Здоровяк, который вез пленницу, грубо сбросил ее с лошади на землю и угрожающе произнес:

— Еще раз сбежишь, и, бог свидетель, я сломаю тебе обе ноги.

Она вызывающе вздернула подбородок:

— Ты не посмеешь!

— Попробуй и увидишь.

Кэт выпрямилась перед грубияном с таким изяществом и царственным достоинством, что это тронуло Локлана. Следовало отдать ей должное: она противостояла здоровяку с дерзкой отвагой. В сравнении с ним она выглядела миниатюрной и хрупкой и все же не убоялась его. Такая храбрость изумила горца.

Пряди длинных черных волос, выбившиеся из косы, плясали на ветру вокруг бледного лица, льнули к щекам, покрытым легким румянцем, и к девичьей шее. В темных глазах горела ярость. Воистину, Катарина была прекрасна.

Правда, только когда молчала.

Второй похититель приблизился к пленнице, чтобы скрутить ее веревкой. Кэт уклонилась от его рук и оттолкнула мужчину. Но прежде чем она успела отпрянуть, тот ударом в лицо свалил ее на землю.

Утратив самообладание, Локлан в мгновение ока преодолел расстояние, разделявшее его и обидчика Катарины, снова замахнувшегося на свою жертву. Горец схватил мужлана, заехал ему кулаком и швырнул на второго злодея, бросившегося на выручку напарнику.

Затем он повернулся к Кэт, ошарашенной его появлением и не верящей своим глазам, подхватил ее с земли и с размаха подсадил в седло стоящей рядом лошади. Сунув в руки девушки поводья, неожиданный заступник с силой шлепнул лошадь по боку, посылая ее вскачь. После этого шотландец вновь повернулся к похитителям, готовый к поединку.

Щеку Катарины терзала ужасная боль от полученной оплеухи, но она не обращала на это внимания, направляя лошадь прочь от своих тюремщиков. Все, что ей было нужно — навсегда от них избавиться. Конь стрелой летел по дороге. Кэт, пригнув голову к его шее, думала лишь о том, как сбежать, и даже не оборачивалась, пока не услышала позади приближающийся стук копыт.

Опасаясь, что это снова ее похитители, она бросила взгляд за спину и увидела Локлана, догонявшего ее на своем сером жеребце. Не говоря ни слова, он поравнялся с девушкой и, схватив поводья ее лошади, вынудил ехать медленнее.

— Что ты делаешь? — спросила она и попыталась шлепком сбросить его руку, вцепившуюся в уздечку.

Одной рукой горец пресек эту попытку, а другую положил на саднящую щеку Кэт:

— Я хотел посмотреть, какие повреждения они тебе причинили. Ты в порядке?

Это беспокойство о ней охладило пыл Катарины: девушка не привыкла, чтобы кто-то кроме Виктора или Бавела проявлял к ней такую доброту.

— А тебя это заботит? — прямо спросила она.

Глаза шотландца тут же приобрели стальной цвет и пронзили ее холодом:

— Достаточно заботит, чтобы убить того, кто это сделал. А теперь не шевелись и

позволь мне осмотреть синяк.

Его резкий тон заставил Кэт сглотнуть образовавшийся в горле комок:

— Ты его убил?

— Ну уж точно не поздравил с тем, что он такой сильный. Без сомнения, твой отец поступил бы с ним гораздо хуже, узнай он, что этот человек тебя ударил.

Это было правдой. Ударить члена королевской фамилии считалось преступлением и каралось смертной казнью. И все равно Кэт удивило, что Локлан принял случившееся с ней так близко к сердцу. Это чуть уменьшило ее ненависть к нему.

Мак-Аллистер опустил ладонь, испачканную кровью, на девичью талию:

— Что они с тобой делали?

Катарина выдернула свою руку, которую воин до сих пор удерживал, из его хватки:

— Они пытались отвезти меня туда, куда я не желала ехать.

Горец покачал головой:

— Ты всегда такая невыносимо упертая?

— Нет, я могу быть довольно милой, когда я в ударе. Но не когда кто-нибудь пытается навязать мне свою волю, не считаясь с моими чувствами. Скажи, ты был бы покорным в такой ситуации?

— Но я мужчина.

— И в чем твое преимущество? — сощурившись, спросила Кэт.

