Мы с Грейс издали благодарные вздохи и ахи.

— Как долго вы вместе? — спросил я.

— Три недели, — ответил Брэндон, прежде чем прильнуть к Татьяне и поцеловать ее. Я обратил внимание, что Грейс смотрела на них довольно заинтересованно.

Я инстинктивно положил руку на оголенное бедро Грейс, где ее ночная рубашка немного задралась. Она меня не оттолкнула, но и не ответила на жест. Когда я продвинул руку выше, она махнула, чтобы я выпустил ее из кабинки. Она встала и затанцевала по пути в туалет, подпевая Джеймсу Брауну: «Прошу, прошу, прошу».

— Итак, Брэндон, что изучаешь?

— Музыку, но скорее в области записи и с деловой стороны. А ты?

— Фотография.

Он указал на фотоаппарат, лежавший на столе.

— Наверное, мне стоило догадаться.

— Кажется, вы с Грейс последние пару дней прямо-таки неразлучны, — произнесла Татьяна.

— Она в прямом смысле слова единственная, кого я здесь знаю. Я только что переехал в Нью-Йорк.

— Я имела в виду не это, — проговорила она с нотками юмора.

— Ну, а кто бы не захотел быть с ней?

— И то верно.

Как только Грейс вернулась, мы набросились на блинчики и разбавленные «Бэйлисом» ванильные коктейли, сама же Грейс подпевала каждой песне пятидесятых, которую узнавала. Я тем временем изучал ее движения, все ее мелкие привычки.

— Прежде чем съесть свою еду, ты ее нюхаешь, — сказал я со смехом.

— Что? Нет. — Она нахмурилась.

Татьяна рассмеялась, вторя мне.

— Ага, она так делает. Всего на какую-то долю секунды.

— Не делаю я так, — запротестовала Грейс.

— Поверь мне, это мило, — я подмигнул ей.

— Скорее неловко. Я так делаю с самого детства.

Я взъерошил волосы у нее на затылке.

— Говорю же, это мило.

Она смотрела на меня, улыбалась, а ее щеки были залиты румянцем.

Когда мы ушли из кафе, Татьяна и Брэндон попрощались и пошли в кинотеатр, находившийся в противоположном направлении.

— У тебя классные друзья, — сказал я.

— Ага. Они весь вечер были поглощены друг другом, а? Ну, наверное, им так хорошо.

— Подожди, прежде чем мы спустимся в метро, у меня есть одна идея. У меня здесь цветная пленка, — сказал я, указывая на висевший на моей шее фотоаппарат. — Хочу попробовать кое-что.

Я схватил ее за руку и потащил на лестницу, ведшую к переходу к наземной станции метро. Движение машин под нами было довольно быстрым. Я отвел Грейс на одну сторону перехода, а сам настраивал фотоаппарат, чтобы оставить его на другой стороне, закрепив ремнем. За ее спиной сверкали огни фар, в темноте подчеркивая ее силуэт. Подол ее розовой ночной рубашки развевался благодаря порывам легкого ветра.

— Я собираюсь поставить таймер и подбежать к тебе. Просто смотри в камеру и не двигайся. Скорость затвора будет очень медленная, чтобы выдержка была длинной. Попытайся не шевелиться совсем.

— Чего ты добиваешься? — хотела знать она, наблюдая за тем, как я ставил настройки.

— Огни дорожного движения будут позади нас и не в фокусе, потому что машины будут ехать беспрерывно, но, если мы будем стоять спокойно, то мы будем четкими, а с нами и дома на заднем плане. Должно получиться круто. Таймер поставлен на десять секунд. Ты будешь слышать все ускоряющееся тиканье, пока затвор не откроется, а когда это случится, то нам нужно быть неподвижными.

— Ладно, я готова.

Ноги Грейс были расставлены в стороны, словно она собиралась танцевать джаз. Я нажал на кнопку и побежал, чтобы встать рядом с ней. Не глядя на нее, я схватил ее за руку и сфокусировался на линзе фотоаппарата. Когда таймер ускорился, я почувствовал, что она смотрела на меня. И в последнюю секунду я посмотрел на нее в ответ. Затвор открылся, и я произнес, не шевеля губами:

— Стой смирно.

Она захихикала, но продолжала смотреть на меня. Ее широко раскрытые глаза слезились из-за ветра. Три секунды, казалось, не так и долго, но, когда ты смотришь кому-то в глаза, этого достаточно, чтобы дать молчаливое обещание.

