Дженни, несмотря на свой не юный уже возраст, птицей взлетела в седло Ипполита. Тот не стал артачиться, почувствовав твердую руку профессионала.

И пошел. При-пля-сы-ва-я.

Дженни тронула Ипполита шенкелями, отчего тот Фыркнул и пошел рысью. Все так же грациозно, словно Футболист Марадона в лучшие его годы. Приближалась стена. Дженни чуть тронула трензедем. Ипполит нарисовал крутую дугу. И вновь вышел на прямую

Еще дала шенкелей, уже более настойчиво.

Ипполит пошел легким галопом. Уже не как жалкий Марадона, а как мифический паровоз братьев Люмьер.

И с легкостью, с огромным запасом, взял небольшой барьер.

Дженни перевела Ипполита на рысь, потом на шаг. Нежно потрепала по гриве.

Остановилась. Спешилась.

И поцеловала Ипполита прямо в губы. Потом заплакала. И сквозь слезы сказала одно-единственное известное ей русское слово. И слово это было «ЛЮБЛЮ».

Следопыт посмотрел на рожи отморозков, и ему стало ещё страшней. Поэтому он мгновенно выхватил Беретту, с глушителем, и четыре раза выстрелил. А потом ещё два раза.

Было слышно лишь, как в груди колотится сердце. Его собственное. Спасенное. Да весело чирикают воробышки, божьи твари.

И, удивляясь самому себе, кинулся в сторожку.

В крохотном закутке, два на два метра, было пусто. Ни людей. Ни записывающей аппаратуры. Лишь стол, застланный газетой да на три четверти выпитая бутылка водки на нем. И два стула с покрытыми коричневым дерматином сиденьями.

«Дисциплина, блин!» – прокомментировал мысленно Следопыт ситуацию, ещё более удивившись способности шутить, пусть и мысленно.

Достал жучок и прикрепил его снизу к столешнице.

Второй засунул за отставший в углу плинтус.

Выскочил из сторожки. Никого. Кроме, естественно, двух трупов, которым спешить было уже некуда. «Теперь их носить будут, как падишахов», – подумал Следопыт и удивился своей способности к циничным шуткам.

Забрал Макарова и Калашникова, двух неразлучных друзей, и сунул их в сумку.

Слух о том, что в «Сокоросе» творится нечто невероятное, чего прежде не было за всю историю свободной России, облетела всю конноспортивную Москву. В Сокольники приехали, пришли и приползли спортсмены всех времен и народов, а также конюхи, ветеринары, члены федерации вместе с женами и детьми. Все собрались посмотреть на богатую американку, которая собирается скупить на корню весь конный спорт страны.

Понятно, что ветераны пришли, чтобы гневно протестовать, молодежь – чтобы продаться.

Однако богатая американка выбрала для покупки всего лишь двух жеребцов – прославленного Ипполита и не столь прославленного, но генетически безукоризненного Вельвета.

И торги начались.

Хозяин конюшни Викентьев запросил за каждую голову 10 миллионов долларов.

Дженни ответила по-простому, по-оклахомски: «Фак ю!» Однако в переводе Танцора это прозвучало как: «Господа, ваше предложение абсолютно несерьезно. Я готова заплатить реальную цену, но не намерена выслушивать ваши беспочвенные фантазии!»

– А что вы считаете реальной ценой? – с любезной улыбкой поинтересовался Викентьев.

– Триста тысяч за Ипполита. И сто за второго.

Через пятнадцать минут сошлись примерно посередине. Дженни купила Ипполита за три миллиона долларов, Вельвета – за один.

Перед тем, как оформить сделку, разлили шампанское.

К джипу Танцор, Стрелка, Дед, Дженни и Следопыт подошли одновременно.

На следующий день они опять разделились. Но уже в иной пропорции.

Дед и Стрелка взялись сопровождать Дженни, которая решила немедленно оформить сделку, перевести деньги на счет «Сокороса» и подготовиться к отправке жеребцов на их новую родину – в далекую Оклахомовщину.

