Мэри Уинтерс держала в объятиях хрупкое, как тростинка, тело Абигейл Трейвик, когда та испустила последний вздох. Здоровье у нее отняли слишком частые выкидыши и опухоль, словно в насмешку выросшая у нее в чреве вместо ребенка, о котором так мечтала Абигейл. Единственным исходом этого роста могла быть смерть.

Абигейл Трейвик, давно ставшая немощной, а перед смертью лишенная возможности даже встать с постели, умерла так, как жила – тихо, в обществе Мэри Уинтерс и светловолосого мальчика, который часами просиживал у нее в ногах на одеяле.

Втроем они потихоньку болтали и смеялись, замолкая сразу же, как только мистер Трейвик возвращался из своих частых деловых поездок. Мэри с мальчиком удалялись в уют натопленной детской, спасаясь от звуков, всегда сопровождавших возвращение хозяина.

– Мне нужна жена, Мэри, а мальчику – мать. Тебе решать, хочешь ли ты занять это место.

Ему нужна женщина, способная удовлетворить потребности его плоти, и не какая-нибудь, а именно она, Мэри! Об этом она давно уже догадалась. Впервые Трейвик стал оказывать бесстыдные знаки внимания еще до смерти жены – словно невзначай касался ладонью руки Мэри или бедра, призывно улыбался, окидывал ее жадными взглядами.

Однако он не прекращал супружеские визиты к Абигейл – даже тогда, когда она окончательно исхудала и лежала изможденная и бледная. Мэри знала, что происходит во время этих визитов, видела свидетельства его страсти – темные пятна на теле умирающей женщины, о которой она заботилась, нежно омывая истощенные руки и ноги и одевая ее в красивые ночные рубашки перед очередным приездом мужа.

Наконец, когда Мэри собралась с духом и задала давно мучивший ее вопрос, Абигейл отвела глаза.

– Он мой муж, – негромко ответила она. – Таков мой долг. Я не могу отказать ему, Мэри. Это его право.

Мэри Уинтерс кивнула, заботливо укрывая тонкую, как соломинка, руку теплым одеялом.

– Ты же знаешь, Мэри: стоит мне подать знак – и от желающих не будет отбоя, – напомнил Трейвик, заставляя ее вернуться в настоящее, к вопросу, на который она не могла ответить согласием.

Он говорил правду. Трейвик был состоятельным торговцем, еще не старым, рослым, крепким. Брак с ним для старой девы Мэри Уинтерс, по мнению окрестных жителей, был бы блестящей партией. Даже багровое лицо Трейвика и его рачьи глаза грязноватого оттенка не отпугивали женщин, горевших желанием стать хозяйкой дома, в который Мэри вошла шесть с лишним лет назад.

За эти годы бразды правления постепенно перешли из хрупких пальцев Абигейл Трейвик в сильные руки Мэри. И теперь она не могла даже представить себе, что здесь появится другая женщина. Немыслимой ей казалась и необходимость воспитывать мальчика вместе с другой женщиной. Вряд ли между новой женой Трейвика и Мэри установится дружеское взаимопонимание, как это было при Абигейл.

– Можешь уйти или остаться. Тебе решать, Мэри, – продолжал Трейвик. – Это твое право. Но если ты предпочтешь остаться, тебе придется стать моей женой, иначе...

– Я должна уйти? – с ужасом переспросила Мэри. Неужели он хотел сказать, что...

– Вряд ли другая женщина захочет делиться с тобой своими обязанностями по дому, как делала Абигейл. Ты же знаешь, ее здоровье оставляло желать лучшего, но другая...

Он не договорил: намек был ясен – без слов. Любая другая женщина наверняка пожелает стать в доме полновластной хозяйкой и взять на себя не только домашние хлопоты, от которых Мэри отказалась бы с радостью, но и воспитание ребенка.

– А как же Ричард? – осмелилась спросить она. Этот вопрос тревожил ее больше остальных. Она увидела, как толстые губы Трейвика растянулись в понимающей улыбке.

– Неужели ты думаешь, что я забыл про Ричарда, Мэри?

– Даже если вы женитесь вновь, Ричарду понадобится гувернантка. Молодой жене вряд ли захочется самой воспитывать ребенка от предыдущего брака.

– Особенно если у нее будут свои дети, – добавил Трейвик.

