С того момента, как Мак-Аллистер спас принцессу, она, казалось, постоянно занимала его мысли — хотел он того или нет. А вкус ее уст до сих пор ощущался на его губах.

Пытаясь прогнать из головы эти мысли, а заодно избавиться от мучительного желания отведать не только губ Катарины, но и много большего, что могло предложить ее тело, Локлан отвел Джулию в ее палатку и направился в свою. Ему нужно было немного отдохнуть, чтобы отвлечься от неудовлетворенного вожделения, пока окончательно не свихнулся.

Он уже почти дошел до цели, когда кто-то его окликнул.

Горец остановился, обернулся и увидел приближающегося человека, по возрасту годящегося ему в отцы. Тот был одет в красный сюрко, отделанный мехом, и смотрел на лэрда так, словно увидел привидение. Но Локлан, хоть убей, не мог припомнить, чтобы прежде встречался с этим незнакомцем.

— Чем могу помочь?

— Ты очень похож на человека, которого я когда-то знал. На Джайлза Мак-Аллистера.

Это все объясняло.

— Он был моим отцом.

Старик неприязненно скривил губы:

— И ты признаешь это? Что же ты за ублюдок?

Прежде чем Локлан успел ответить, незнакомец ударил его по лицу, разбив губу.

Шотландец утратил самообладание: не важно, старик он или нет — никто не смеет бить его таким манером. Никто. Дни, когда Локлан не мог себя защитить, давно прошли.

Зарычав, воин стремительно рванулся к обидчику, но тут кто-то оттащил его назад.

— Спокойнее, — сказал ему на ухо Бракен. — Ты чуть не напал на кузена короля Генриха. Подумай, что творишь.

Пусть англичанин думает о собственной заднице! Горец жаждал крови.

Взгляд старика по-прежнему выражал нетерпимость. Он презрительно смотрел на Мак-Аллистера, словно на прокаженного:

— Мне следует отдать приказ о твоем аресте.

— На каких основаниях, милорд? — спросил Бракен, еще крепче удерживая Локлана, который еле сдерживался, чтобы не наброситься за это на друга.

— Его отец изнасиловал мою сестру.

Локлан скривил губы:

— Я не мой отец.

И все равно в глазах его собеседника не отразилось снисхождение:

— Это еще неизвестно. В нашем мире такое зло, каким был твой отец, порождает лишь большее зло. Я прослежу, чтобы лорду Реджинальду незамедлительно доложили о твоем присутствии здесь. На твоем месте я бы уехал.

Бракен наконец выпустил шотландца из своей хватки и обратился к старику:

— Прошу простить мое скудоумие, милорд, но я никак не возьму в толк, почему вы сердитесь на моего друга. Если его отец сделал то, о чем вы сказали, почему его не арестовали?

Глаза пожилого лорда запылали яростью:

— Ублюдок вырезал своей жертве язык и сломал ей обе руки. К тому времени, когда она достаточно поправилась, чтобы суметь написать имя насильника, тот уже сбежал в Шотландию, где мы не могли его достать, — он плюнул на землю возле ног Локлана. — Уверяю, все здесь будут против тебя, едва я скажу им, кто ты такой.

Лэрд сощурился:

— Вы готовы поверить в любое вранье.

— Забавно слышать эти слова от такого, как ты, — парировал старик, повернулся и пошел прочь.

Локлан застыл в безмолвии, пронзенный этим откровением, словно осколком разбившегося стекла. Да, он помнил, что отец был безжалостным человеком и, не задумываясь, пускал в ход кулаки. Но такое казалось чрезмерным даже для него…

Это вопиющая жестокость. Если отец на самом деле так поступил, Локлан первым бы его за это повесил, собственными руками.

Бракен пристально посмотрел шотландцу в глаза:

— Он сказал правду?

— Если честно, не знаю. Отец никогда не рассказывал о таком зверстве, хотя обычно хвастался всеми случаями, когда причинял кому-то боль. Но я не могу утверждать наверняка. Все, что в моих силах, это лишь надеяться, что он этого не совершал, и молиться за бедную женщину, которой пришлось пострадать от рук такого чудовища.

Локлану была невыносима сама мысль о том, что человеком, способным на такое, мог оказаться его отец. Чувствуя себя отвратительно, горец направился к палатке, пытаясь изгнать из мыслей образ несчастной жертвы нападения.

