Сейчас навыки эти пригодились.

Именно административные деятели кино, привыкшие работать с «живыми» деньгами, умевшие «покупать» людей, проснулись первыми…

Бывший приятель предложил ей сотрудничество. Вдвоем они быстро нашли свою золотую жилу. Вскоре вокруг них уже кучковались все бывшие директора и администраторы.

Но сегодня Марину интересовало состояние ее личных дел, не связанных с фирмой…

Сорок тысяч долларов, оставшиеся ей от ее последнего мужа — кинорежиссера, подавшегося на «дикий» Запад, она раздала в долг. За большими процентами не гналась, и все равно года за полтора сумма почти утроилась…

Некоторых клиентов рекомендовали ей коллеги, других она нашла сама.

Минимальная накрутка на капитал их вполне устраивала, и они предпочитали Марину любому коммерческому банку.

Однако, как всякая постоянная связь, эта тоже развращала, делала клиентов необязательными.

Марина закурила, пробежала глазами по записям. Учет ее был в образцовом порядке.

Все верно…

Список был не особенно велик, все были людьми разными.

Левон…

Армянин, женатый на русской. Недавно купил квартиру в новом районе, родил себе девочку…

За ним постоянно было 10 — 15 тысяч долларов.

Сколько Марина помнила, Левон значился студентом Московского автодорожного института и собирался оставаться им до старости. В действительности он мог быть кем угодно.

Несколько армянских бригад, отличные работяги, вопреки распространенному мнению о кавказцах, ставили дачи по Подмосковью, неплохо зарабатывали. Левон мог быть одним из них

Мог он, и торговать, и воровать.

Отдавать долг никогда не спешил.

В очередной раз, когда Марина позвонила, к телефону подошла его жена, она кормила ребенка. Марине она сказала, что Левон будет дома вечером и ей позвонит.

— Только обязательно!…

— Я передам.

У Марины, кстати, находился его паспорт, но, судя по всему, у Левона был, видимо, и другой, потому что он не спешил заполучить его назад.

На это дело она полагала поднарядить старую тайную свою связь — актера, с которым они время от времени еще встречались с соблюдением строжайшей конспирации из — за его жены, удивительно ревнивой мерзкой молодой бабы. Он мог запросто под видом крутого охранника позвонить кормящей жене Левона и по телефону решить все вопросы.

Следующей в списке значилась Люба — торгашка оптового рынка на «Тушинской». На нее, кстати, указал другой ее партнер по «Центрнаучфильму» — Володя Яцен.

Молодая официантка из Нальчика, из Кабардино — Балкарии, которую сманил в Москву ее друг — одноклассник, мечтавший о карьере киллера.

Друг быстро сел, а Люба выплыла.

Крепкую выносливую лимитчицу заметила одна из деятельных женщин — челноков, мотавшаяся по миру в поисках дешевых тряпок.

Люба — ласковое теля — смотрела ей в рот, таяла от восхищения. Не отказывалась ни от каких вояжей. Начала с Турции. Постепенно прибрала к рукам связи. Как только поднакопила деньжат, бортанула подругу, поехала одна, не зная, кроме русского, ни каких языков, только еще кабардинский, на котором в мире говорят всего несколько малочисленных народов вроде адыгов и черкесов.

В первой же поездке выяснилось, что ее кабардинский — дар бесценный. В и вообще в этой части суши оказалось черкесов. Любу приняли как родную. Снабдили адресами сородичей по всей Передней Азии.

Марина заговорила с ней на Тушинском оптовом рынке. Подошла не одна. С Володей Яценом.

Он еще не был в то время Людкиным постоянным клиентом. Они только присматривались друг к другу. Людке он нравился: молодой, хорошо со вкусом, одетый, не развязный. «Внимательный. Врасплох не застанешь…»

В Москве нельзя быть другим, если ты не хотел, чтобы тебя кинули… А это могло произойти запросто в любую минуту и где угодно. Чуть вдалеке маячил худощавый, такой же серьезный юноша. Телохранитель.

Марина спросила насчет детской дубленки.

— Хочу подарить племяшке…

— Я могу привезти. Хотите, оставьте телефон.