Об этом Мэри не подумала. Все эти годы она знала, что находится во власти Трейвика, и вместе с тем понимала, что Абигейл Трейвик никогда не произведет на свет сына, о котором мечтает ее тщеславный муж.

Супруги Трейвик поженились за пять лет до того, как в их доме появилась Мэри. За это время на кладбище выросло восемь холмиков с надгробными камнями, на которых была начертана фамилия Трейвик. Малыши рождались мертвыми, но каждый раз, вынашивая их, Абигейл расцветала от счастья, уверенная, что уж на этот раз она подарит мужу долгожданного наследника. Навязчивое желание Трейвика иметь сына, который унаследовал бы его фамилию, стало спасением для Мэри.

– И кроме того, – продолжал он, – Ричард уже подрос. Пора отправлять его в школу.

– Он еще ребенок, – возразила Мэри, но тут разгадала намерения хозяина: избавиться от мальчика, которого он согласился назвать своим шесть лет назад, и заменить его родным теперь, когда смерть больной жены развязала ему руки. Мэри могла бы стать его новой женой и родить ему сыновей, а заодно позаботиться и о Ричарде, но...

– Решай, Мэри. Ты согласна стать моей женой и по-прежнему жить здесь, в этом доме, который ты наверняка привыкла считать своим? Согласна заботиться о Ричарде как о родном сыне?

В последнем вопросе вновь прозвучал саркастический намек. Упоминать об истине вслух было незачем – оба знали о ней. Мэри отдала Трейвику своего сына, а взамен он позволил ей жить в этом доме, заботиться о ребенке и женщине, которая охотно поверила, что ей наконец-то удалось выносить и в положенный срок родить живого малыша.

Абигейл Трейвик питала к Ричарду безграничную материнскую любовь, но была, достаточно великодушна, чтобы делиться «своим» сыном с тоненькой молчаливой девушкой, которая поселилась под крышей ее дома и со временем стала ее единственной подругой.

– Вы же знаете, я не могу оставить Ричарда, – произнесла Мэри.

– Тогда и думать не о чем. Я буду снисходительным мужем, Мэри. Ты же знаешь, Абигейл не заслуживала лучшего обращения.

Мэри вспомнились громадные синяки и шум, который иногда долетал до ее комнаты. Почему она все-таки колеблется? Ведь ей и без того пришлось пожертвовать слишком многим. Осталось лишь капитулировать физически. Мэри охотно вынесла бы любые муки, только бы защитить своего ребенка. Достаточно было просто молчать, чувствуя, как в темноте над ней нависает тело Трейвика...

И вместе с этой мыслью к ней вернулись воспоминания о лесной поляне, о красивом и сильном теле человека, которого она любила целую вечность назад. О полутемной часовне, где она произнесла клятву, соединившись с ним вечными узами.

– Не могу... – прошептала она.

Рука Трейвика с тупыми короткими пальцами вдруг легла на щеку Мэри. Ладонь была мягче, чем ее руки, давно загрубевшие от грязной работы. Но Мэри и в голову не приходило роптать на судьбу: она была благодарна уже за то, что у нее и мальчика есть еда, теплая одежда и крыша над головой, защита и от зимнего ветра, и от жестоких сплетен. Трейвик не скупился: несмотря на свою неотесанность, он исправно выполнял условия сделки.

– Подумай хорошенько, Мэри, – посоветовал он, медленно проводя пальцами по гладкой белой шее до плеча, вкрадчиво касаясь большим пальцем груди.

Мэри с трудом сдерживала дрожь. Заметив это, Трейвик понимающе улыбнулся.

– Как следует подумай о том, чего ты хочешь. И о том, чем ты согласна пожертвовать. Ричард вряд ли сумеет свыкнуться с суровыми школьными порядками. Их не всякий выдержит. Я даже слышал о ребенке, который повесился. Говорят, он был слишком впечатлительным. Но если бы у Ричарда появились братья, пожалуй, я согласился бы нанять домашнего учителя.

Мэри молчала, смело глядя в глаза Трейвику и покорно принимая его ласки. Очередная улыбка хозяина показалась ей зловещей.

– Не забудь подбросить дров в камин, Мэри, – напомнил он и грубо сжал ее плечо.

Затем он взял с буфета хрустальный графин с портвейном. Не оборачиваясь, она слушала, как его шаги затихают вдалеке, у двери комнаты, которую прежде занимала Абигейл.