Как только затвор закрылся, Грейс выдохнула и разразилась смехом.

— Я думала, прошла вечность.

— Разве? — спросил я, все еще не отводя взгляда. Я мог бы смотреть на нее всю ночь.

На обратном пути к общежитию от метро мы разделили половину косяка.

— У тебя было много парней в старшей школе?

— Нет. Не было времени. Когда мне исполнилось шестнадцать, пришлось найти работу, чтобы купить машину, на которой я бы ездила в школу.

— Где ты работала?

— В «Хаген Дац»³ в торговом центре.

— Вкуснятина.

— Ну, поначалу было ужасно, потому что я набрала около четырех с половиной килограммов, а потом заболела, переев мороженого с ромовым изюмом. После этого я его не переваривала. Я проработала там три года до самого выпуска. У меня до сих пор приличный бицепс от зачерпывания мороженого. Я вся несимметричная.

Она напрягла руку, чтобы продемонстрировать мне мускулы. Я стиснул ее тоненькую руку пальцами, и она выдернула ее из моего захвата.

— Придурок.

— Руки-макароны.

— Я любитель. Ну-ка, покажи свои.

Я напряг руку. Она своей маленькой нежной рукой даже не смогла сдавить мою.

— Чувак, да это впечатляет. Чем занимаешься?

— У меня были настенные брусья. И это все, правда. И еще в Лос-Анджелесе я часто занимался серфингом.

— Скучаешь?

— В основном по серфингу.

Она на мгновение замолчала.

— Черт, который час?

Я взглянул на часы.

— Девять пятнадцать. А что?

— Я хотела вернуться к половине десятого.

— И что случится в половине десятого?

— Это прекрасное платье превратится в мешок. — Она обернулась вокруг своей оси. Я схватил ее и закинул на плечо. — Боже мой, опусти меня на землю!

— Нет уж, принцесса. Я верну тебя к девяти тридцати!

Я ворвался в двери общежития и пробежал по лестнице, пока Грейс висела на моем плече и колотила меня по заднице. Я услышал, как кто-то позади произнес:

— Чувак, эта девица — трата времени.

Я поставил Грейс на пол у ее двери, бросил взгляд на часы и поднял руку вверх.

— Девять тридцать, детка.

Она дала мне «пять».

— Ты смог! Спасибо, приятель.

Я посмотрел за спину Грейс и увидел там едва одетую девушку в джинсовой мини-юбке и в туфлях на высоких каблуках. Грейс обернулась, чтобы проследить за моим взглядом, и когда она снова посмотрела на меня, я невинно улыбнулся ей.

— Тебе нравятся такие? Это твой тип?

Я прислонился к ее двери и скрестил руки на груди.

— Да нет.

— Ты в Лос-Анджелесе был бабником?

— Да нет же.

— Сколько девушек у тебя было? — Выражение ее лица было абсолютно серьезным.

— Это вопрос с подвохом?

— Мне просто любопытно, потому что ты симпатичный парень и…

— А ты красивая. Это значит, что у тебя было много парней?

Она фыркнула.

— Ладно, не отвечай на вопрос.

— У меня было несколько девушек, Грейс. Не много.

— А ты был когда-нибудь с девственницей?

Я откинул голову и обратил внимание, что ее губы дрожали, а глаза расширились, и в них читалась решительность.

— Нет. Я никогда не был с девственницей, — ответил я.

Я опустил голову, чтобы встретиться с ней взглядом, но она сразу же посмотрела вниз, на свою обувь. Я был близок к тому, чтобы спросите ее, была ли она девственницей, но уже знал ответ и не захотел смущать ее.

— Ну, я лучше пойду порепетирую, — сказала она.

— Подожди секундочку. — Я убежал в комнату и порылся там, чтобы вернуться с альбомом Pixies — «Surfer Rosa and Doolittle». — Это великолепный альбом, один из моих любимых. Седьмой трек выше всяких похвал.

Она прочитала содержание.

— «Where is my mind»? (Прим. пер.: буквально «Где мой разум?»)

— Это первый.

— Круто. Спасибо, Мэтт. Эй, завтра после лекций… — она колебалась, — я собираюсь позаниматься на крыше.

— Ага.

— В общем… Хочешь присоединиться? Мы можем послушать музыку.

— Конечно, давай.