Роберт невесело усмехнулся:
— Одним ртом меньше. Но ты напрасно гневаешься на него. Очень немногим удается отговорить меня от принятого решения.
— А чем он занимается? Твой отец?
Роберт напрягся, но назад дороги не было. Он уже и так достаточно далеко зашел.
— Уличный торговец. Продает мороженое.
Реакция Абигейл оказалась столь же непредсказуемой, как и поведение в постели.
— О, я обожаю мороженое! — выпалила она, снова превращаясь в малышку, резвящуюся в океанских волнах. — Особенно клубничное!
— Послушайся совета, Абигейл, покупай лимонное или сливочное. Но держись подальше от клубничного.
— Почему?
— В нем нет клубники.
— Есть! Только не целые ягоды, а кусочки.
— Это не ягоды, — сухо сообщил он.
— Тогда что же, позволь узнать? — ехидно осведомилась она.
— Кошенильная тля.
— То есть… жучки такие?
— Именно.
Очевидно, Абигейл с трудом осмыслила тот печальный факт, что ее кормили насекомыми. Немного придя в себя от потрясения, она пролепетала:
— Именно поэтому ты ушел в армию с тринадцати лет?
Роберт саркастически усмехнулся:
— На лондонских улицах случается куда худшее, чем какие-то жучки. Не говоря о том, что ты живешь под постоянной угрозой быть ограбленным или убитым за жалкую прибыль, изготовление и продажа мороженого — тяжкий труд. Приходится работать с четырех утра до семи вечера. Именно поэтому я предпочел стать военным. И обнаружил, что приходится работать куда дольше и каждый день подвергаться опасности куда серьезнее, чем на лондонских улицах.
— Если бы ты мог начать, снова, избрал бы другой путь?
И не встретился бы с Абигейл и бурей?
— Не знаю.
— Собираешься вернуться в армию?
Он осторожно сжал ее грудь.
— Не знаю.
Мелодия дождя казалась странно успокаивающей. Роберт никогда не думал, что, испытывая подобное желание, можно удовлетвориться тем, что просто держишь женщину в объятиях. Никогда не думал, что настанет день, когда он будет молить небо о дожде. Как они ненавидели грязь и слякоть на полях сражений! Здесь, в Англии, ливень принес ему Абигейл… и жизнь.
— Роберт?
— Хм-м-м?
— Теперь я хочу осуществить любую твою фантазию.
Он вдохнул теплый запах ее волос.
— Уже осуществила.
— Вздор.
— Тем, что позволила мне исполнить свои желания.
— Но я желаю стать женщиной твоих грез, Роберт, — попросила она, лаская его непокорную плоть. — Дать тебе все, что ты давал мне.
Роберт намеренно резко перехватил ее руку.
— Я уже говорил… никогда не грежу о том, какое удовольствие может доставить мне женщина.
Но Абигейл не собиралась смиряться с отказом.
— Сам говорил, что грезишь обо… обо всем. Что ты имел в виду, Роберт?
Роберт закрыл глаза, вспомнив о стародавней, почти забытой мечте.
— Тебя это шокирует, Абигейл.
— Никогда! Как это можно? Признайся… поведай, чего ты хочешь, Роберт. Позволь мне стать женщиной твоих грез.
— Но перед обедом ты упомянула о какой-то другой фантазии, — отчаянно сопротивлялся Роберт.
— Именно об этой. Стать твоей рабыней. Ты об этом думаешь в перерывах между битвами?
Боже, помоги ему! Как она догадалась?
С бешено заколотившимся сердцем он прижался к ее спине и накрыл ладонью шелковистое гнездышко волос внизу живота.
— Сначала это.
Тело ее выжидающе напряглось.
— Что еще?
Он запустил пальцы в невероятно мягкую плоть под волосами.
— Раздвинь ноги.
И улыбнулся с болезненным удовлетворением, заметив, как быстро она подчинилась.
Внутри она оказалась уже мокрой. Мягкие складки сворачивались, обволакивая его палец. Роберт не торопился, легко касаясь чувствительной пуговки и снова ускользая.
— Один, по ночам, измученный смертями и ужасами, — пробормотал он в ее волосы, — я мечтаю иметь женщину, которая почувствовала бы то же, что чувствую я, когда вхожу в нее. И чтобы я мог ощутить то, что ощущает она.
Он провел рукой по ее влажному холмику, нежной коже живота. Абигейл разочарованно повела плечами.
