В се думали, что инициатором побега была я. Ну и пусть — мне всё равно. В конце концов, не выдавать же Алису! К чему ей неприятности?

А вот меня они словно ждали… Уж вы мне поверьте! Большие-пребольшие…

Мама ужасно рассердилась. При родителях подруги она сдержалась, но зато, как только мы добрались до дома, снова стала трясти меня и кричать. Её лицо вплотную приблизилось к моему… она брызгала слюной… Маме хотелось увидеть слёзы раскаяния, но, заскрежетав зубами, я лишь нагло на неё посмотрела. «Рёва не дождёшься, ни слезинки не пророню… По крайней мере в твоём присутствии».

Мне не было стыдно.

Вот бы сбежать куда подальше и насовсем!

Мама отправила меня в свою комнату. Я легла на кровать и уткнулась лицом в подушку. Потом пришёл папа, сел рядом и неуклюже погладил меня по спине:

— Ну хватит, Джем! Не плачь!

— А я и не плачу, — хрипло ответила я, не отрывая лица от подушки.

— Понимаешь, дружок, мама слегка перегнула палку, но ты нас сильно напугала! Мы чуть с ума не сошли, когда позвонила миссис Маквити и сказала, что вы одни бродите по городу и направляетесь к станции…

Предатель Печенюга! Наябедничал! Как же Алиса была права! Мне хотелось заткнуть его мерзкий болтливый рот всяким печеньем — песочным, с апельсиновой начинкой, шоколадным… вафлями, заварным кремом, липкими сандвичами, леденцами, слабительным… Чтоб он подавился!

— Тебе не приходило в голову, как опасно убегать из дома? Две маленькие девочки, и совсем одни!

Папа вздрогнул, и кровать под ним заходила ходуном.

— Ведь все что угодно могло случиться! Пообещай никогда больше никуда не убегать! Ты меня слышишь?

Мне не хотелось его слушать. Я закрыла уши руками. Посидев ещё немного, он тихо вышел.

Я лежала, уткнувшись головой в подушку. Потом услышала, как папино такси отъехало от дома, и подбежала к окну. Мама с вытянутым лицом сидела на заднем сиденье.

Отчаянно забарабанила по стеклу:

— Вы едете к Алисе? Пожалуйста, возьмите меня с собой! Я же с ней не попрощалась!

Мама с папой даже не взглянули в мою сторону. Такси отъехало. Я с шумом выскочила из комнаты, но на лестничной площадке меня схватил Кэллум.

— Пусти! Мне надо к Алисе! — кричала я.

— Нельзя, Джемма! Ты себя скомпрометировала, сама знаешь. Хватит брыкаться, сестрёнка! Ой! Не лягайся! Я же на твоей стороне!

— Тогда отведи меня к ней! Отвези на своём велосипеде! Кэллум, ну пожалуйста!

— Послушай, тебе не разрешат повидаться с Алисой, даже если я тебя приведу. Её родители чуть с ума не сошли, когда узнали, что вы обе пропали. Слышала бы ты, что они говорили!

— Не понимаю, что на них нашло! Им на нас наплевать! Иначе бы они нас не разлучили! — сказала я, перестав брыкаться. — Никому нет дела до нас с Алисой! Чихать им на наши переживания! Представь, что тебе бы не разрешили встречаться с Айешей!

— Ну, это другое…

— А вот и нет! Вот и нет! — воскликнула я, сжав кулаки и колотя его в грудь. — Ты думаешь, мы ничего не чувствуем только потому, что мы дети!

— Ладно, ладно, не заводись! И перестань драться!

Он схватил меня за руки. Я прицелилась, чтобы как следует заехать ему ногой по голени, но лишь легонько стукнула носком кроссовки. Знала, что Кэллум прав. Проку от него мало, но он на моей стороне.

Джек держался в стороне. Он терпеть не может суеты. Но когда я вернулась к себе в комнату, меня пришёл навестить Бешеный Лай. Он забрался рядом со мной на кровать и стал нежно меня облизывать. Нельзя сказать, что было очень приятно, — несмотря на то что Джек без конца его моет и чистит ему зубы, от него всё равно чем-то пахнет. Как бы то ни было, пёс изо всех сил старался меня утешить.

Потом я услышала, как вернулось такси. Хлопнула передняя дверца. Раздались шаги, и по полу зацокали мамины высокие каблуки — цок-цок-цок. Настежь распахнув дверь и прижав к себе мятое канареечное уродство, она встала на пороге. Потом бросила платье мне на кровать.

— Надеюсь, ты удовлетворена, юная леди! Вечеринка сорвана. Пришлось вызвать доктора, потому что у мамы Алисы не прекращалась истерика. Гости в недоумении разошлись по домам и оставили после себя пятьдесят бифштексов, пятьдесят недоеденных цыплят и пятьдесят печёных картофелин… Всё коту под хвост! Плюс пудинги, вишнёвый творожный торт, тирамису и миссисипский пирог…

— Принесла бы чего-нибудь домой!

Я не собиралась вредничать. Просто было жаль восхитительной еды, отправленной на помойку. Подумаешь! Жалкая мысль о голоде — лишь капля по сравнению с Ниагарским водопадом слёз, которые ещё прольются после неминуемого расставания с подругой! Мама меня не поняла.

— Ты невероятная эгоистка и жадина, Джемма Джэксон! Не представляю, как у меня могла вырасти такая дочь! Как в такую минуту можно думать только о себе и своём маленьком толстом пузе?! — закричала мама.

— Я и не думала о своём животе! Как он может быть одновременно маленьким и толстым? Ничего не понимаю! — закричала я в ответ.

И зря.

Мама заставила меня сидеть в своей комнате и не позвала к чаю. Обед я уже пропустила — да она решила меня голодом заморить! Ладно, знаю, что наелась шоколада, чипсов и зефира, которые купила Алиса, но я же только заморила червячка!

Погружённая в горестные раздумья, я лежала на кровати, и рот наполнялся слюной от запаха еды, готовящейся внизу. Ветчина… Чудесная, скворчащая ветчина с хрустящей корочкой! В животе урчало, я сжала его руками. Теперь он не казался толстым. Меня морили голодом, собираясь превратить в скелет. Мама ещё поплачет, когда придёт утром меня будить и с трудом узнает свою дочку в девочке — кожа да кости, — вываливающейся из пижамы фирмы «Халк», которая вдруг стала ей ужасно велика.

Я крутилась и вертелась, запуталась в канареечном платье. Потом оттолкнула его от себя, поморщившись от прикосновения к противному и скользкому материалу. Вдруг в дурацком рукаве-фонарике нащупала… что-то шуршаще-хрустящее… Записка!