— Твое здоровье.

Я начал чувствовать головокружение, почти опьянение. Перед глазами возникала чернота, тянущаяся с разных сторон.

— Лучшее свидание на свете, — проговорил я нечетко, поднимая свою упаковку с соком.

Она ухмыльнулась, но в ее глазах была жалость.

— Разве кто-то говорил о свидании?

Я безразлично пожал плечами.

— Давай договоримся. Если ты не вырубишься, я позволю сводить меня на настоящее свидание, — произнесла она, прежде чем все погрузилось во тьму.

Очевидно, нашатырь сработал. Я открыл глаза и увидел наклонившуюся надо мной медсестру, похожую на Джулию Робертс из фильма «Мистическая пицца». Ее кустистые брови сошлись на переносице, а пышные волосы подпрыгивали, когда она говорила.

— Ты в порядке, дорогой?

Я кивнул.

— Думаю, да. Почему вы перевернуты?

Она улыбнулась.

— Кровать может отклоняться, если ты отключаешься, чтобы мы могли поднять твои ноги выше уровня твоего сердца.

Мне было не по себе.

— Спасибо, милая. Ты спасла меня.

— Без проблем, милый, — усмехнулась она.

Я посмотрел в другой конец комнаты, где была Грейс, которая казалась вялой.

— Ты в порядке? — спросила она тихо. Я кивнул.

Когда они убрали иглу и нагрузили меня сладкими закусками, медсестра помогла мне встать.

— Можешь оставаться здесь, сколько понадобится, — убедила она меня.

— Со мной все нормально. Просто хочу сесть вон там, рядом с подругой.

Я прошаркал к Грейс, ставшей бледной и уставшей. Сев на стул рядом с ее кроватью, я заметил, что ее руки и ноги покрыли мурашки. Когда она устраивалась на подголовнике поудобнее, платье задралось до бедер. Она заметила мой взгляд и смущенно потянула подол платья вниз.

— Эй, — возмутился я, изучая оборудование с колесиками и трубками. Выглядела эта штуковина как изобретение Вилли Вонки.

— Себе эйкай, — ответила она низким голосом.

— Ты в норме?

— Ага, только устала и замерзла. — Она закрыла глаза, а я встал и начал растирать ее руки своими руками.

Едва приоткрыв глаза, она одарила меня почти незаметной улыбкой и прошептала:

— Спасибо, Мэтт.

Когда пришла медсестра, я тотчас же привлек ее внимание.

— Простите, сестра. Она замерзла и выглядит измотанной.

— Это нормально. Я принесу ей одеяло, — ответила она, указывая на ближайший стул.

Я сорвался с места и схватил его еще до того, как медсестра успела развернуться. Я накрыл Грейс до самой шеи, после чего подоткнул одеяло по бокам, чтобы она была полностью в коконе.

— Идеально, — пробормотал я. — Буритто-Грейс.

Она тихонько рассмеялась и снова закрыла глаза.

Я вернулся на стул и стал наблюдать за своим новым другом. На ней был минимум макияжа, если вообще был. У нее длинные ресницы, безупречная кожа, а пахло от нее сиренью и детской присыпкой. За то время, что знал ее, я мог сказать, что хоть она и смотрела на мир трезво и здравомысляще, мне без труда удалось понять — она до трогательного ранима и по-детски невинна. Это крылось в ее глазах и скромных жестах.

Осматривая комнату, я заметил людей, которые были похожи на бездомных, а в углу увидел одного очень неопрятного человека, очевидно, пьяного и расстроенного тем, что в корзине с закусками больше не осталось печенья «Орео».

Откинув голову на спинку, я позволил себе закрыть глаза и задремать под звук находившегося прямо надо мной агрегата, отделявшего тромбоциты Грейс и закачивавшего кровь обратно в ее тело. Мне стало интересно, как часто она проделывала эту процедуру стоимостью пятьдесят долларов.

Без понятия, сколько я проспал, прежде чем моего плеча деликатно коснулась чья-то рука.

— Мэтти, давай же, идем.

Я открыл глаза и посмотрел вверх, на розовощекую и улыбающуюся от уха до уха Грейс. Она протягивала мне двадцать пять баксов.

— Круто, да? — Кажется, она пришла в норму и чувствовала себя абсолютно уверенно. Ее тело пересекали маленькие ремешки сумки. — Подать руку? — Она протянула мне руку.

— Не-а. — Я вскочил с кресла. — Чувствую себя на миллион баксов.

— Выглядишь так, будто до миллиона тебе не хватает четверти сотни.

