Был он не один, а с дамой, чуть подвыпившей и беспрерывно хохотавшей. Дама была вдовой богатого скотопромышленника из Оклахомы. Звали её Дженни.

Танцор попытался на глазок определить возраст любвеобильной американской вдовицы, однако сделать этого не смог. Если в России в силу убогости советской стоматологии возраст людей легко определить, как и лошадей, по зубам, то на Америку данный опыт распространить невозможно. По тому, как ослепительно сиял весь её жевательный аппарат, обнажаемый перманентной улыбкой, можно было подумать, что девушке пока ещё не продают спиртное. Поскольку в Америке сделать первый глоток даже не виски, а пива можно не ранее двадцатиоднолетнего возраста.

Однако по тому, сколь ловко она отхлебывала из горла сорокатрехградусный напиток, было видно, что в этом деле у неё имеется богатый многолетний опыт.

«Будем считать, что сорок пять, – решил Танцор. – Хотя может быть и двадцать пять».

Вскоре выяснилось, что состоятельная американская вдовица принимает Деда за кого-то совершенно другого. То есть не за серьезного битниковеда, а, вероятно, за клоуна. Что объясняло и беспрерывный её смех, и пощипывание седобородого джентльмена за всякие части тела, и подергивание за кудлатую шевелюру.

Эта гипотеза подтверждалась и тем, что его величество случай столкнул будущих полюбовников нос к носу рядом с цирком на проспекте Вернадского, куда Дженни ходила на утреннее представление.

Знакомство произошло следующим, вполне естественным для Деда, образом. Он шел по аллее. Навстречу, пританцовывая, в прекрасном настроении шла богатая американская вдова. В том, что это именно богатая американская вдова, Дед не сомневался, у него на них особый нюх был.

Дед улыбнулся своими красивыми протезами, подмигнул и сказал тожественно: «О, май дарлинг, ю а вери найс тёлка!»

«Вот из тёлка?» – спросила богатая американская вдова.

Дед объяснил, что это такое прекрасное существо женского рода, которое любят все рашн мужик.

Богатая американская вдова засмеялась и ласково дернула Деда за бороду.

Через полчаса они продолжили знакомство в постели. И остались довольны друг другом.

– Все это, конечно, замечательно, Дед, – сказал по-русски как можно деликатней Танцор. – И я очень за вас рад. Но какого лешего ты сюда её притащил?

– Как это какого?! – возмутился Дед. – Дженни приехала в Москву покупать лошадей. Ей надо в свой табун русскую кровь влить.

– Ну, а я-то тут при чем? Вот пусть твою и вливает. Ты у нас, дорогой, будь здоров какой конь с яйцами.

– Шутки у тебя идиотские, Танцор, – насупился Дед. – Я к тебе как к человеку. Стрелка же сказала, что ты позвонил ей из Сокольников. Сказала, что ты в какой-то конюшне был. А ты, японский городовой, на рожон лезешь. Это, Танцор, не по-товарищески.

– Ах, вот ты о чем… Да, действительно был. Но совсем с другими целями. Нам, Дед, новое задание этот сучий Сисадмин выдал. И я на разведку ходил.

– Да подождет, ексель-моксель, твое задание. Сейчас надо жеребцов покупать.

– Не мое задание, – внес ясность Танцор, – а наше общее. И твое в том числе.

– Ладно, пусть мое. Чего горячку-то пороть, не впервой уже. Давай завтра за жеребцами, согласен? Твои будут два процента комиссионных, – совсем неожиданно проявил Дед не свойственную ему деловитость.

– Хрен с тобой! – согласился Танцор, поскольку до дефолта было ещё далеко. – Ты, давай, девушек поразвлекай. А я пока один звоночек сделаю.

Дед взял в руки гитару и заблюзовал, предварительно объяснив Дженни, что когда-то в Америке были такие битники: Керуак, Ферлингетти, Гинсберг. И они писали клевые стихи, которые сейчас Дженни услышит в русском переводе.

Вдовице это дело понравилось. Потому что любому американцу, любой американке всегда нравится, когда представители иных цивилизаций с любовью относятся к культуре великого американского народа.

А Танцор тем временем позвонил Следопыту. Тот, судя по сопутствующим звукам, сидел в каком-то кабаке и охотился на телок. Видимо, соответствующие его культурным запросам пока ещё не подтянулись, в связи с чем Следопыт не суетился, не ерзал трубкой по щетине, а разговаривал спокойно и обстоятельно.

