— Ничего… я…

Она дрожала. Правда, кроме шелкового платья, на ней ничего не было.

— Он оставил завещание?

— Откуда мне знать? Неужели вы полагаете, что об этом думаешь, когда все у тебя в порядке? Раймон был роскошным мужчиной… Я…

Идя рядом с Мегрэ, она бесшумно плакала. Комиссар сунул ей в ладонь стофранковую бумажку, остановил такси и, засунув руки в карманы, проворчал:

— До завтра… Значит, вы живете в отеле «Пигаль»?

Когда около восьми часов утра Мегрэ выходил из Дома, ему пришлось выбирать между тремя делами, которые все надо было сделать в этот день: еще раз осмотреть здание на площади Вогезов и расспросить персонал лаборатории, нанести визит госпоже Куше, которую оповестила о происшествии полиция квартала, и, наконец, снова допросить Нину. Ну что ж, можно начать с Нины…

Она конечно же еще не встала. В регистратуре отеля Мегрэ узнали и заволновались:

— Уж не впуталась ли она в какую-нибудь темную историю? Такая тихая девушка!

— У нее много клиентов?

— Никого, кроме ее друга…

— Он старый или молодой?

— Ни то, ни другое…

Отель был комфортабельный: с лифтом, с телефонами в номерах. Мегрэ поднялся на четвертый этаж, постучал в комнату 27, услышал, как кто-то заворочался в постели; затем сонный голос спросил:

— Что такое?

— Откройте, Нина, это комиссар Мегрэ.

Замок щелкнул. Мегрэ вошел в душный полумрак.

Нина еще была в постели. Он посмотрел на помятое лицо молодой женщины и, подойдя к окну, отдернул шторы.

От резкого света она прищурилась и теперь не казалась хорошенькой, а больше походила на деревенскую девочку, чем на кокотку. Проведя рукой по лицу, она наконец приподнялась и села, подложив под спину подушку. Потом сняла телефонную трубку:

— Принесите мне завтрак! — И обращаясь уже к Мегрэ: — Ну и история! Вы не сердитесь, что вчера вечером я вас обобрала? Ведь это глупо?! Надо будет мне продать свои драгоценности…

— У вас их много?

Она показала на туалетный столик, где в пепельнице лежали несколько колец, браслет, часы — всего тысяч на пять франков.

В дверь соседней комнаты постучали. Нина прислушалась и как-то неопределенно улыбнулась, снова услышав настойчивый стук.

— К кому это? — спросил Мегрэ.

— К моим соседям. Вряд ли удастся разбудить их так рано.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего. Они никогда не встают раньше четырех дня, если вообще встают!

— Наркоманы?

Она утвердительно кивнула, но тут же добавила:

— Ведь вы не воспользуетесь тем, что я вам говорю, правда?

Соседняя дверь, однако, открылась. Дверь в комнату Нины — тоже, и горничная внесла поднос с завтраком: кофе с молоком и круассаны.

— Вы разрешите?

Глаза Нины обрамляли черные круги, под ночной рубашкой виднелись худые плечи. Макая круассан в кофе с молоком, она продолжала прислушиваться, как будто, несмотря ни на что, еще интересовалась происходившим за стеной.

— Неужели меня впутают в эту историю? Скверно, если обо мне заговорят в газетах. Особенно для госпожи Куше. Войдите! — крикнула она, когда в дверь постучали слабыми, но частыми ударами.

На пороге стояла женщина лет тридцати в накинутом поверх ночной рубашки меховом манто, но босая. Она хотела уйти, заметив широкую спину Мегрэ, но потом, осмелев, пробормотала:

— Я не знала, что у вас гости.

Комиссар вздрогнул, услышав этот монотонный голос, который, казалось, с трудом пробивался сквозь ее пересохшее горло. Он смотрел на женщину, что вошла в комнату, на ее бесцветное лицо, припухшие веки.

Взглянув на Нину, он утвердился в своей мысли. Перед ним была ее соседка — наркоманка.

— Что-нибудь случилось?

— Нет… К Роже пришли, и тогда я позволила себе… зайти…

Она с тупым видом присела на постель.

— Сколько же сейчас времени?

— Девять! — ответил Мегрэ. — По вашему виду не скажешь, что вы не любите кокаина!

