А если бы взяли нового программиста? Который все восстановил бы. И тогда получается, что Евграфов убежать от смерти не в состоянии.

Вопросы. Проклятые вопросы.

Что делать? Что делать? Что делать, если…

Никаких если! – успокаивал себя Вильнев. Если что, то отвалю вместе с программистом и Желудько. Ну, разве что ещё Синявского, начальника охраны, можно взять. Человек полезный.

А можно и никого не брать. Начать все дело с чистого листа. И тогда уж Вильнев будет сам Хозяином!

А сейчас надо срочно искать замену Мовсесяну. Срочно. Чтобы Хозяин не узнал о возникшей проблеме.

В дверь постучали.

– Да, – как обычно бодро гаркнул Вильнев.

– Там, это самое, – начал жевать слова бык по кличке Лось, – четверо последних. Уже, Зинка говорит, готовые. Выписывать пора. Так что, выписывать, что ли, будете? Ага?

– Да, пусть всё готовит.

Помимо устрашения персонала, Вильнев исполнял и ещё одну функцию. Конечно, когда не был в запое. Напутствовал прооперированных, подробно объясняя, что же теперь нового появилось в их организмах.

Решительно вошел в палату, где в шеренгу были построены четверо одноногих бомжей. Пока ещё только с костылями. На протезы, а то и на коляски им ещё предстояло заработать.

Благодаря неустанной работе быков, ни у кого из них уже не было обид на то, что им отрезали ноги. Даже и вопросов-то не было. Точнее, вопросы когда-то были, но сейчас о них напоминали лишь багровые и фиолетовые следы на лицах.

Теперь они должны были выслушать заключительную лекцию, после чего их можно безбоязненно отпускать на волю. Как бы на волю.

– Кем вы были раньше? – начал заученно, словно магнитофон, Вильнев. – Раньше вы были двуногим дерьмом. Мы из вас сделали людей. Ветеранов Афганской Войны.

Еще раз внимательно осмотрел строй. Точно – всем четверым было лет по сорок.

– Вы, никогда не воевавшие, теперь стали героями. И вам теперь будут подавать больше. Потому что героям подают больше, чем какому-то двуногому дерьму. Но вы вначале должны отработать наши услуги: операция, медикаменты, форма, костыли и бесплатная кормежка. Паспорта получили?

– Да, – ответил наименее избитый.

– Так вот, ровно через месяц вы с ними придете в Сбербанк. И перечислите на счет, который записан на бумажке, вложенной в паспорт, шестьсот долларов. Правда, в рублях. И потом каждый месяц будете делать то же самое. Ровно по шестьсот долларов. Там есть подробная инструкция, как в банке заполнять бумажки. Есть вопросы?

– А почему потом надо платить? – спросил самый непуганый. – Разве шестьсот баксов не хватит за костыли и за форму?

– Отвечаю для самых тупых. Потом ваши деньги будут перечисляться в Детский фонд Организации Объединенных Наций. На помощь голодающим детям Африки и Азии. На лечение больных. Такая будет установка. Ну, всем все понятно?

– Да, всё ясно, – ответили все сразу.

Было совершенно очевидно, что никто из них не собирался платить даже рваного бакса. И все четверо, выйдя за ворота, намеревались выкинуть паспорта. А лучше – сжечь. Вдруг на них висит что-нибудь жутко хреновое: миллионный долг или десяток трупов. Без паспорта бомж властям заметен не так, как с паспортом.

– Ничего вам не ясно! – с максимально угрожающей интонацией сказал Вильнев и велел самому бойкому раздеться до пояса.

И показал два шрама:

– Здесь зашита ампула со смертельным ядом. А здесь радиоуправляемый прибор, который впрыскивает яд в вену. Работает через спутник. Так что никуда вы от нас не спрячетесь. Не будете платить – смерть. Правда, лишь через два месяца. У вас ещё есть время, чтобы намастыриться и с легкостью зарабатывать шестьсот баксов. Если задумаете рассказать кому-нибудь про эти самые игрушки – тоже смерть. Но сразу. Теперь ясно?

Несчастные инвалиды подавленно молчали. Было понятно, что процентов на девяносто они поверили.

Однако этих процентов для нормальной работы системы было недостаточно. Нужны все сто процентов. А лучше – сто десять.

Поэтому Вильнев включил учебную видеокассету, отснятую здесь же, во время экспериментов над первыми пациентами.

