За безвременный миг все мы стали нами, знающими о мысленных содержаниях всех наших индивидуальных черепов. Сжатая вечность осознания, плазменное пребывание там, где наш временный отказ от индивидуальности побуждал к немедленному совершенствованию новыми единицами накопленного опыта появившегося при последнем слиянии, может быть, месяцем раньше.

Присутствовал страх и меня удивило, что так мало было гнева, кроме того, что принес я. Мой гнев был воспринят с мягким порицанием, смягченным пониманием того, что я совсем недавно воспринял связующее звено и не имел времени, чтобы внести соответствующие поправки. В противном случае гнев мог быть устранен, подавлен. И, кроме того, я видел, что они также опасаются любой реакции, которая могла бы повлиять на меня, прежде чем утвердится моя новая индивидуальность. Хорошо. С этим я был согласен.

Первым погиб Хинкли, в Библиотеке, Крыло 18. Мы знали, что это произошло в ячейке 17641, где была его частная квартира, потому что всем нам сразу же стали известны его последние впечатления. Он по-прежнему был с нами, но не мог предоставить нам никаких ключей к разгадке мотивов, или личности своего убийцы. Мы все отнеслись по-разному к этой смерти, соответственно своим личным темпераментам, но никто из нас не имел ни малейшего представления о причине убийства и ничего еще не сделал по этому поводу. Что касается тела Лэнджа, моего тела, то оно все еще лежало в викторианской гостиной Коктейль-холла Крыла 19, если старик не сделал с ним что-нибудь.

…И никто не опознал мистера Блэка. Никто и нигде с ним не сталкивался. Я возложил на себя задачу по проведению его поиска, потому что очень скоро должен был получить доступ к необходимому оборудованию.

Дэвис находился в Библиотеке, Крыло 18, присматривая за ячейкой 17641. Он уже позаботился о том, чтобы жилые помещения были объявлены вакантными, а телефоны переключены на автоответчик. Было решено, чтобы он не входил, но продолжал вести наблюдение до тех пор, пока туда не доберется Серафис. Серафис был медиком и мог оформить нужные документы, свидетельствующие о кончине по естественным причинам. Потом тело будет доставлено в похоронное бюро Винкеля и быстро ликвидировано.

Но с Лэнджем была проблема. Только потому, что еще одно выданное Серафисом удостоверение о смерти по естественным причинам выглядело бы странным, появившись из другого Крыла чересчур быстро после Хинкли, да еще после того, как Лэндж только что прошел очень тщательный осмотр и был признан вполне здоровым.

Было решено, что Винкель отправится за телом и, занимаясь им, уничтожит все улики. Он был в состоянии сделать так, чтобы изъятие тела выглядело законным почти для любого, появившегося на сцене. Затем тело должно быть перевезено в Крыло, Которого Нет и, таким образом, изъято из известного существования. Там оно будет заморожено до тех пор, пока мы не решим, как с ним лучше всего распорядиться. Тем временем, мы отправим Лэнджа в отпуск с его места работы и воспользуемся его удостоверением для транспортирования, питания и случайных небольших покупок, чтобы он мог продолжать свое официальное существование. Все возможные улики будут, конечно, собраны для нашего собственного частного расследования убийств. Мы испытывали очень сильный страх. Не могло быть простым совпадением, что двое из нас переместились так, как это выпало на их — нашу долю, а мы были не во состоянии выдвинуть какие-либо предположения по этому поводу, от которых не бросало бы в дрожь. Все попытки оказались, в общем-то, тщетными, и мы решили прервать слияние на время и немедленно перейти к необходимым действиям. Я должен был отправиться в Крыло, Которого Нет, сделать корректировки, требующиеся для постоянного соглашения между Лэнджем и мной.

Я сморгнул тени их мыслей и быстро поднялся. Я прибавил света, сделал несколько пробных шагов, приглядываясь к себе теперь, когда я еще раз стал самим собой. Ну, почти самим собой.

