– Похоже, вы хромаете, милорд, – заметила она.

– Три предыдущих дня мне успешно удавалось скрывать хромоту, – с улыбкой отозвался он, – поэтому я не заслуживаю столь суровой критики.

– Полагаю, причина хромоты – рана, полученная в бою?

– Разумеется! Уверяю, меня ранили во время сражения.

Губы девушки растянулись в полуулыбке.

– Стало быть, вы герой? – насмешливо осведомилась она.

– Не совсем...

– Лорд Веллингтон иного мнения, – с вызовом возразила она.

Заулыбавшись, Ник отрицательно покачал головой, медленно приближаясь к ней.

– Что же это было – безрассудство? Или неслыханная храбрость? – допытывалась она.

– Спорный вопрос, – уклончиво ответил Ник.

Он остановился прямо перед ней, их глаза оказались почти на одном уровне. Мгновение они смотрели друг на друга в упор, а затем Мэри коснулась пальцами золотистых завитков на его виске. Поймав руку девушки, Ник поднес ее к губам.

Его губы медленно прошлись по ее тонким пальцам, испачканным соком ягод. Мэри положила свободную руку на плечо Ника, лаская большим пальцем ткань мундира и постепенно продвигаясь к шее. Наконец ее ладонь легла ему на затылок, и пальцы запутались в светлых шелковистых прядях волос.

Ник выпустил руку Мэри, взял ее за талию и снял со ствола, не встретив сопротивления. Она обвила обеими руками его шею, губы ее невольно приоткрылись, и его язык уверенно проскользнул между ними в интимной ласке.

Поцелуй был долгим и неторопливым. Несмотря на ранение, Стэнтон без труда удерживал Мэри на весу, и девушка доверчиво прижималась к его мускулистому телу. Наконец ее маленькие, как у ребенка, туфельки коснулись носками земли. Губы по-прежнему были сомкнуты в поцелуе, как будто и не собирались расставаться никогда. В конце концов Мэри прервала поцелуй, сжав лицо Ника ладонями.

– Признайтесь, вам отказали?

Ник с улыбкой покачал головой.

– Не надейся понапрасну, Мэри. Сейчас нужен каждый опытный офицер, каждый воин. Я же объяснял тебе перед отъездом!

– И вы убедили их в том, что годитесь для воинской службы!

– Сказать по правде...

– Сказать по правде, вы умолчали о больной ноге, – с упреком перебила она.

– Мое предложение восприняли с радостью. Подозреваю, меня бы взяли, даже будь я одноногим, – пояснил Ник, продолжая улыбаться. – Мэри, душа моя, не сердись! Мое место там, среди моих товарищей. В полку. Я должен быть рядом с ними.

– Нет! – горячо прошептала она. – Я не отпущу вас снова в этот ад! – Но ее слова были встречены молчанием. Ни ответа, ни утешений. Мужчинам положено воевать, женщинам – плакать. – Сколько времени у нас осталось? – смирившись, спросила она и увидела, как губы Ника сжались.

– Три часа, нет, чуть меньше. Я должен еще сменить коня, забрать вещи из замка, попрощаться с Чарлзом и отцом – на случай, если... – Заметив боль в ее глазах, внезапно наполнившихся слезами, он замолчал. – Я вернулся сразу, не медля ни минуты. Но еще до рассвета мне надо быть в Лондоне, чтобы успеть к отплытию корабля.

– Но ведь вы только что приехали! Не может быть, чтобы...

– У нас в запасе всего три часа, Мэри, – напомнил он, касаясь губами тоненькой голубой жилки на ее виске. – Неужели мы потратим их на спор?

– Нет, – прошептала она, подставляя губы и запуская пальцы в золотистые кудри. – Нет, – повторила она, когда он наклонил голову, чтобы завладеть тем, что принадлежало ему сейчас. И всегда будет принадлежать.

Ник вынул плащ из седельной сумки и расстелил его на траве. Они лежали рядом, глядя в вечереющее небо, едва различимое среди ветвей над головами. Он снял мундир, а пальцы Мэри давно отыскали пуговицы рубашки. Она медленно расстегивала их, одну за другой, лаская губами каждый дюйм обнажающейся груди. Наконец ее рот достиг гладкой кожи его живота и полоски светлых волосков, уходящих под пояс панталон.