Так и познакомились.

— Может, оставить Вам задаток?…

— Да. У меня проблема с наличными баксами. Если бы кто — то мог ссудить мне под разумный процент, мы были бы в выигрыше оба…

— Стоит подумать.

С Мариной у них наладилось дело.

Первые три тысячи долларов сроком на месяц — для поездки в Турцию и на время реализации товара — под тридцать процентов Марина дала ей с некоторой опаской. Но Люба вернула все полностью уже через две недели.

Люба слетала в Японию, добралась до Таиланда, Сингапура.

К этому времени в жизни Марины неожиданно произошли большие перемены, в корне изменившие стиль ее жизни.

Люба быстро это ощутила. Теперь она уже брала в месяц до сорока тысяч баксов и больше — на нее работали несколько девок — челночниц. Сама теперь почти не летала, только если предполагалось освоение нового рынка.

В Москве люда держала уже более десятка мест на оптовых рынках, познакомилась с бандитами; купила микроавтобус, водительские права… Быстро перекидывала товар с рынка на рынок…

Деньги Марине отдавала регулярно.

Только теперь Марина приезжала за ними сама к ней на квартиру в Теплый Стан: той было некогда.

Квартиру оставила ей старуха пенсионерка. Люба взяла ее на содержание до смерти. Раз в неделю навещала, набивала холодильник жратвой. Оставляла на карманные расходы. Старуха умерла года через полтора…

После ее смерти Люба сделала «евроремонт» — испанская отделка, итальянская сантехника. Американская кухня. Поменяла паркет на буковый. Повсюду витражи, искусственные цветы…

В квартире Марину встречали запахи французских духов, дезодорантов и арабского кофе с кардамоном.

И, конечно же, Люба, толстенькая, с грудью, перевешивающей задницу, с короткими ножками. Непременно в мини — юбке!

Марину это не касалось.

Знала: Люба трахалась по очереди с ментами и бандитами. Принимала и иностранцев. Долгое время у нежил какой — то серб — то ли любовник, то ли компаньон. Может, и то, и то вместе. Потом — венгр, художник.

Обычно Люба звонила сама:

— Приезжай!

Или наоборот;

— Мариночка! Лапуль, потерпи недельку!

Отдавала всегда целиком. С процентами. И когда за ней было двадцать тысяч баксов, и тридцать.

Сейчас должок составлял семьдесят тысяч.

«Ну, с Любой — то проблем не будет. Дело известное…»

Марина взглянула в окно. Утро началось пасмурно. К вечеру обещали дождь.

Мысли прервал звонок. Она взяла трубку.

— Алло!

Люба. Легка на помине. Голос шалый!

Произошло, как Марина и предполагала.

— Маринка! Лапуль! Можешь подъехать? Только прямо сейчас, а то уеду! Я богатенькая… Возьми тачку. Да! И все бумажки тоже!

Что заставило меня тормознуть?…

В женщине стоявшей на тротуаре, был естественный шарм, который я сразу отметил.

«Красивая дорогая женщина… Потенциальный клиент…»

Я был не из сексуально озабоченных. Красивые дорогие бабы не были девушками моей мечты. Вслед за поэтом, кажется, это был Михаил Светлов, я мог сказать что — то вроде того: «Зачем мне одному этот дворец?»

Я не представляю, как бы привез ее к себе, пользуясь тем, что жена и сын были в отпуске.

Вдвоем мы бы странно смотрелись в подъезде нашего дома в Химках, бывшего в свое время предметом особой гордости жильцов, работников знаменитого ОКБ, руководимого не менее знаменитым Главным Конструктором, на нашей широкой лестничной площадке, ныне — с кисловатым запахом общественного неустройства.

Я не мечтал о дворце. Мне достаточно было этого дома довоенной постройки, с четырех — пятикомнатными квартирами, высокими потолками, большими кухнями и не удобными узкими балконами, не доросшими до лоджий.

Уволившись из конторы одновременно со своим другом — нынешним президентом охранно — сыскной ассоциации Рэмбо, тоже покинувшим розыск, мы недолго еще занимались личкой — играли в опасные игры телохранительства.