— А-а! Это вы!..

И она деланно засмеялась. Шарлотта сейчас совсем не походила на ту женщину, которая грела в духовке ноги и лакомилась пирожными на кухне своего домика в Сен-Клу.

Белокурые завитые волосы были так тщательно уложены, что их волны казались недвижными. Лицо стало конфетно-розовым. Простое, но хорошо сшитое платье черного шелка ловко облегало ее пышные формы, а на платье белел крошечный кружевной передничек, какие увидишь только на сцене, у театральных субреток.

— Я тебе потом заплачу, Шарлотта. За все сразу.

— Хорошо, хорошо…

Девица поняла, что посетитель ждет, чтобы она ушла, и, надев свои туфли, побежала по лестнице, которая вела в ресторан.

Шарлотта, притворяясь, что она приводит в порядок разложенные на столе коробочки, решилась наконец спросить:

— Что вам от меня нужно?

Мегрэ не ответил. Он сел на стул, с которого вспорхнула молодая особа, надевшая новые чулки. Воспользовавшись своим пребыванием в подвале, он принялся набивать трубку, делая это не спеша и весьма старательно.

— Вы, вероятно, воображаете, будто я знаю, что-нибудь, но вы глубоко ошибаетесь…

Удивительное дело: женщинам миролюбивого нрава, не в пример темпераментным особам, плохо удается скрывать свое волнение. Шарлотта пыталась сохранить спокойствие, но лицо у нее пошло красными пятнами, а руки так неловко перебирали вещицы, разложенные на столе, что она уронила на пол щеточку для ногтей.

— Когда вы были у нас, я прекрасно поняла по вашим глазам, что вы вообразили, будто…

— И вы, разумеется, никогда не знали танцовщицу по имени Мими! Не знали!

— Никогда.

— А ведь вы долго выступали в Каннах танцоркой в кабаре одновременно с этой самой Мими.

— В Каннах не одно-единственное кабаре, и ведь не будешь со всеми водить знакомство…

— Вы где служили? В «Прекрасной звезде»?

— Ну и что?..

— Ничего… Я просто пришел немножко поговорить с вами…

Наступило, однако, молчание, длившееся не меньше пяти минут. В подвал спустился какой-то посетитель ресторана, мыл руки, причесывался, потом потребовал тряпку, чтобы обтереть свои блестящие лакированные штиблеты. Когда наконец он ушел, оставив на блюдечке пять франков, комиссар возобновил разговор.

— Я чувствую симпатию к Просперу Донжу… Уверен, что он прекраснейший человек…

— Еще бы! Ах, если б вы знали, какой он хороший! — с жаром воскликнула Шарлотта.

— У него было тяжелое детство, и, кажется, ему всегда приходилось бороться за…

— Подумайте, ведь он и школы не кончил, а сколько он знает, и до всего дошел самоучкой. Вот поройтесь у него в кафетерии и найдете там книги, да притом такие книги, какие бедные люди, вроде нас, не привыкли читать. Он всегда стремился к образованию… Он мечтал…

Она вдруг остановилась, видимо, смутившись, не зная, как себя держать.

— Телефон не звонил?

— Нет…

— Так что я говорила?

— Что Проспер мечтал…

— Ну ладно, какой тут секрет! Ему хотелось иметь сына и вывести его в люди… Да вот неудачно жену выбрал, бедняга, — у меня была операция, и я уже не могу иметь детей.

— Вы знаете Жана Рамюэля?

— Нет. Знаю только, что он счетовод и что он болен. Вот и все… Проспер очень мало рассказывает мне о своем «Мажестике»… Не то что я, — я ему обо всем говорю, что у нас в «Пеликане» случается…

Как видно, она немного успокоилась; и тогда Мегрэ попробовал продвинуться дальше:

— Знаете, что меня поразило?.. Мне не полагается это говорить… надо сохранять тайну следствия… Но я уверен, что это останется между нами… Представьте, револьвер, который обнаружили в сумочке миссис Кларк, был куплен накануне убийства у оружейника на улице Фобур-Сент-Оноре… Вам не кажется это удивительным, а? Богатая, замужняя женщина, мать семейства приезжает из Нью-Йорка, останавливается в роскошной гостинице на Елисейских полях, и вдруг ей зачем-то понадобилось купить револьвер… Заметьте, что купила она не хорошенький дамский револьверчик, а солидное оружие…

Избегая смотреть на Шарлотту, Мегрэ упорно глядел на кончики своих блестящих ботинок, как будто удивляясь, почему он так элегантно одет.

— И установлено, что эта самая женщина через несколько часов пробирается по черной лестнице в подвал отеля… Как же не подумать, что у нее было назначено там свидание?.. И как не сделать вывод, что в предвидении этого свидания она и купила револьвер?.. Предположите теперь, что у женщины, сделавшейся такой важной особой, было бурное прошлое и что свидетель этого прошлого пытался ее шантажировать… Вы не знаете, Рамюэль жил на Лазурном берегу? Нет? А некий танцор-профессионал, именующий себя Зебио?..

— Я с ним не знакома.

Мегрэ не смотрел на нее, он и так чувствовал, что она вот-вот расплачется.

— Ее мог убить и ночной швейцар, потому что около шести часов утра он спустился в подвал… Проспер Донж слышал его шаги на черной лестнице. Мог это сделать и кто-нибудь из коридорных… А жаль, право, жаль, что вы не были знакомы в Каннах с Мими… Вы тогда могли бы сказать нам, с кем она была близка в те времена… Жаль!.. Это избавило бы меня от поездки в Канны. Очень досадно будет, если я там не найду никого, кто знал покойную Мими…

Он встал, выбил трубку и порылся в кармане, как будто хотел положить мелочь на блюдечко.

— Ради бога, не делайте этого! — запротестовала Шарлотта.

— Спокойной ночи… В котором часу, спрашивается, отходит поезд…

Поднявшись в зал, он тотчас расплатился и, выйдя из «Пеликана», поспешил в бар, находившийся на противоположной стороне улицы, — посетителями этого кафе-табачной были служащие окрестных ночных ресторанов.

— Где у вас телефон?

Он вызвал Центральную станцию.

— Говорят из Уголовной полиции. Сейчас непременно позвонят из ресторана «Пеликан», закажут разговор с Каннами. Не спешите соединять. Дождитесь моего прибытия…

Он вскочил в такси, помчался на Центральную телефонную станцию, показал свое удостоверение начальнику ночной смены.

— Дайте мне провод прослушивания… Заказывал кто-нибудь Канны?

— Да, только сейчас. Я поискал, чей номер вызывают. Оказалось «Кафе артистов», открытое всю ночь… Можно соединять?

Мегрэ надел наушники и стал ждать. Телефонистки, тоже в наушниках, с любопытством смотрели на него.

— Соединяю вас с Каннами, номер 18-43. Говорите.

— Благодарю… Алло! «Кафе артистов»? Кто у телефона? Это ты, Жан?… Говорит Шарлотта… Ну да, Шарлотта из «Прекрасной звезды». Подожди. Сейчас закрою дверь… Кажется, кто-то…

Слышно было, как она с кем-то говорит, — вероятно, с клиентом, потом стукнула дверь.

— Слушай, милый мой Жан… Это очень важно… Я тебе напишу, все объясню… Нет, писать опасно… Я сама приеду к тебе, когда все кончится… Жижи еще у вас? Да? Все такая же? Не изменилась?.. Слушай, передай ей, обязательно передай, что если ее будут спрашивать относительно Мими… Помнишь ее? Нет?.. Ну да, тебя еще тогда не было в Каннах… Ну, едним словом, если кто-нибудь станет спрашивать про Мими, все равно что, то Жижи ровно ничего не знает… В особенности пусть ничего не говорит о Проспере…

— О каком Проспере? — спросил мужской голос на другом конце провода.

— Не любопытствуй… Так пусть она говорит, что не знает Проспера… И Мими не знает… Алло! Не прерывайте!… Кто это там на линии?..

Мегрэ догадался, что она встревожилась; возможно, ей пришла мысль, что разговор подслушивают.

— Понял, Жан? Голубчик, я рассчитываю на тебя… Разговор кончаю, потому что кто-то…

Мегрэ снял наушники и разжег угасшую трубку.

— Вы узнали то, что хотели? — спросил начальник смены.

— Узнал… Дайте мне Лионский вокзал… Хочу спросить, в котором часу отходит поезд на Канны. Лишь бы успеть…

Он с досадой посмотрел на свой смокинг. Лишь бы успеть переодеться.

— Алло?.. Как вы говорите?.. В четыре часа семнадцать минут?.. А прибывает в два часа дня?.. Благодарю.

Мегрэ едва успел заехать на бульвар Ришар-Ленуар, смеясь, успокоить раздраженную супругу.