Как я понимал, кто-то стремился истребить всю семью. Повод значения не имел. Хватало того обстоятельства, что жертвами всего двух убийств, совершенных за последнее время, стали члены семьи. Нас здесь не настолько много. Для меня это означало, что тайна, которую мы считали самой сокровенной в Доме, каким-то образом раскрыта, по меньшей мере, частично. Мистер Блэк, безусловно, выжидал, планируя новый удар. Я начну искать его из Крыла, Которого Нет, как только управлюсь там с другим своим делом.

И когда я найду его, то что?

Я отложил решение этого вопроса, по-прежнему не желая обдумывать ответ, к которому подводил меня мой гнев. Потом, потом…

И опять страх… Не только мой ужас при мысли, что смерть может теперь поджидать меня где угодно, но ужас Лэнджа-меня перед частичным самоубийством, которое мы теперь принуждены были совершить. Тебе не следует так к этому относиться, ведь не считаешь же ты удаление шатающегося зуба маленькой смертью. Дело обстояло именно так, и мы должны были отправиться и сделать его немедленно.

Когда я вышел из алькова, размышляя в таком духе, мне припомнилась мелькнувшая у меня как-то мысль о том, что уж если мы способны поступать так с нами самими…

Я не стал возвращаться обратно в Жилую Комнату по пройденному пути, но отправился кружным путем в другом направлении; добрался до медленной, узкой боковой дорожки и некоторое время ехал на ней. Слева от меня тянулась ровная, возвышающаяся перегородка — внутренняя стена здания, покрытая абстрактными узорами, которой не было видно конца. По правую сторону располагались огромные, полуосвещенные кварталы Жилой Комнаты, занимаемые по своему усмотрению отдыхающей публикой.

Я изменил направление, перейдя на другую дорожку, движущуюся под прямым углом к предыдущей, и оглянулся. Позади, в нескольких сотнях ярдов, появилась фигура, которой не было, когда я встал на транспортер. Я переждал минуты две и опять посмотрел в ту сторону. Никуда он не делся и тоже изменил направление. Даже приблизился, потому что шел по дорожке.

Подождав несколько секунд, я тоже пошел. Скорее всего, он был совершенно ни при чем, но в тот момент никакая предосторожность не казалась мне излишней. Я опять сменил дорожки на следующем пересечении, но оборачиваться не стал.

Я видел, что мы двигаемся в направлении достаточно людного участка.

Когда мы проезжали по этому району Жилой Комнаты, я сошел вниз неподалеку от расставленных там мягких диванов, сделал несколько шагов и опять оглянулся.

Да, он был теперь на этой дорожке и смотрел на меня.

Я повернулся, сложил руки на груди и, в свою очередь, уставился на него. Меня окружали десятки людей, беседующих, читающих, перекусывающих, играющих в карты. Я чувствовал себя среди них в полной безопасности. Он, должно быть, тоже пришел к такому выводу, если желал мне зла, так как сразу же отвернулся от меня и проехал мимо. Провожая его взглядом, я почувствовал некоторое удовлетворение, отдавая должное собственной бдительности и находчивости. Но это чувство сразу же испарилось, как только я отвел руки от груди и до меня дошло, что я, сам того не сознавая, расстегнул подмышкой слева застежку на своей куртке и схватился за металлоидный транквилизирующий пистолет, какой носил там каждый из нас. Потом страх в полной мере завладел мной, и я понял, что, на самом деле, он не покидал меня ни на миг. Эмоционально подкошенный, раздувая в себе искру гнева в надежде воспламенить огонь мужества, я двинулся вперед и снова встал на дорожку.

Этот человек все еще был мне виден, далеко впереди. То, что вообще можно было разглядеть, я рассмотрел довольно неплохо. Шатен, волосы до плеч, борода чуть-чуть потемнее. Голубые зеркальные очки, куртка того же цвета и белые штаны до колен.

Голубая вспышка; он оглянулся…

Я пошел к нему, сердце мое тяжело колотилось в груди. Для меня вдруг стало очень важным, даже поважнее собственного страха, выяснить, как он среагирует.

Он отвернулся, постоял неподвижно еще примерно полминуты, потом снова оглянулся. Я продолжал идти, расстояние между нами сокращалось. Когда он во второй раз посмотрел назад, я поднял правую руку и сунул ее внутрь куртки столь популярным в художественной литературе движением человека, хватающегося за смертоносное оружие.