Снимающий говорит насмешливо, но в тоне слышится боязливое уважение.
- С какой стати мне об этом волноваться? - пожимает плечами Сэймэй. - Ты не в курсе, что Соби всегда держится поблизости? За своим Бойцом следи, если воспитать не смог!
- Да ладно тебе злиться!
- Я не злюсь. Я не выношу, когда лезут не в свое дело. И выключи свою игрушку - терпеть не могу эти съемки «на память».
Он уходит. Снова беспорядочные скачки камеры... Кто-то приветственно машет в нее рукой, кто-то, наоборот, отворачивается.
- Кого снимаешь? - спрашивает голос сбоку.
- Аояги и Агацуму. Ты не видел Соби?
- Пять минут назад в том конце зала.
Ничего не видно, темно, я вслушиваюсь в чужие голоса и прижимаю ладони к столешнице, чтобы не стучать по ней в нетерпении. Ну же, ну же?..
- Отлично, спасибо.
Оператор, видимо, пробирается в указанном направлении, но раньше, чем картинка фокусируется, я слышу его растерянное: «Вот черт…». Он, наверное, произнес это шепотом, но микрофон поймал и усилил звук.
- Что ж… - продолжает он после паузы, - оставлю. Захочет - сотрет.
И появляется изображение.
Вы у большого окна, друг напротив друга, падающий на лица вечерний свет позволяет видеть в подробностях. Сэймэй хмурится и тянет тебя к себе, запустив пальцы в волосы у виска. Ты не сопротивляешься - по крайней мере, внешне, - и не смотришь ему в глаза:
- Пожалуйста, отпусти меня.
- С какой стати? - Сэймэй хмыкает, - ты не в курсе, что я твой хозяин? У меня на тебя есть право Жертвы - а у тебя есть право мне подчиняться, а не возникать.
Я закусываю костяшки пальцев.
- Сэймэй, что я сделал? - спрашиваешь ты, все так же не поднимая взгляда. - За что ты на меня сердишься?
- Я не сержусь, - он дергает тебя за волосы, приближая губы к самым твоим губам. - Когда я сержусь, ты знаешь, все бывает иначе. Я просто не люблю, когда ты начинаешь изображать строптивую невинность.
Ты вскидываешь глаза - так резко, словно он дал тебе пощечину. Сэймэй отшатывается:
- Соби… ты что!
- Я не виноват, что Имя не появилось, - негромко говоришь ты. - Если ты хочешь так считать, можешь наказать меня. Твоя воля - закон для меня. Но… - ты смыкаешь пальцы вокруг запястья Сэймэя, освобождая волосы от его хватки, и я лишь теперь замечаю, что у тебя нет ушек, - унижать меня…
Сэймэй прищуривается:
- А чья вина? Мы единственная пара, у которой при выпуске нет Имени! Может, знаешь, как это исправить? Лучше бы у тебя оно появилось, а не уши отпали! Для меня это куда худшее унижение!
Ты улыбаешься. Я узнаю эту непроницаемую полуулыбку:
- У тебя есть и Имя, и ушки. У меня нет ни того, ни другого. Хочешь что-то сделать с этим - я подчинюсь.
Сэймэй хмыкает:
- Жалеешь, что я в тебя не влюблен? Но ты дорог мне, Соби. Хочешь, докажу, как именно ты мне дорог? Тебе понравится!
Ты вздыхаешь:
- Как прикажешь.
- Отлично, - Сэймэй белозубо улыбается.
Соби, клянусь тебе всем на свете, ты никогда не увидишь у меня такой улыбки.
Он отворачивается от окна и, видимо, обнаруживает наблюдателя, потому что делает шаг вперед:
- Твою мать, я же внятно сказал: выруби эту чертову камеру!»
Изображение гаснет.}
}Я откидываюсь на стуле, закрываю лицо руками. Наверное, потом Сэймэй решил все же сохранить эту съемку, раз она оказалась здесь. Но почему он с тобой так обращался? «Бывает так, что даже обладатели общего Имени не могут добиться, чтобы оно проступило у обоих»… Ты себя имел в виду? И как вы этого добивались?
Руки наливаются свинцовой тяжестью, когда я открываю второй видеофайл. Здесь всего минута.}
}Яркий день, в кадре снова вы оба - Сэймэй обнимает тебя за плечи и смеется, ты смотришь на него, приподняв бровь:
- Сэнсею не пришлась по душе твоя затея. Ты же знаешь, как он относится к подобным вещам.
- Не знаю и знать не хочу, - брат обрывает смех. - Это ты у него в любимчиках ходил. Меня на дополнительные занятия не приглашали!
- Но у нас с тобой были разные программы, - возражаешь ты. Сэймэй разворачивается и прищуривается, глядя тебе в глаза:
- А теперь общая. Так что не упоминай при мне Ритцу. Я этого не люблю. Понял?
- Да, - ты опускаешь голову.
- Скажи, чтобы я услышал!
- Да, господин, - повторяешь ты ровно. В тебе что-то изменилось - не знаю, что, но на предыдущей записи интонации были не такими.
- Вот и прекрасно… - Сэймэй проводит по твоему забинтованному горлу. - Зато теперь никто не усомнится в том, кому ты принадлежишь! Рад?
- Конечно.
- Молодец, - Сэймэй щелкает пальцами, - тогда едем ко мне. Немедленно.
- У тебя же родители дома?
- И Рицка тоже. Возражаешь?
Твое лицо спокойно:
- Как пожелает Сэймэй.
- Ты же сам хотел быть моим, - хмыкает брат на этот официальный ответ. - Пошли, я выключаю камеру.
Он исчезает из кадра. Последнее, что ловит объектив - ты задумчиво киваешь самому себе. А потом расправляешь плечи.}
}Всё, больше я не могу. Осталась папка с текстами, но ее просмотрю в другой раз. Я вынимаю диск, снова прячу его и прислоняюсь лбом к закрытой дверце шкафа.
Нацуо говорил, что все, чего ты хочешь - это подчиняться, и что Сэймэй с тобой не церемонился. Кио назвал тебя мазохистом. Ерунда… мазохисту нравится то, что с ним делают. А ты терпел - и Сэймэй видел, что ты терпишь… Что он сделал, чтобы дать тебе Имя?}
}Я подхожу к кровати, сажусь на край, поправив окончательно сползший плед. У тебя, наверное, есть домашние задания, и надо тебя разбудить. Только не представляю, как смогу встретить твой взгляд. Я не понял главного: ты любил его… так, как собирался любить меня, потому что это был его приказ, а он был твоей Жертвой… Или иначе?
Мысль нестерпима, я всхлипываю, без слез, но вслух. Слишком много впечатлений. Пожалуй, так больно было только в тот раз, когда я выяснил, что ты мне «завещан».
- Рицка? - ты просыпаешься мгновенно, как от толчка, и садишься на кровати. - Ты плачешь? Что такое?
- Ничего подобного, - я стараюсь сделать лицо как можно равнодушнее, но ты все равно осторожно обхватываешь ладонями мои плечи. От этой осторожности мне почему-то делается совсем тошно. - Пора вставать. Я обещал через три часа тебя поднять.