— Я рожден не для подчинения кому-то другому.

Она рассмеялась:

— Разве? Ты же говорил, что не свободен в своих поступках, потому что любой из них оказывает влияние на твой народ. Не значит ли это, что твои люди владеют тобой?

В ответ на такое умозаключение лэрд удивленно поднял бровь: эта девица за словом в карман не лезла.

— Я вовсе не это имел в виду, — попытался оправдаться он.

— Конечно, что-то другое. Ведь я всего лишь недоделанный мужчина, что могу я знать о риторике?

«Похоже, больше, чем следует», — мелькнуло в голове у Локлана.

— Я не Аристотель, миледи, и не полагаю, как он, что женщины — это недоделанные подобия мужчин.

— И при этом ты все же обвиняешь нас в невыносимой узколобости.

— Нет, — возразил горец, наклоняясь вперед, чтобы настоять на своем. — Я назвал упертой лишь тебя, но ты такая и есть. Это было обвинением не против всех представительниц твоего пола, а только против тебя.

Что-то в его словах поставило Кэт в тупик — она сама не знала, почему. Шотландец выглядел поразительно: в волосах его бликами червонного золота играл солнечный свет, от него веяло силой и благородством. На этого мужчину было бы довольно приятно смотреть, если бы Катарине не было хорошо известно, как этот тип умеет действовать на нервы.

Ее лошадь шарахнулась в сторону от коня Мак-Аллистера, из-за чего девушка покачнулась в седле и ощутила внезапный порыв сбежать от своего спасителя, но, зная уже его мастерство наездника, поняла, что горец легко ее догонит. Если она хочет удрать, то придется проявить еще больше сообразительности, чем при побеге от своих похитителей.

Но сперва она попробует использовать логику:

— Я не желаю возвращаться к моему отцу. Ты поможешь мне найти Виктора и Бавела? Ну пожалуйста!

В глазах Локлана промелькнула нерешительность.

Кэт оставалось только молиться, чтобы у нее получилось воспользоваться этим и перетянуть его на свою сторону. Ей было бы гораздо легче найти своих родственников, если бы кто-нибудь сопровождал ее в этих поисках. Одинокая женщина, путешествующая по сельской местности, вызывает слишком много неуместных предположений и привлекает чрезмерное внимание.

Не говоря уже об опасности. В лесах полным-полно грабителей и беглых преступников, которые будут рады захватить благородную даму, путешествующую без охраны.

— Мои стражи мертвы, — мягко продолжила Катарина. — Никто не узнает, что ты мне помог. Обещаю, что, разумеется, никому об этом не скажу. Пожалуйста, Локлан! Все, чего я хочу в жизни, — это не нести ни за кого ответственность. Уверена, ты меня понимаешь. Мой отец навяжет мне корону и мужа, которые мне не нужны. Если в тебе есть хоть немного сострадания, умоляю тебя быть милосердным. Я скорее предпочту, чтобы ты пронзил меня мечом, чем передал в руки отца и претендента на мою руку.

Горец в ответ хранил молчание, ведя мысленный спор сам с собой. Ему было знакомо то бремя, которого страшилась Кэт. И временами оно было угнетающим и неприятным и тяготило его, словно он держал на плечах тяжелую железную дверь. Каждый день эта ответственность так или иначе душила его.

Катарина же напоминала дикого зверька, который скорее отгрызет себе лапу, чем смирится с тем, что попал в капкан.

Принц или король потребует от нее полного послушания, а если она откажется повиноваться, навязанный ей муж может заключить ее в темницу. И, скорее всего, так и сделает — ведь именно подобным образом поступил со своей королевой английский монарх.

Если уж на то пошло́, ее муж может потребовать голову бунтарки.

В лучшем случае ее покорности добьются побоями. Этого он не пожелал бы никому. Даже ей.

— Ладно, — ответил Локлан наконец, — я помогу тебе отыскать твоих дядю и кузена, но сперва я должен съездить в Нормандию, чтобы повидать одного человека и расспросить его о моем брате.

Девушка взглянула на горца с подозрением:

— Клянешься, что это не уловка?

— Никаких уловок. Клянусь в этом душами своих братьев. Я буду защищать тебя и доставлю к Виктору и Бавелу. Что будет потом — твое дело.