Из ее тугой прически выбилась прядь. Я потянулся, чтобы заправить волосы ей за ухо, но она резко дернулась.

— Я просто хотел…

— Ой, прости. — Она приблизилась, и на этот раз, когда я потянулся, она позволила мне сделать этот жест.

— Ты хорошо пахнешь, — сказал я. Она была всего в нескольких дюймах от моего лица и смотрела прямо на меня. Ее взгляд был направлен на мои губы. Я облизал их и сделал еще один шаг к ней. Она же отвернулась, смотря в сторону.

— Готов?

Я не почувствовал себя отвергнутым. Вместо этого ее сомнение подогрело мой интерес еще больше. Мне было любопытно.

— Такое впечатление, что там побывало немало наркош, — заговорил я, как только мы вышли наружу. — Как думаешь, они используют эту кровь?

— Не знаю. Никогда даже не думала об этом.

Солнце было высоко, чирикали птички, а Грейс стояла, застыв и опустив голову, и смотрела на шеренгу муравьев, державшую свой путь к мусорному баку.

— Чем хочешь заняться? — спросил я.

Она подняла взгляд.

— Хочешь намутить травки и погулять на Вашингтон-Сквер?

Я рассмеялся.

— Я уж думал, ты не спросишь.

— Идем, наркоша. — Она сжала мою руку, и мы пошли. Спустя квартал она попыталась выдернуть свою руку из моей, но я ее не отпускал.

— У тебя такие маленькие руки, — сказал я.

На углу, ожидая сигнала светофора, чтобы перейти дорогу, она-таки подняла свою руку и вытянула перед собой.

— Ага, только костлявые и уродливые.

— Мне они нравятся. — Когда загорелся светофор для пешеходов, я снова взял ее за руку и обратился к ней: — Вперед, скелетон. Идем.

— Смешно.

Весь остаток пути она не выдергивала свою руку из моей.

Мы сделали остановку у общежития для старшекурсников, чтобы я схватил фотоаппарат. Грейс прихватила одеяло и тончайший косяк из всех, что я видел. По пути к выходу Дарья, наш наставник, остановила нас у регистрационного стола.

— Куда вы двое направляетесь?

— В парк, — ответила Грейс. — А что ты здесь делаешь?

Дарья закинула последний кусочек рыбной палочки в рот.

— Сегодня многие въезжают. Мне нужно наблюдать. С тем же успехом я могу просто сидеть, ничего не делая. Кстати, я бы хотела поговорить с тобой, Грейс. Игра на виолончели по ночам может быть довольно громкой. Первые несколько дней это не вызывало беспокойства, пока здесь никого не было, но…

— Я не возражаю, а я прямо за ее стенкой, — встрял я.

Грейс повернулась ко мне и неистово закачала головой.

— Ничего. Все нормально. Я прекращу, Дарья.

Мы развернулись и вышли из корпуса.

— Дарья похожа на мужика, а? На Дэвида Боуи или кого-то типа того, да?

Она состроила гримасу.

— Ага, вот только Дэвид Боуи выглядит как женщина.

— Это точно. Может, тебе стоит выучить некоторые его песни, чтобы порадовать Дарью.

— Ага, может, и выучу.

В парке она устроилась на одеяле рядом с большим сикомором, спиной опершись о ствол дерева. Я лежал на животе лицом к ней. Наблюдал, как она раскурила косяк, вдохнула и передала самокрутку мне.

— Не думаешь, что здесь, на открытом месте, мы попадемся?

— Не-а, я прихожу сюда постоянно.

— Одна?

— Здесь тусуется куча людей из музыкального отделения. — Она сделала долгую затяжку, после чего подняла взгляд, испугалась и начала разгонять дым. — Вот дерьмо.

— Что? — Я развернулся и увидел направлявшегося к нам мужчину, которому было чуть за тридцать. На нем были брюки цвета хаки, а волос на его голове сильно поубавилось. — Кто это? — спросил я, выхватывая косяк и отбрасывая его в сторону.

— Это Дэн, то есть, профессор Порндел. Один из моих преподавателей по музыке.

— Ты называешь его Дэн?

— Он попросил. Не думаю, что ему нравится его фамилия.

— Да не может такого быть.

Она нервно смела траву со своих колен и села прямо. Я повернулся на бок, подперев голову рукой, и посмотрел Грейс в лицо. Мы скурили совсем небольшую часть косяка, а она уже была под кайфом. Ее глаза были сужены, белки покраснели, а ее ухмылка казалась маниакальной. Конечно же, я расхохотался.