Сообщение, что ему придется включиться в войну с бандитами пока ещё неизвестной ориентации, его неожиданно заинтересовало. Видимо, адреналиновые баки у чувака были уже почти пустыми. А когда узнал, что может получить за это дело пол-лимона, то Следопыта уже нужно было удерживать на вожжах.

Не вдаваясь в подробности, Танцор попросил его раздобыть две-три шпионские камеры, несколько миниатюрных микрофонов. И завтра развесить всю эту оснастку в нужном месте.

– Лады! – бодро ответил Следопыт. И вдруг засуетился: – Ну всё, всё, мне пора! Тут такая, блин, пришла. Если б ты видел, то слюной изошел бы. Такая чувиха!..

– Смотри, сам слюной не захлебнись, – посоветовал Танцор своему младшему товарищу. – Да и поосторожней там. А то нам тут больные не нужны.

Дед все ещё пел. И по его необычайному исступлению было ясно, что дело это закончится нескоро.

Танцор подсел к компьютеру и решил поискать что-нибудь интересное в программе клубов. Набрал в адресном окошке браузера http://www.weekend.ru/music. И долго изучал афишу.

Когда Дед наконец отставил в сторону гитару и принял из рук Дженни ополовиненную бутылку виски, Танцор начал, как искусный политик:

– Дженни, любишь ли ты Эллу Фицжералд, черную короролеву джаза?

– Да, – сказала Дженни, – я очень любила Эллу Фицжералд, когда была маленькой девочкой.

– А любишь ли ты Барбру Стрейзанд, белую королеву джаза?

– Да, я любила Барбру Стрейзанд, когда была девушкой.

– А кто же ты теперь? – игриво спросил Танцор. И ещё более игриво ущипнул бывшую девушку за плечо.

Ущипнул, прекрасно понимая, что Дженни приехала американской глубинки, где, слава богу, ещё сохранились нормальные человеческие отношения. Будь она из Нью-Йорка или Чикаго, сидеть бы Танцору лет десять за сексуальные домогательства.

Дженни рассмеялась и кокетливо шлепнула Танцора ладошкой по колену.

– Так вот, Дженни, сегодня мы поедем в клуб «Дом». Будем смотреть в одном лице сразу и Фицжералд, и Стрейзанд. Тувинскую певицу Сайнхо Намчылак, желтую королеву джаза. Она такое выделывает голосом, такое, что зритель просто шалеет.

– Тувинская? Это откуда? – задала вполне естественный вопрос Дженни. Поскольку американцы пользуются не геоцентрической и не гелиоцентрической моделями мироздания. А американоцентрической.

– Из Сибири. Правда, она сейчас в Австрии живет. Потому что в Туве все так поют. Там её никто и слушать не станет.

– А там, значит, её кенгуру слушают? – решила сострить американская путешественница.

– Нет, дорогая, – вмешался Дед, видя, что Танцор слишком уж активно окучивает его зазнобу. – Кенгуру в Австралии. А в Австрии Штраус, всякие вальсы.

Дикция у Деда была хреновой. Еще хреновей было английское произношение. Поэтому Дженни поняла, что далекая певица Сайнхо живет там, где обитают страусы.

Потом Танцор открыл страничку www.xxxxxxxx.xxx и показал фотографии певицы. Сайнхо понравилась во всех видах: и с черными волосами, и абсолютно лысая, и задумчиво-лиричная, и неистово-свингующая. Ломовой талант так и пер у неё изо всех щелей. Но более всего, конечно же, изо рта.

Короче, собрались и поехали в «Дом».

В «Доме», в Большом Овчинниковском, было душевно. Заезжая гастролерша с пол-оборота завела публику. Публика неистовствовала. А Сайнхо все поддавала и поддавала жару.

Короче, всем очень понравилось. Даже капризному Деду, которому были свойственны зачатки нарциссизма.

Правда, его подружка заявила, что думала увидеть шоу. И что шоу – это всегда очень хорошо. Но и то, что она увидела, тоже ей понравилось.

Разъехались по домам далеко за полночь.

Но никто не роптал. Поскольку столичная клубная жизнь придумана не для жаворонков. Она для сов.

Жаворонки же оттягиваются в другое время и в других местах, о существовании которых ни Танцор, ни Стрелка, ни Дед, ни Дженни, ни автор данного произведения даже и не подозревают. Вполне возможно, что там протекает какая-то своя любопытная жизнь, и собираются вполне приличные люди. Однако где бы нас следовало искать, если бы мы вдруг взялись чередовать ночные увеселения с утренними?!