— Роберт, уверяю, мы становимся в этот миг единым целым!
Он коротко хохотнул, поняв, что она заранее со всем согласна. Покусывая ее плечо, он погладил ее бедро, попку, проник между пухлыми ягодицами.
Ноги Абигейл сомкнулись. Он снова провел пальцем по теплому местечку.
— Я снова мечтаю почувствовать ее. Разведи бедра… шире. Правую ногу на кровать, левую — подними. Вот так. Теперь ты открылась для меня.
— Так ты об этом грезишь, Роберт? О женщине, широко раскрытой для тебя?
— Да.
Он продолжал теребить пухлые нижние губы, готовя ее к неизбежному.
— Дай мне руку.
— Зачем?
— Я же сказал: хочу, чтобы женщина чувствовала то, что чувствую я. Дай руку.
Но она не шевелилась. Поэтому он сжал ее пальцы и, преодолевая слабое сопротивление, ввел в алчущее лоно. Ее ребра вздымались и опадали под его рукой.
— Мы делали это прошлой ночью, Роберт.
— Но не так, как сегодня, Абигейл.
Боже, помоги им, совсем не так, как сегодня.
— Ты хотела знать, что мы с моей воображаемой женщиной делаем перед битвой. Так вот, это часть фантазии. Стань этой женщиной. Ощути себя, как я ощущаю тебя. Шелковистая влага там… — Он потерся их сплетенными пальцами о нежные лепестки лона. — Тугие ножны плоти внутри.
Абигейл задохнулась.
— Роберт…
— Что ты чувствуешь, Абигейл?
— Тебя… твои пальцы.
— И твои тоже. Наши пальцы. У тебя такая мягкая кожа… мокрый бархат. Никогда не дотрагивался до женщины так, как сейчас до тебя. Чувствуешь? Это твой грот смыкается вокруг нас. Видишь… там в самой глубине губка…
Он чуть нажал на мягкую упругую губку, вынудил Абигейл сделать то же самое, зная, что ее запястье потирает крохотную набухшую изюминку. Ее лоно упрямо втягивало их сплетенные пальцы.
— Именно это ты ощущаешь, когда я вхожу в тебя. Когда я снова введу наши пальцы, расслабься, а потом натужься, совсем как когда принимаешь мою плоть.
Он зарылся лицом в ее волосы.
— Мне это нужно, Абигейл. Пойми сама, какая ты жаркая, тесная и мокрая.
Мне нужно, чтобы ты почувствовала мою боль.
Нужно разделить ее с кем-то, иначе я просто не смогу с ней жить.
— Но это только часть, Роберт, — прошептала Абигейл. — А остальное? Как можешь ты почувствовать то, что чувствую я?
Роберт крепче прижался к ней.
— Пообещай, что честно скажешь, если это покажется тебе отвратительным.
— Ты сам говорил, что, если я соглашусь, возврата не будет. Я хочу почувствовать то, что чувствуешь ты, Роберт… если это возможно.
— Более чем, Абигейл.
— Но как…
Роберт осторожно вышел из Абигейл, отпустил ее руку и, поцеловав в затылок, соскользнул с кровати.
— Куда ты идешь? — нетерпеливо пробормотала она, сгорая от возбуждения. Роберт набрал в грудь воздуха.
— За маслом.
Молчание казалось осязаемым.
Роберт ждал взрыва возмущения той фантазией, которую он питал, жизнью, которую вел… Понимал ее потрясение, неуверенность, и вдруг…
— Оно в буфете.
Колени у него подогнулись. Облегчение было так велико, что Роберт едва не упал. И его тут же захватила первобытная потребность владеть и обладать.
Ни один мужчина не отважится на то, что он сделает сейчас.
Он схватил влажную мочалку, висевшую на умывальнике, отыскал крохотный кусочек масла в буфете.
Абигейл уже успела сесть.
— Что мне делать?
— Ложись на живот, потом вставай на колени так, чтобы голова оказалась на подушке.
— Ты… тебе уже приходилось это делать?
Он погладил ее по щеке, пригладил спутанные волосы. Его руки, привыкшие держать смертоносное оружие, сейчас дрожали.
— Никогда. Но если ты откажешься, я пойму.
— Ни за что! Хочу, чтобы ты почувствовал то, что чувствую я. Хочу быть женщиной твоих грез. Роберт.
Хочу, чтобы ты дал ей все, что даешь мне.
Роберт напряженно вгляделся во тьму.