Кэт подняла взгляд на Джулию, вошедшую в их палатку с широкой улыбкой на лице:

— Надо понимать, ты прекрасно провела время?

Сама она не очень в это верила, учитывая, какие перебранки постоянно вспыхивали между девушкой и ее братом.

— Ты и представить себе не можешь! — захлебываясь, затараторила англичанка. — Беру назад все, что наговорила ранее про лорда Локлана. Он — замечательный мужчина. Правда.

Услышав, как распевно зазвучал голос девушки, Кэт удивленно подняла бровь:

— Неужели?

С еще более мечтательным видом, Джулия опустилась перед Кэт на пол и захихикала:

— Да! Проведя с ним немного времени, я подумала, что могла бы стать ему хорошей женой.

Казалось бы, нечему было в этих словах вызвать гнев, и все же едва они сорвались с уст Джулии, Кэт захотелось оттаскать собеседницу за волосы и поколотить за сказанное.

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать эти намерения.

Джулия взяла ее за руку и спросила:

— Думаешь, я могла бы завоевать его сердце?

— Сомневаюсь, — ответила Кэт, с досадой чувствуя враждебность в своем тоне, которую ее подруга, вроде бы, не заметила. — Локлан уже ведет переговоры с шотландским лэрдом о руке его дочери.

Джулия поникла:

— Они уже договорились?

— Нет.

Радость мгновенно вернулась на лицо англичанки:

— Тогда у меня есть надежда! Я заставлю его влюбиться в себя, и он забудет обо всех других женщинах — вот увидишь.

Не на такую реакцию надеялась Катарина. Не в силах слушать, как подруга излагает свои планы по соблазнению Мак-Аллистера, она взяла лежащий рядом с ней на кровати подарок для горца и, извинившись, вышла.

Ей очень нравилась Джулия, но ее слова рассердили Кэт неожиданно сильно.

Сама мысль о том, что Локлан с другой женщиной…

Джулия и понятия не имеет, как обращаться с таким мужчиной и как исполнять обязанности жены лэрда!

Все еще злясь на подругу, Катарина, едва подойдя к палатке шотландца, стала невольной свидетельницей его стычки со стариком. Ее поразили услышанные сердитые обвинения, а вид лица Мак-Аллистера, на котором отразились душевная боль и потрясение, лег тяжким грузом на ее сердце.

Когда Локлан ушел в свою палатку, Кэт медленно приблизилась к Бракену. Тот попытался увильнуть от разговора, но девушка остановила его отступление:

— Как этот человек мог быть так жесток?

Страдальческое выражение лица англичанина обожгло Катарину, пригвоздив ее к месту:

— Я понимаю его гнев. Если что-то подобное, не приведи господь, случится когда-нибудь с Джулией, я не успокоюсь, пока не буду уверен, что обидчик мертв… от моей руки.

Кэт могла это понять и не ждала от Бракена ничего другого.

— Но Локлан-то невиновен в этом преступлении!

Англичанин кивнул:

— Да, но чувства редко послушны разуму.

Девушка хорошо знала, что это было правдой. Дядя Бавел всегда распекал ее, когда Катарина позволяла чувствам взять над собой верх.

И все же, как можно было быть таким резким с ни в чем не повинным человеком, чье доброе сердце уступает лишь его благородному духу?

Бракен опустил глаза на игрушку в руках Кэт, и на его лице промелькнуло странное выражение.

— Пойду поищу Брайса. Я скоро вернусь, — произнес он и довольно поспешно ушел.

Эти странные слова заставили девушку озадаченно нахмуриться. В голосе Бракена прозвучала горькая нота, но Кэт не знала, почему.

Не придав этому особого значения, Катарина приблизилась к пологу, закрывающему вход в палатку. Немного помедлив в нерешительности, не зная, стоит ли бесцеремонно нарушать покой горца, она наконец позвала:

— Локлан?

После короткой паузы низкий рокочущий голос с сильным шотландским акцентом произнес:

— Входи, Катарина.

Кэт не знала, почему от звука своего имени на его губах ощутила трепет, но так и было. Девушка вошла и увидела Мак-Аллистера, стоящего перед стулом, словно он только что с него встал. Лэрд выглядел таким чопорным и официальным. Властным. Сдержанным.