Она осеклась, едва губка вошла в ее лоно. Его пальцы осторожно подталкивали губку вперед, и Абигейл не осознала, когда неприятные ощущения превратились в головокружительную потребность.

Она смотрела на темный силуэт, стоявший на коленях между ее ногами, и отчаянно пыталась взять себя в руки.

— Роберт!

— Что, Абигейл?

— Ты сказал, что отправился искать женщину в бурю.

Пальцы на мгновение замерли.

— Мне трудно поверить, что ты пустился в такое опасное путешествие, не захватив… всего необходимого.

— У меня с собой французские кондомы.

Голос из темноты снова звучал глухо и бесстрастно, словно не Роберт только сейчас подарил ей самое интимное наслаждение, какое мужчина может дать женщине, словно не он ее ласкал.

— Почему же сказал, что тебе нечем меня защитить? Он шумно вздохнул.

— Потому что раз в жизни хотел ощутить сжимающую меня женскую плоть, без этой чертовой резиновой калоши.

Сердце Абигейл встрепенулось.

— А что бы ты сделал, не окажись у меня губки?

— Возможно, устроил бы тебе спринцевание бренди.

Абигейл съежилась. Щипало довольно сильно.

— Думаю, что предпочла бы резиновую калошу, Роберт.

— Надеть?

Тьма и тишина были полными. Кажется, даже буря за окном притихла в ожидании ответа.

Она просто подвернувшаяся под руку замена другой женщине, моложе, красивее, той, ради которой он не побоялся бури. И все же…

Он хотел почувствовать именно ее плоть, как она жаждала ощутить его, каждую вену, каждый удар пульса. Все, чем он владел.

Ей даже показалось, что он желает ее с не меньшей силой, чем она — его.

Но это, разумеется, невозможно.

Ураган уляжется, и все, что у нее останется, — воспоминания о волшебной ночи.

— Нет. Ты не войдешь в меня? Пожалуйста. Я вполне готова благодаря тебе.

—» Вполне готова» еще не значит, что готова по-настоящему. Я хочу, чтобы ты открылась до конца. Начнем урок. Когда я начну вынимать пальцы, сожми их как можно сильнее.

Послышался тихий чмокающий звук. Абигейл напряглась, чтобы не дать его пальцам ускользнуть.

— Расслабься, Абигейл. Теперь снова натужься.

Теплые губы пощекотали ее колено: нежданная ласка — и ее лоно раскрылось само собой, без всяких усилий втягивая все три пальца, кончики, первый сустав, второй…

— Самое главное — растянуть твой девический барьер, а это значит растянуть тебя. Я человек твоей мечты, Абигейл. Не сопротивляйся, откройся, я не толще, чем эти три пальца вместе. Вот так. Сжимай… расслабься… это определенный ритм, как в танце. Позволь мне открыть тебя, Абигейл, сделать такой мокрой, чтобы я утонул в тебе.

Но пока, кажется, она тонула сама. В наслаждении.

Значит, вот что делают вместе мужчина и женщина. Непередаваемо интимно… Лучше всякой фантазии, всякой книги. Жаркие томительные ощущения, хрипловатый тембр голоса Роберта выманили Абигейл из надежного убежища ее викторианского мирка в мир запретной чувственности, о чем она всегда мечтала.

Откинув голову, она позволила пальцам делать с ней все: возбуждать, раскрывать, как створки раковины, проникать глубже, еще глубже, пока она не задохнулась, и…

— Как он брал тебя в мечтах?

Опять Роберт вторгся в ее грезы.

— Я… я лежала на спине.

— Мои пальцы по-прежнему причиняют тебе боль?

— Нет.

Она приподняла бедра, чтобы принять его в себя.

— Чего ты хочешь, Абигейл?

Безумного, сладостного наслаждения.

— Больше!

Он неожиданно отстранился, уперся кулаками в подушку по обе стороны ее головы. Жесткие волосатые ноги развели ее бедра еще шире, огромный жезл, обжигающий и твердый, уперся во врата ее лона.

— Вот так? — прорычал он. — Именно так ты теряешь невинность в мечтах, Абигейл? С широко раздвинутыми ногами?

— Да.

Абигейл вцепилась в его мокрые от пота плечи. Под ладонями перекатывались мускулы, настоящие, не выдуманные.