Его дыхание участилось, но он не стал протестовать, когда губы Мэри добрались до еще не изведанных территорий. Пальцы Ника запутались в водопаде ее темных волос. Измученный сладостью ее губ, он был уже не в состоянии думать, не хотел знать и помнить ни о чем, кроме одного – что рядом с ним Мэри. Нику казалось, что он любил ее всю жизнь, и виной тому была вовсе не нежность ее поцелуев. Любовь проснулась в нем в ту минуту, когда он впервые увидел Мэри.

В то воскресное утро он отправился в церковь только по настоянию отца, недовольного тем, что после возвращения из Испании его сын ни разу не покидал поместья. Ника же стесняли костыли, сочувственные взгляды жителей деревни и расспросы о его подвигах.

Вместе с отцом Ник занял место на их семейной скамье прямо напротив кафедры. Он сидел, не поднимая глаз и борясь с унижением, вызванным непривычной неуклюжестью. Лишь когда отец толкнул его локтем в бок, Ник обвел прихожан взглядом и увидел Мэри.

Сидя в первом ряду, она с благоговейным восторгом слушала проповедь своего отца, не подозревая, что привлекла внимание младшего сына герцога Вейла. Такое с Ником Стэнтоном случилось впервые. Возможно, именно равнодушие Мэри и послужило причиной внезапно вспыхнувшего интереса к девушке.

Затем уже Ник разглядел красоту синих глаз, окаймленных длинными темными ресницами, поразительную чистоту и нежность кожи, блестящие пряди темно-каштановых волос, аккуратно уложенных под скромной воскресной шляпкой. Ник Стэнтон, самый желанный холостяк любого светского сезона, до этого успешно избегавший брачных уз, пал жертвой чар простой деревенской девчонки, дочери викария.

Мэри Уинтерс не проявила к молодому лорду ни малейшего интереса. В сущности, она даже не подозревала о том, что прославленный подполковник лорд Николас Стэнтон соблаговолил этим утром посетить скромную приходскую церковь ее отца.

Прошло несколько недель, и отец уже счел постоянные посещения Ником церковных служб подозрительными. Герцог начал всерьез опасаться, что причиной небывалого религиозного рвения его сына стала недавняя рана.

Правда, вскоре герцог Вейл понял, что произошло событие, более свойственное темпераменту Ника. Стоило ему лишь обратить лорнет в ту сторону, куда неотрывно смотрел сын, как он обнаружил, что предметом поклонения раненого героя было вовсе не обещание небесного рая, а нечто более материальное и приземленное – то, что способно было причинить гораздо больше бед. Строго поговорив с сыном, герцог получил неожиданный ответ:

– Ухлестывать за этой девушкой? – недоверчиво переспросил Ник, не понимая опасений отца. – Боже милостивый, сэр, взгляните на нее! Кто осмелится ухлестывать за Мэри Уинтерс?

Разглядев в синих глазах дочери викария чистоту помыслов и трезвый ум – качества, не ускользнувшие от внимания лорда Стэнтона, – герцог был вынужден согласиться с сыном.

– Мэри... – прошептал Ник. Это была скорее мольба, чем протест. Но ее губы помедлили всего один миг. Почувствовав, что она отстранилась, Ник крепко зажмурился, понимая, что Мэри поступает разумно.

За три года сражений на Пиренейском полуострове он слишком многое узнал и теперь ясно понимал, что, возможно, видится с Мэри в последний раз. Ему предстояло вернуться в полк. Им было отпущено всего три часа, и в нежных прикосновениях ее неопытных рук и сладких губ время неслось незаметно, таяло, как снег под лучами весеннего солнца.

Закрыв глаза, он лежал, прислушиваясь к звукам приближающегося вечера – воркованию голубей, шелесту ветра в листьях над головой – и изо всех сил пытался подчинить своей воле мятежное тело.

– Ник... – негромко позвала Мэри. Ее голос доносился откуда-то сверху. Он открыл глаза и, понимая, что совершает ошибку, не сумел вновь зажмуриться, отказаться от ее щедрого дара.

Мэри опустила лиф платья и нижнюю кофточку, придерживая их у груди. Пятна ягодного сока на ее пальцах контрастировали с нежной белизной кожи. Она смотрела на Ника без улыбки, спутанные кудри рассыпались по ее беломраморным плечам.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: