Мак Болан не всегда был солдатом.

Его друзей детства и знакомых шокировало известие о том, что он стал убийцей, человеком, поставившим перед собой задачу тотального уничтожения мафии.

Учитель, у которого он учился в пятом классе, помнил о нем как об отзывчивом, добром и дружелюбном мальчике.

— Он был спокойным ребенком, очень умным и прилежным. Он никогда не паясничал. Его всегда отличала хорошая физическая подготовка. Думаю, что наиболее ярко его характеризовало слово «любопытство». Мак был самым любопытным ребенком из всех, которых я когда-либо видел. Его интересовало все, буквально все.

Школьный друг, один из немногих настоящих друзей Болана, сказал о нем так:

— Мак был славным парнем. Мы его уважали. Его просто нельзя было не уважать, а уж его дружбой дорожили, как самым великим достижением. Он всегда был лидером не потому, что очень хотел этого, а потому, что таково было его естественное состояние. Иногда складывалось впечатление, что он где-то далеко. Я не хочу сказать, что он был психом. Нет. Но его ум находился в постоянной работе. Он очень любил одиночество.

Одна из бывших подружек Болана в интервью сказала журналисту:

— С Маком я всегда чувствовала себя в безопасности. Я могла делиться с ним своими самыми сокровенными мыслями, и он никогда не смеялся надо мной. Иногда мы с ним говорили на серьезные темы, Однажды Мак сказал мне, будто чувствует себя наблюдателем в нашем мире, а не деятельным участником жизни.

Совершенно очевидно, что Мак Болан был волком-одиночкой, но отнюдь не отшельником, отгородившимся от мира стеной цинизма и недоверия.

Он очень хорошо научился понимать жизнь. Еще ребенком Болан больше разбирался в том, что его окружало, чем в самом себе. В основном ему нравилось то, что он видел. С возрастом у него возникло чувство, что он находится в стороне от реального мира, а не является его составным элементом. Это чувство, однако, не мешало ему правильно оценивать события, происходящие вокруг него, и симпатизировать оскорбленным и униженным.

Психологи сказали бы, что в его поступках отсутствовала какая бы то ни была мотивация. Ввязываясь в любое предприятие, он не искал в нем личной выгоды, материальная заинтересованность никогда не довлела над ним.

Болан никогда не исповедовал ни одну из общеизвестных религий. В его армейском личном деле отмечалось, что он не отдавал предпочтения ни одной религиозной конфессии. Во всех своих действиях Мак Болан руководствовался нормами человеческой этики.

Трижды Болану предлагали поступить на офицерские курсы, и трижды он отказывался. Со стороны могло показаться, что, будучи профессиональным солдатом, Болан всячески отказывался от официальной власти. Это не мешало ни офицерам, ни подчиненным считать Болана признанным вожаком. Люди шли за ним не из-за того, что он был старше их по званию, а потому, что испытывали к нему чувство глубокого уважения.

С 14 лет он вел дневник, ежедневно записывая в него свои впечатления. В 17 лет он написал: «Я нахожусь у края реального мира и оттуда наблюдаю за людьми. Они так красивы, так сильны и велики! Но где же мое место? Почему я не с ними рядом?»

В 20 лет, став солдатом, он записал в своем дневнике: «Некоторые люди предпочитают, действовать, другие — наблюдать за их действиями со стороны, при этом задаваясь вопросами, куда и зачем они идут».

Спустя несколько часов после своего боевого крещения он написал: «Он глядел на солнце. Внезапно рядом с ним оказался я и, взглянув ему в глаза, увидел там всю Вселенную. Так длилось долю секунды, потом я вновь оказался на своем месте, в окопе, прильнув глазами к телескопическому прицелу. И я отправил его в тот мир, который увидел в его глазах. Пусть он простит меня».

От рук сержанта Болана погибло немало людей на полях сражений Кореи и Вьетнама. Именно во время вьетнамской войны его отозвали в Соединенные Штаты по причине смерти отца, матери и младшей сестры. Он вернулся на родину, чтобы их похоронить и оформить опеку над оставшимся в живых младшим братом.

С того момента жизнь явила Маку Болану свое истинное лицо. Он покинул башню из слоновой кости, откуда безучастно взирал на людскую суету, и с головой окунулся в кипящий котел человеческих страстей.

Пора созерцания закончилась, пришло время активных действий...

Болан припарковал запыленный «кадиллак» под козырьком рядом с блестящим, как елочная игрушка, «мерседесом».

В домике ярко горел свет, но изнутри не доносилось ни единого звука. Часовые парами прохаживались по границе света и тени вокруг всего холма, на котором разместился охотничий домик. Начальник охраны, стоявший у входа, открыл было рот, собираясь окликнуть Болана, как вдруг что-то заставило его резко обернуться. Он бросился к стеклянной двери, широко распахнул ее и слегка поклонился.

Из дома торопливо вышел Майк Талиферо, размахивая руками и что-то сердито бормоча себе под нос. Следом за Талиферо показался какой-то высоченный тип.

Болан нагнулся и сунул голову в салон «кадиллака», пытаясь избежать нежелательной встречи. Майк, несомненно, узнал бы его — они виделись неоднократно, и Болан не хотел лишний раз рисковать. Ставки в игре и без того были слишком высоки.

Телохранитель Майка Талиферо заорал кому-то на весь двор:

— Найди нам сопровождающих!

Двигатель «мерседеса», стоявшего рядом с машиной Болана, взревел на полных оборотах и сорвался с места, выбросив из-под колес фонтаны гравия. Чтобы сэкономить время, водитель «мерседеса» проехал прямо по ухоженной лужайке.

С другой стороны здания послышался тяжелый топот, затем стук захлопнувшихся дверей, заскрежетали стартеры, и вслед за «мерседесом» рванули две машины сопровождения.

Судя по всему, произошло что-то очень важное. Майк Талиферо редко нервничал. По крайней мере, так о нем говорили.

Болан подошел к двери в охотничий домик и возмущенно обратился к начальнику охраны:

— Ну вы посмотрите! Что за нахал! Садится в машину и сматывается, даже не махнув мне на прощание рукой. А ведь сам просил меня приехать сюда...