Она жадно провела руками по его спине, ощутив мышцы, которых у женщин не бывает, впилась ногтями в маленькие упругие ягодицы, сохраняя в памяти его тело на все долгие пустые месяцы и годы, что лежали впереди. И все это время его непокорная плоть подрагивала и пульсировала у ее лона. И она была широко раскрыта и полностью доступна вторжению. Кажется, все свершается слишком быстро.

— Ты такой огромный, Роберт! — охнула она. — Ты и вправду велик по сравнению с другими мужчинами?

Влажное дыхание коснулось ее щек и губ. Загрубевшие пальцы убрали со лба спутанные влажные волосы так бережно, почти боязливо, словно это ему предстояло потерять девственность. Правая рука скользнула между прижатых друг к другу тел.

— Тебе судить, Абигейл.

Он припал к губам Абигейл, проник языком в рот, одновременно входя в нее… да, он велик… куда больше, чем сложенные вместе три пальца, и она бессильна остановить его, его, вызвавшего к жизни поток расплавленного жара, изливавшегося из ее тела. Он вонзался глубже и глубже, раскрывая ее все шире, и хотя Абигейл казалось, что это невозможно, но проникновение длилось бесконечно. Словно он коснулся ее души.

Она потянула его за волосы.

— Ты говорил, что секс грязен.

— Я лгал.

Она выгнула спину, наслаждаясь тяжестью его тела.

— Роберт…

Его рука немедленно скользнула под ее бедро. Когда она опять приподнялась, он подвел ладонь ей под поясницу.

— М-м-м?

Слезы выступили у нее на глазах.

— Ничего. Просто… просто я чувствую себя заполненной до отказа.

Нежные губы дотронулись до ее рта. Снова. И снова. И снова.

— Так и есть. Расслабься, Абигейл. Обвей ногами мою талию. Абигейл попыталась. Изо всех сил. Но при каждом движении он погружался все глубже, и боль становилась острее, и…

— Роберт, ноги женщины не предназначены для…

Он слегка куснул ее за губу.

— Но ты не просто женщина, Абигейл. Пока длится буря, ты моя женщина.

И ее ноги словно по волшебству взлетели вверх и сомкнулись у него на поясе. В этот миг они стали едины. Слились.

— Оставайся раскрытой… для меня, Абигейл.

Абигейл пыталась отдышаться.

— Вряд ли у меня есть выбор, Роберт.

Она лбом почувствовала, как раздвинулись в улыбке его губы. И поцелуй, в самый кончик носа…

— Тогда кончи для меня.

— Но ты еще не выполнил свою часть договора.

Он снова замер.

— Что именно?

— Не заставил меня молить и заклинать о ласке.

Вместо ответа он начал двигаться. Гигантский жезл, заполнивший ее, то надвигался, то ускользал, взад-вперед, настойчиво дразня набухший бутон в складках плоти, и вдруг…

Все следы боли и дискомфорта исчезли, вытесненные волной жара.

— Роберт, пожалуйста!

Она принялась царапать его спину.

— Что, Абигейл? Скажи! Сильнее? Быстрее? Медленнее? Глубже?

Сцепив зубы от досады, она вильнула бедрами совершенно не подобающим леди образом.

— Нет, нет, не медленнее! Быстрее, Роберт! Сильнее!

Он с новой силой врезался в нее, сильно, быстро, глубоко; сильнее, быстрее, глубже, воплощая ее фантазии куда полнее, чем она воображала.

— Еще… еще!

Она проводила глубокие борозды по его спине и сжимавшимся ягодицам, чтобы получить все, что можно, все, что она желала… Интересно, будет ли она в состоянии подняться утром?

— Не останавливайся, Роберт, пожалуйста, не останавливайся!

— Откройся шире, Абигейл. Моли меня о большем. Плачь, проси, требуй. Заставь меня забыть о том, что я убивал, черт тебя возьми! Отдай мне все, что у тебя есть. Кончи для меня, сейчас, сейчас, сейчас!

Ярость. Боль. Желание.

Абигейл должна бы испугаться, не в силах сказать, кто этот человек в ней: полковник, требующий повиновения, любовник, жаждущий забыться, или солдат, убивавший из чувства долга? Да и сам Роберт вряд ли знал это. Особенно в такие мгновения.

Но черное небо вдруг раскололось под безжалостным давлением, и Абигейл выкрикнула имя Роберта как раз в тот момент, когда он показал, что мужчина и в самом деле способен дать женщине наслаждение.