Танцор и Следопыт до позднего вечера просидели в джипе примерно в километре от объекта. При помощи специального лэптопа, принимавшего сигнал с камер и микрофонов, наблюдали за тем, что же там происходит.

Ничего интересного не происходило. Изредка из одной двери выходил кто-либо из бандитской обслуги и тут же скрывался за другой дверью.

Микрофоны в сторожке также не вещали ничего ценного. Лишь злобная матерщина по поводу того, что вчера какой-то хер моржовый замочил Чижика и Матадора. И теперь этого хера надо вычислить, отловить и долго пытать, собрав всех пацанов. А потом пропустить через прокатный стан. Сначала медленно до половины. Потом сходить пообедать. Покурить после этого. С телками потрахаться. И уж тогда обработать и вторую половину.

Следопыта, в отличие от Танцора, эти причудливые фантазии нисколько не развеселили. Следопыт был искренне рад, что в джипе затемненные стекла. И, следовательно, снаружи его не видно.

– Ты что, друг мой, спятил, – решил успокоить его Танцор, – ведь тебя же ни одна живая душа там не видела. Разве не так?

Следопыт согласился. И успокоился до такой степени, что решился выйти по малой нужде.

Когда вернулся, то застал Танцора пребывающим в глубоком раздумье, что с ним случалось нечасто. То есть, конечно, случалось, и довольно часто, но этот процесс был не столь акцентирован. Сейчас же он сидел, глядя в одну точку, что-то шептал, морщил лоб и шевелил бровями.

– Ты что? – изумился Следопыт.

– Да, понимаешь, они тут все про пытки говорят. И по всему видно, что они сильно продвинуты в этом деле. Что из этого может следовать?

– То, что они бандиты.

– Эт-та канешно! Но, мне кажется, это говорит ещё и о профиле данного предприятия. Я думаю, что в этом тихом домотдыхе профессионалы пытают людей.

– Зачем? Что, у них сотни клиентов, что ли?

– Вот именно! – воскликнул Танцор, видимо, найдя последнее логическое звено в цепочке. – К чему стремится всякое солидное производство? Каждое солидное производство стремится к разделению труда. Один завод делает, скажем, автомобильные двигатели. Другой завод, зачастую в другом городе, делает резину для колес. В третьем месте делают фары. И так далее. А потом всё это собирают. Причем частенько собирают уже в другой стране. Понял?

– Нет, – честно признался Следопыт.

– Ладно, давай говорить конкретно. У каждой банды, а их в Москве до хрена и больше, постоянно возникают проблемы вышибания информации. То есть надо допрашивать людей с применением пыток. Понятно, что с такой задачей справится далеко не каждый бандит.

– Ну, это сомнительно. Если бить как следует, то каждый заговорит.

– Не скажи, дорогой, не скажи. Вот, например, поймали человека и стали мудохать. Как следует. И спрашивают, где он спрятал три мешка бабла. Человек, конечно, понимает, что в любом случае в живых его не оставят. И вроде бы лучше все сразу рассказать, чтобы меньше мучиться.

– Ну, правильно, – недоуменно пожал плечами Следопыт. – Ты же себя и опровергаешь.

– Но! – Танцор поднял вверх указательный палец, – бывают разные варианты. Скажем, он называет место, они туда приезжают, а там его ребенок. Ну, пусть ещё и жена. Для комплекта. И они этого ребенка убивают. Легко ли такого человека расколоть? То-то и оно!

– Да, но есть же профессионалы. Я, конечно, не знаю точно, но, наверно, врач может многое из человека вытащить. Или гипнотизер. Или какой-нибудь патологоанатом, который знает, где нервы почувствительней и как до них добраться.

– Вот именно! И на этом можно сделать крутой бизнес. Принимать заказы по всему городу. И профессионально пытать. Может такое быть?

– Вполне, – согласился Следопыт. – Но, я думаю, тут могут быть и другие варианты. Судя вот по этой трубе, – Следопыт ткнул пальцем в дисплей, – эта фирма может работать и как крематорий. Бандитский крематорий. Все группировки привозят сюда отходы своего производства, а тут трупы сжигают. За деньги, конечно. Опять-таки получается разделение труда.