На экране выплыл крупным планом одноногий человек, который матерился на двоих охранников в масках. И угрожающе замахивался табуреткой. Несомненно, его к тому специально спровоцировали.

Затем показали человека, сидящего у компьютера. Он также был в маске.

Потом камера приблизилась к монитору. И стало видно, как человек, вероятно, программист, пишет буква за буквой слово «С-М-Е-Р-Т-Ь». В верхней части экрана. А внизу были три периодические кривые, которые отображали, по-видимому, сокращения сердца, какой-то мозговой биопотенциал и ещё что-то, известное лишь специалистам-реаниматологам.

Человек обернулся. Камера проследила его взгляд, и на экране вновь появился возбужденный инвалид.

Потом показали клавиатуру. Указательный палец завис над клавишей «Enter». И тюкнул по ней.

Инвалид замер. Выронил табуретку. Глаза его превратились в два индикатора предсмертного ужаса.

Боролся со смертью он недолго, секунд десять. После чего упал, словно срезанный снайпером, и ударился затылком о пол.

На мониторе все три луча вычерчивали уже три прямые линии. Лишь средняя иногда еле уловимо вздрагивала. Словно продолжала агонизировать.

Финальная сцена: инвалида кладут на носилки, накрывают с головой зеленым холстом и выносят вперед ногами.

Потом показал ещё один эпизод, где инвалид сидит на стуле и заигрывает с какой-то женщиной, довольно молодой. Вероятно, с санитаркой. И вдруг внезапно падает на пол.

Затем Вильнев добавил, что «эту штуку» не сможет вырезать даже самый опытный хирург. Потому что она устроена так, что при любой попытке удаления автоматически срабатывает.

После этого Вильнев передал пациентов специалисту по социальной адаптации, который начал подробно объяснять, что и как надо делать в банке, чтобы не вызвать ненужного к себе интереса.

Сам же вернулся в кабинет. И продолжил мучительно думать.

Примчался Василий.

– А, что, где? – начал радостно тараторить с порога.

Танцор вынужден был отсчитать ему три тысячи рублей. В противном случае разговора не получилось бы. Или же он вышел каким-нибудь другим: разговором с жуликами, которые заныкали чужие деньги.

И лишь потом Василию начали всё подробно объяснять. С самого начала и до конца, который имелся на настоящий момент. Скрыли лишь существование в другой реальности Сисадмина – чтобы парень с ума не сошел. А также то, что конкретно делают с бомжами в соседнем домотдыхе. Так, сказали, чего-то нехорошее делают, но мы пока не знаем, что же именно.

И очень подробно рассказали о поездке Следопыта в дом Козла. И то, что пришли к четкому выводу: кто-то из начальства, самого главного начальства конной базы, и есть тот самый Козел.

– Ну, Василий, думай! – сказал Танцор и придвинул сильно забалдевшему от убойной информации пареньку две бутылки «Будвайзера».

Василий крепко задумался. И открыл рот для разговора лишь тогда, когда первая бутылка опустела.

– Нет, я не верю, – сказал он решительно. – У нас нет таких козлов. Потому что…

– Ладно, не торопись, – как можно деликатней прервал его Танцор. – Пусть нет, но позволь уж нам проверить. Ты нам будешь называть имена, фамилии. Рассказываешь, что знаешь о каждом. Говоришь, кто где живет. Если, конечно, знаешь. И учти один момент: Козел очень жаден. До крохоборства. Хоть и очень богат. Но это он наверняка скрывает.

Василий начал перечислять боссов конного спорта. Стрелка со Следопытом в поте лица своего лазили по Сети, отыскивая, на кого какая недвижимость зарегистрирована.

Через полтора часа маниакально жадного человека, который жил бы по питерскому направлению, километрах в пятидесяти от Москвы, найдено не было.

Неожиданно пришло письмо от Сисадмина:

Танцор, вы на верном пути!

Ищите и обрящете! Только вот почему вы так уверены, что Козел – это непременно мужчина? Ведь история знает огромное количество порочных, преступных, деспотичных, вероломных, хитрых и так далее женщин. Взять хотя бы Кабаниху из произведения Островского «Гроза, или Луч света в темном царстве»! Она, не задумываясь, организовала бы именно такое предприятие по отрезанию ног, если б это позволяла технология того времени.