— Это не кокаин, а эфир. Роже считает, что эфир лучше и что…

Ей было холодно. Поднявшись, она подошла к батарее, посмотрела в окно:

— Опять будет дождь…

Все в этой тусклой комнате наводило уныние. На туалетном столике — расческа, набитая волосами. На полу — чулки Нины.

— Я вам мешаю, да? Но, кажется, они говорят о чем-то серьезном. Об отце Роже, он умер.

Мегрэ взглянул на Нину и заметил, что она внезапно нахмурила брови, подобно человеку, которого вдруг осенила какая-то мысль.

— Вы знаете отца Роже? — спросил комиссар женщину.

— Ни разу его не видела. Но постойте! Нина, с вашим другом ничего не случилось?

Нина и комиссар переглянулись.

— Почему вы спрашиваете об этом?

— Не знаю… Тут что-то неладно… Я вдруг вспомнила, что однажды Роже мне сказал, что его отец захаживает сюда. Роже это забавляло. Но Роже предпочитал не встречаться с ним, и как-то раз, когда кто-то поднимался по лестнице ему навстречу, он бросился назад в свою комнату. Кажется мне, что тот, о ком мы говорим, вошел сюда, в вашу комнату…

— Чем он занимается, Роже Куше? — продолжал комиссар после долгой минуты молчания, во время которой он прислушивался к голосам, доносящимся из соседней комнаты.

— Что?

— Какая у него профессия?

— Так вы из полиции, да? — спросила вдруг женщина.

Она заволновалась. Наверное, она сейчас начнет упрекать Нину, что та заманила ее в ловушку.

— Я ничего не знаю. Мы живем вместе всего три недели.

— Он работает?

Этих слов оказалось достаточно, чтобы совсем смутить ее.

— Не знаю…

— Иначе говоря, он ничего не делает. У него есть деньги? И он живет на широкую ногу?

— Нет. Почти всегда мы обедаем по твердым ценам, за шесть франков…

— Часто он говорит об отце?

— Говорил он о нем один раз, как я вам сказала…

— Кто к нему сейчас пришел?

— Какой-то мужчина… Я его приняла за судебного исполнителя. Я знаю, что Роже задолжал.

— Хорошо ли он одет?

— Подождите… Я заметила котелок, бежевое пальто, перчатки…

Комнаты объединяла общая дверь, закрытая занавеской и, вероятно, забитая. Мегрэ мог бы прислонить к ней ухо и все услышать, но ему противно было проделывать это перед двумя женщинами.

Нина одевалась, нервничая, делая резкие движения.

Чувствовалось, что все эти события подавляют ее и она ждет худших несчастий, с которыми у нее нет сил справиться и даже их понять.

Соседка казалась спокойной: то ли на нее еще действовал эфир, то ли она обладала большим опытом в такого рода делах.

— Как вас зовут? — обратился к ней Мегрэ.

— Селина.

— Вы работаете?

— Была парикмахершей на дому.

— И внесена в списки полиции нравов?

Она, не удивляясь этому вопросу, отрицательно покачала головой. А из-за стены все слышались голоса.

Нина, уже одевшаяся, оглядела свою комнату и вдруг расплакалась, приговаривая:

— Боже мой, Боже мой!

— Веселая история! — медленно произнесла Селина.

— Где вы были вчера вечером около восьми часов?

Она задумалась:

— В восемь часов, да? Помню, я была в «Сирано».

— Вместе с Роже?

— Нет… Не можем же мы всегда быть вместе. С ним я встретилась в полночь в табачной лавке на улице Фонтен.

— Он сказал вам, где был?

— Я его ни о чем не спрашивала.

Из окна Мегрэ видел площадь Пигаль, крохотный скверик, вывески ночных кабаре.

— Вы обе ждите меня здесь!

Он вышел в коридор, постучал в соседнюю дверь, не дожидаясь ответа, быстро повернул ручку.

В комнате, где, несмотря на открытое окно, стоял омерзительный запах эфира, в единственном здесь кресле сидел мужчина в пижаме, с небритым серым лицом.

Другой, жестикулируя, расхаживал. Это был господин Мартен, которого вчера вечером Мегрэ два раза видел во дворе дома на площади Вогезов.