сбруи и лассо; один из них – Луна. Сзади видны конюшни и загоны для лошадей.

Ларраменди. Обратите внимание, господа, на этот лот: вороной, чистокровный… Неужели, господа, вы позволите, чтобы такой лот, всем на зависть, гордость дона Сальдуэндо, ушел по такой смехотворной цене? Родословная безупречна. По матери – от знаменитых кобыл Энкарнасьон. Отец – Орлофф, его запрягали в лучшие похоронные дроги, и он, как говорится, был на ты со всеми обитателями Реколеты.

Тем временем мы видим Сориано, который раздает договоры купли-продажи.

Сориано. Вот вам бумаги на вашего скакуна, комиссар Негротто.

Комиссар. Если он не выиграет, я велю капралу Карбоне обрить тебе голову под ноль, чтоб от твоих кудрей и следа не осталось.

Сориано подходит к следующему покупателю.

Сориано. Вот ваши бумаги, сеньор Гоменсоро. (Пробирается через толпу покупателей.)

Голос Ларраменди. Не уступайте, сеньор Доблас. Он уже ваш. Тридцать пять? Тридцать пять! Жду вас, сеньор Отейса. Вы ведь не из тех, кто даст себя обойти. Сорок песо! Сорок песо! Сорок пять и – выигрывает сеньор Доблас! Сорок пять и – продано!

Люди начинают расходиться. Сориано подходит еще к одному покупателю.

Сориано. Вот ваш договор, сеньор Доблас. (Другому.) А вот ваш, дон Никанор. Поздравляю с покупкой.

Один из толпы (дону Никанору). Хорош ваш чубарый, прямо загляденье! Мой вам совет-, забальзамируйте его, пока он не развалился.

Все смеются. Пеоны приводят с манежа вороного. Сориано направляется к лестнице, которая ведет в ложу аукциониста. Дон Исмаэль Ларраменди собирался спуститься вниз, но, увидев Сориано, быстро поворачивает назад и делает вид, что занят проверкой каких-то бумаг. Сориано поднимается по лестнице и останавливается перед Ларраменди. Тот вздыхает и вытирает лоб платком. Дружески хлопает по плечу Сориано, который глядит на него с нескрываемой злобой.

Сориано. Ну, дон Исмаэль, сегодня вам вроде бы жаловаться не на что! Денежек вы подзаработали!

Ларраменди. Спорить не стану, не стану, друг мой. Достойные лоты, мое собственное умение и – к чему скромничать? – ловкость: я знаю, когда ударить молотком, чтобы не напороться на самые коварные подводные камни. Сегодняшний день ты должен запомнить.

Сориано. Еще бы! Мне трудно будет забыть день, когда вы со мной наконец-то расплатитесь.

Ларраменди. Опять ты об этих деньгах. Они целиком в твоем распоряжении. Ты ведь их выиграл, а потом одолжил мне, чтобы я вернул их тебе с процентами.

Сориано. Да я уж готов отказаться и от процентов. Верните мне то, что должны, и разойдемся с миром. А вы все кормите меня обещаниями, и это мне порядком поднадоело.

Ларраменди (с наигранным возмущением). Неудачный кадр, неудачный кадр, как говорят нынешние фотографы. Я не брошу дела, которым занимаюсь, пока не доведу его до победного конца. Мы ведь пускаем наши деньги в оборот… надо лавировать… искать пути…

Сориано (насторожившись). Значит, теперь вы так заговорили? (Закипая.) Если вы мне не заплатите…

Ларраменди (поспешно, искоса поглядывая на него). Можешь меня убить – и распрощаешься со своими денежками. Расписки у тебя нет…

Сориано (остывая). Я хочу только одного – получить то, что мне причитается.

Ларраменди. Получишь, получишь…

Сориано. Когда, дон Исмаэль?

Ларраменди (чувствуя себя хозяином положения). Как ты можешь такое спрашивать? В подобной ситуации трудно связывать себя точной датой.

Сориано (почти жалобно). Но мне нужны деньги.

Ларраменди (словноуступая). Так бы и сказал. Ладно, попробуем резко крутануть руль. Только тут, конечно, и твоя помощь была бы весьма кстати.

Сориано. По чести говоря, дон Исмаэль, я вас что-то не понимаю.

Ларраменди. Все очень просто. Дон Элисео без особой охоты стал моим компаньоном. Только делал вид, что помогает. А я потом и кровью… Теперь пришла пора завершить титанический труд, положить, так сказать, последний кирпичик – чиркнуть спичкой, спалить все постройки и получить страховку.

Сориано. Что, дела настолько плохи?

Ларраменди (опуская руку на плечо Сориано). Очень, очень плохи. И хуже всего то, что я не решаюсь посвятить в этот план дона Элисео.

Сориано (резко). Не говорите ему ничего. Нынче ночью я подожгу постройки. (Оглянувшись по сторонам) Тут все из дерева – сгорит мигом.

Ларраменди (неодобрительно). Вот и опять ты слишком спешишь. Я бы обождал до понедельника. После мессы здесь не будет ни души и ты сможешь действовать спокойно. К тому же надо еще обговорить кое-какие детали!

Сориано. Нечего тут обговаривать! После шести я останусь здесь один, и мне достанет времени, чтобы сжечь не только этот дом, но и всю округу.

Ларраменди. Нет, надо действовать осторожно. Вроде все просто, но как раз тут и может таиться опасность. Если страховая компания что-то заподозрит, нам несдобровать.

Сориано. И что вы предлагаете?

Камера сверху показывает вход в манеж. На землю падает тень всадника. Потом мы видим и его самого – как он медленно заезжает в ворота. Сверху видны шляпа, пончо, вороной конь.

Ларраменди (задумчиво). Надо найти абсолютно надежного человека. И чтобы он не был явно связан ни со мной, ни с доном Элисео.

Камера опять показывает всадника. Он спешивается и привязывает коня. Лицо его от нас пока скрыто.

Сориано. Чем вам не нравится Луна?

Ларраменди. Точное попадание. К тому же он зол на дона Элисео. Они повздорили, и тот выставил его за дверь.